Екатерина Островская - Путешествие по ту сторону Страница 31

– Значит, надежд никаких?

Сергей Николаевич покачал головой.

– У нас только одна надежда – пережить лето. Осенью и зимой здесь бывают дожди. В трехстах метрах русло высохшей реки, к нему подходит множество мелких ручьев и ручейков. Когда начинаются ливни, все русла наполняются водой, река становится бурной, кажется, будто вода в ней не иссякнет никогда. Но дожди заканчиваются через неделю или через две, на месте, где была река, остается месиво глины, а потом ровная высохшая поверхность, изрытая трещинами и трещинками.

– Куда течет эта река?

Сергей Николаевич пожал плечами.

– Этого никто здесь не знает. Куда-то на север, в Казахстан. Хотя, скорее всего, она никуда не течет – заканчивается где-нибудь у холмов огромным глиняным месивом. Но если эта река впадает в более крупную, в Жанадарью, например, то по ней можно уйти далеко. Плохо только, что и Жанадарья тоже никуда не впадает – просто высыхает посреди Кызылкума…

Все ходили на работу, а Верещагин, который едва смог передвигаться, был приставлен к казану. В его задачу входило собирать мусор, щепки, ветки саксаула, корни, а потом разводить костер, поддерживать огонь, кипятить воду и готовить еду из того, что выдавал Матрос. В казан летело все, в том числе консервные банки с остатками тушенки, которую не выскребли охранники, и куски затвердевшей, заплесневелой бараньей колбасы, которая неизвестно где и сколько хранилась.

Матрос был немногословен, хотя и матерился по всякому поводу, а чаще всего без повода. Он ругался, даже когда рядом никого не было, но произносил бранные слова спокойно, с какой-то даже рассудительностью, словно объяснял кому-то невидимому мироустройство, как сам его понимает. Очень скоро Верещагину стало казаться, что с этим человеком можно поладить. К тому же Матрос выделял его среди всех остальных. Не его одного, правда. К Ларисе тоже было особое отношение: ее никто не бил, хотя охранники и замахивались иногда, орали, однако никогда не наказывали за невыполнение плана.

Верещагин рылся в мусорном контейнере в поисках того, что могло гореть. Пластиковые бутылки, но мало, старая ветошь, несколько узбекских журналов и скомканных обрывков газет… Вонь стояла невыносимая, тысячи мух мешали Алексею, а он пытался докопаться до самого дна. Однако дно могло оказаться окаменевшей реликтовой породой, разгрести которую никто не в состоянии. И есть ли смысл до него докапываться? Ну обнаружит ржавые консервные банки и сплющенные алюминиевые из-под пива и колы, и что? Все же Верещагин упорно продолжал разгребать мусор, пока вдруг не натолкнулся на один предмет… Начал вытаскивать его непонятно зачем, понимая, что эта вещь здесь никак не могла пригодиться ни ему, ни кому-то еще…

– Ты что застрял здесь, помоечная душа? – прозвучал голос за спиной. – Если растопку ищешь, меня бы спросил вежливо, я бы дал тебе газетку. А то по твоей милости от мух теперь не отбиться.

Верещагин повернулся и стал слушать, что Матрос скажет еще.

– Ты вообще когда в поле пойдешь? Я, типа того, что не врач, но тебя в момент вылечу. Хочешь попробовать, а?

– Ребра плохо срастаются, – объяснил Верещагин, – дышать трудно.

– Так ты не дыши. Как увидишь меня, сразу молча стой! Зачем тебе ребра? Ты что, тот самый мужик, из которого бабу достали, в смысле, из его ребра бабу сделали? Который Адам, что ли? Зачем тебе ребра, блин? Ты че, баран?

Алексей стоял молча.

– Слушай, а ты вправду, что ли, бизнесмен крутой? – поинтересовался вдруг Матрос.

– Был когда-то, – признался Алексей.

– Вот это ты справедливо заметил – был когда-то. А теперь ты никто, такое же дерьмо, как и все остальные. Небось миллионами ворочал? И где сейчас твои миллионы?

– Мои миллионы в банке, куда ж им деться. Ведь только я могу их оттуда забрать.

– Ты из помойки забери что-нибудь для начала, а потом хвастайся, какой ты крутой! Мухами командуй! – заорал вдруг Матрос.

Повернулся и направился к домику охраны, разговаривая на ходу сам с собой:

– Ишь, миллионер гребаный… Тоже, удивить захотел, миллионы у него!

И Алексей понял: Матрос явно непроходимо туп, иначе отреагировал бы на известие об имеющихся у пленника миллионах несколько иначе.

Начальник охраны зашел за угол домика и присел в тени. Тогда Верещагин снова перегнулся через край мусорного бака и осторожно вытащил со дна заинтересовавший его предмет. Вещь, конечно, абсолютно здесь не нужная, но все же… Он оглянулся и посмотрел на угол домика охраны, а потом быстро засунул найденное под контейнер.

Это был старый велосипедный насос.

Глава 9

В середине июня жара стала и вовсе невыносимой. Уже больше месяца Верещагин шел по утрам со всеми обитателями барака на поле. Беседовать с кем-либо о чем-то уже не хотелось. Потому что темы давно закончились, а повторять одно и то же надоело. Да и приятелей у него здесь не появилось, только Лариса и Сергей Николаевич. Он шел с ними в общем строю, иногда перебрасываясь короткими, в общем-то ненужными фразами. Говорить было тяжело, потому что каждый из них знал, что впереди тяжелый, изматывающий тело и душу день. Рядом брели обреченные на вечную муку люди, повторяя одни и те же фразы.

– Ну вот, теперь до вечера продержаться, – произносилось утром.

– Ну вот, еще день прошел, и бог с ним, – звучало вечером.

Верещагин выходил на работу, обмотав голову рубашкой и прикрывая голый торс лишь пиджаком, а потому у него стали темными от загара лицо и треугольник на груди, а кисти рук были совсем черными. Причем пиджак на теле болтался, словно прежде его носил великан, а потом подарил свою изношенную одежду тощему Алексею. Позади обычно пристраивался старенький кореец Пак с бархатной тюбетейкой на голове. Он почти не знал узбекский и едва ли лучше русский, а потому в основном молчал.

В это утро сразу после завтрака Пак подошел к Верещагину и сказал тихо:

– Ты когда уходить будешь, дочка моя находи… У меня в Ташкенте ресторана была, «Золотой дракона», а Юнус его забрала. Но люди знают, где дочка. Скажи ей, чтобы ходила в банк «Кишлок курилиш». Там работает кореец Сережа Пен, он знает, где все мои деньги я спрятал. Скажи, что пойдешь к дочка. Честная слово говори…

– Обещаю, – кивнул Верещагин, – даю честное слово.

После полудня, когда уже припекало так, что даже стоять было невозможно, сквозь заросли канабиса к Верещагину подошел Сергей Николаевич и протянул ему бархатную тюбетейку со словами:

– Надень. Все же лучше, чем твоя чалма.

– А Пак как же?

– А ему она уже не нужна, его только что нашли мертвым. Лег на землю и умер. Легкая смерть – мечта многих.

К началу июля умерли еще два человека: пожилая русская женщина не проснулась утром, а сорокалетний туркмен потерял сознание в поле. Пока бегали назад к баракам и выпрашивали у Матроса баклажку с водой, мужчина скончался.

Вскоре после этого привезли двух новых рабов – испуганную тридцатилетнюю женщину с дочкой, которой вряд ли было больше двенадцати. И той же ночью охрана увела их в свой домик.

Верещагин смотрел, как обе безропотно следуют за Матросом, очевидно, прекрасно понимая, зачем их ведут. Женщина гладила дочь по голове, пытаясь успокоить, но когда перед ними открылась дверь, закричала именно она. Кричала громко, истошно зовя хоть кого-то на помощь. Оторвать ее пальцы от дверной коробки для Матроса не составило труда, а плачущую девочку в дом затащили два узбека с автоматами на спинах.

– Я каждый раз боюсь, что придут за тобой, – сказал Верещагин Ларисе. – Тогда постараюсь напасть и схватить автомат.

– Такого не будет, – улыбнулась Лариса и погладила его по небритой щеке, – мне они ничего не сделают. Меня Юнус отправил сюда на перевоспитание: для того, чтобы я почувствовала разницу между той жизнью и этой. Скоро он вспомнит обо мне и пришлет машину.

– А как же Маджид Нариманович? Наверняка он ждет твоего звонка из Петербурга.

– Мне кажется, Бачиев ничего уже не ждет, – вздохнула Лариса.

– Все равно меня должны искать, – уверенно произнес Алексей.

Да, хотя прошло уже более двух месяцев, как он попал на плантацию, Верещагин не сомневался, что его ищут. Старший Бачиев наверняка не поверит сыну, что тот потерял гостя где-то по дороге на хлопковые поля. И Регина наверняка волнуется, переживает, и родители с ума сходят. Вполне вероятно, что они уже подключили к поискам посольство и правоохранительные узбекские органы. На последние, впрочем, надежды не много, но ведь возможности Маджида Наримановича огромны, если не безграничны, а потому Верещагин не сомневался, что день, когда их с Ларисой освободят, близок. Освободят, конечно, не только его, но и всех остальных. Алексей думал об этом постоянно и был уверен, что скоро их спасут.

Но все рухнуло в один момент.

Как-то вечером он вышел из барака и, увидев сидящего у домика охраны Матроса, направился к нему.