Патриция Вентворт - Из прошлого Страница 31

В гостиной, куда спустилась мисс Силвер, еще были опущены жалюзи, но уже чувствовалось свежее дуновение ветра. Миссис Тревер листала книгу, но было видно, что книга ее совсем не интересовала. На ней было платье, отвечающее всем причудам последней моды. Возможно, модель была не самая удачная, но вполне сносная по меркам миссис Тревер.

Эстер Филд тоже переоделась. Она облачилась в старое крепдешиновое платье черного цвета. В нем было удобно и прохладно. Надевая его, она думала, что современные обычаи не требуют соблюдения строгого траура, и это хорошо. Она вспомнила, что рассказывала ей свекровь. Когда умер ее отец, она и ее сестры полгода ходили в черных платьях с траурной повязкой, потом еще полгода просто в черном. Только после этого разрешалось добавить что-либо белое и постепенно от черного с белым переходить к серому, и только под окончание траура — к фиолетовым и сиреневым тонам. Теперь же во время траура люди не избегают даже ярких цветов. Однажды она сама видела молодую вдову в красных вельветовых брюках. Старые требования были суровы, но есть же и золотая середина. Если уж происходит такое ужасное событие, как смерть, не стоит бежать в магазин, но не стоит и надевать броских нарядов.

В черном платье Эстер почувствовала себя комфортно. Разговор с мисс Силвер подействовал на нее благотворно. Ей стало легче оттого, что она выговорилась.

Иногда проще излить душу перед посторонним человеком.

Кажется, она не сказала ничего лишнего… Раньше она никогда не говорила о Пене и Айрин, эта тема была запретной. Да и о чем тут говорить? Доброта Пена, поклонение Айрин — вот и все. И вообще, письма, которые хотел опубликовать Элан, могли быть от кого-то другого. Пен постоянно получал письма от женщин, но она знала, что они мало что значили для него. Сказать честно, об Айрин она сначала не подумала, но теперь не могла отделаться от мыслей о ней. Ей все время казалось, что бедная девушка здесь, в комнате, или в любой момент может открыться дверь, и она войдет. Ничего пугающего в этих мыслях не было, лишь тихая печаль, в которую со временем превращается горе. Поддавшись грусти, Эстер постояла у окна, откуда веяло свежестью. Бедная, бедная Айрин, такая красивая, молодая и такая трагическая смерть. Какие бы глупости она ни написала в своих письмах, теперь их никто не прочтет. Когда закончится весь этот ужас с Эланом, она сама разберет бумаги и сожжет письма.

А в затененной гостиной Мейзи Тревер предавалась своему любимому занятию. В лице мисс Силвер она нашла внимательного слушателя и теперь была совершенно счастлива.

Мисс Силвер, набирая петли для первой пары пинеток в тон розовой кофточке, внимательно слушала ее. Достаточно было произнести: «Вы с миссис Филд и леди Кастлтон такие давние друзья», — чтобы открыть ворота шлюза, а через них хлынул ничем не сдерживаемый поток слов.

Теперь, когда Мейзи пустилась в воспоминания о родителях Кармоны, мисс Силвер могла спокойно считать петли.

— Джордж Ли был красивейшим мужчиной! В Кармоне нет ничего особенного, но он был просто неотразим.

Все девушки были в него влюблены, — Мейзи смущенно засмеялась. — И я тоже. Теперь-то уже я могу признаться в этом. Все это было так давно! Но он любил Аделу и ни на кого больше не смотрел, пока она не отвергла его ради Джеффри Кастлтона, который был отличной партией. Ли уехал и с горя женился на Монике. Не знаю, что он после Аделы мог найти в ней. Она, правда, была довольно милой, но ведь Адела была само совершенство!

Мисс Силвер приступила к первому ряду.

— Иногда совершенство подавляет, — заметила мисс Силвер.

Голубые глаза Мейзи Тревер округлились.

— Я никогда об этом не задумывалась, но это вполне возможно. В Аделе, правда, чувствовалась какая-то жесткость. Может, из-за того, что она очень успешна. Все увлекало ее, и она всегда добивалась блестящих результатов. Танцы, теннис, плавание, фехтование — все ей давалось легко! Я вспоминаю, как кто-то сказал… не помню только кто… Дженнифер Рэй или Мери Бонд, а может, Джозефина Карстейрз. Мы все вращались в одном кругу, так что это могла быть любая из них… Только не Эстер, она никогда не говорит плохо о людях… Это кто-то другой… О, так о чем я говорила?

— Что-то насчет леди Кастлтон.

— А, да! Теперь вспомнила, кто это… Джин Элиот…

Она была безумно влюблена в Джорджа Ли и страшно ревновала его к Аделе. Так вот, Джин сказала… не сомневаюсь, это она: «Нельзя увлекаться сразу столькими вещами, да еще так серьезно, и иметь время на обычные человеческие чувства». И до известной степени это правда.

Адела ни с кем не дружила, никем не увлекалась, не влюблялась, как мы все. Просто пользовалась потрясающим успехом, а потом вышла замуж за наиболее подходящего человека. Джеффри был на дипломатической службе, ему прочили большое будущее, но он рано умер. Адела больше и не вышла замуж. Люди ее действительно не интересовали, одни только дела. Во время войны она занимала важный пост, сейчас выступает перед публикой, принимает участие в радиодебатах, и все такое прочее. А из людей, мне кажется, она по-настоящему любила одну только Айрин.

Эстер Филд и Адела Кастлтон вошли в гостиную в тот момент, когда мисс Силвер спросила:

— А кто такая Айрин?

Глава 31

В комнате наступило неловкое молчание. Понятно, что причиной тому было имя Айрин, которое произнесла мисс Силвер. Леди Кастлтон была уже на середине комнаты, когда мисс Силвер, ни капли не смутившись, повторила свой вопрос:

— А кто такая Айрин?

У мисс Силвер всегда была хорошая дикция, но этот вопрос она задала особенно четко. Будь у леди Кастлтон возможность проигнорировать этот вопрос, она бы это сделала. Но такой возможности у нее не было. На мгновение Ацела остановилась и с величайшим достоинством произнесла:

— Миссис Тревер, очевидно, говорила о моей сестре, которая умерла десять лет назад.

Сказав это, она вслед за Эстер Филд направилась к открытым на террасу дверям.

Мейзи Тревер была заметно смущена.

— Мы все так любили ее, — сказала она и тут же заговорила о другом.

Но едва Адела Кастлтон и Эстер Филд переступили порог гостиной и скрылись из виду, мисс Силвер вернулась к затронутой теме. Слегка подавшись вперед, она сказала:

— Надеюсь, я не смутила леди Кастлтон.

Миссис Тревер встрепенулась:

— Аделу смутить не так просто, да и не думаю, что это возможно. Она просто принимает величественный вид и проплывает мимо, как сейчас.

Мисс Силвер рассматривала крохотную сборку, которая была у нее на спицах.

— Люди иногда теряются, неожиданно услышав имя близкого и дорогого им человека. Мне было бы неприятно думать, что я нечаянно растревожила горестную память.

— Конечно, это была ужасная трагедия, — понизив голос, сказала Мейзи Тревер. — Она была так молода и красива, мне кажется, даже красивее Аделы. Мягче и не такая успешная — более человечная.

— Так, значит, она умерла? Какое ужасное горе!

— Она утонула. Говорят, далеко заплыла, и у нее случились судороги.

Мисс Силвер показалось, что на слове «говорят» Мейзи сделала легкий упор, но, впрочем, уверена она в том не была.

Миссис Тревер продолжала болтать:

— Судороги — это так ужасно! Но лучше не говорить на эту тему, как бы не вернулась леди Кастлтон. Она и правда была очень привязана к Айрин. Своих детей у нее не было…

Некоторые женщины так переживают из-за этого. Мне это непонятно, да и Адела, насколько я знаю, не переживала.

У нас с Томом тоже не было детей, но меня это нисколько не огорчает. С детьми столько возни, а когда они становятся взрослыми — это так подчеркивает возраст! А потом, смотрите, чем все это кончается! Они разводятся, ввязываются в эту ужасную политику, а то еще начинают сочинять такие стихи, что сразу видно, они не моются и не бреются! Нет, мне все это было бы ни к чему, праща, ни к чему!

Мисс Силвер не могла не согласиться, что некоторые современные тенденции действительно достойны сожаления. Они от души поговорили на эту тему.

Пеппи Мейбери спустилась в красном платье, таком открытом, что оно едва прикрывало верхнюю часть ее фигуры. Так же вызывающе она была и накрашена: тени вокруг глаз, густо намазанные ресницы, матовая бледность лица, помада в тон платья и ярко-красные ногти. Кармона, встретив ее в холле, обескуражено воскликнула:

— Пеппи!

— Знаю, знаю, что ты скажешь: «Дорогая, иди надень что-нибудь приличное и скромное, не такое яркое!» А я не надену… Ни ради тебя, ни ради кого-то еще! Если завтра меня упрячут в тюрьму, то последний вечер я проведу в свое удовольствие! Вот так!

Сзади появился Джеймс Хардвик. Пеппи послала ему воздушный поцелуй и проследовала в гостиную. Он удивленно поднял брови и взглянул на Кармону:

— Это что? «Давайте пить и веселиться, ибо завтра нас ждет смерть»?

Глаза Кармоны наполнились слезами.