Евгений Сухов - Подставная дочь Страница 31

Я застываю в ожидании признания. Но его не происходит. Напротив, Шишканов вполне резонно отвечает мне, что отпечатки его пальцев в квартире, где проживала Карина, не улика, поскольку квартиру эту он, перед тем как снять, осматривал. И мог при этом дотронуться до люстры, проверяя, хрустальная она или нет…

«А как вы объясните отпечатки ваших пальцев на ноутбуке Карины?» – продолжу я брать его на пушку.

И он опять выдаст мне часть информации, признавшись в том, что бывал на этой квартире неоднократно, принимая от Карины услуги интимного характера, естественно, за определенную плату. Он даже мне скажет, какова такса. Прозвучит весьма цинично.

«Значит, вы все-таки знали Карину?» – спрошу я.

«Знал, – ответит Шишканов и виновато опустит голову. – Но, понимаете, говорить об этом мне было крайне неудобно. Ведь я собираюсь жениться…»

«А еще отпечатки ваших пальцев обнаружены на пожарном ломе, которым был убит Масловский», – скажу я.

И Шишканов, уже уверовавший, что ему вот-вот удастся выкрутиться, воскликнет: «Неправда! Я его вытер…»

Тут он запнется и поймет, что выдал себя. И я восторжествую. Так обычно ловят на слове неопытных преступников в кино. Конечно, было бы хорошо, если бы все было именно так.

Интересно, как там справляется с Шишкановым Володька?

* * *

Коробов позвонил первый:

– Ну что, допросил Шишканова в своем воображении?

– Допросил, – ответил я.

– Вопросы насчет пальчиков на люстре и ноутбуке задавал?

– Задавал.

– И что он тебе ответил? – В голосе Володьки слышалась явная насмешка.

– Он ответил, что отпечатки его пальцев на люстре могли появиться во время осмотра им квартиры, перед тем как ее снять, – ответил я.

– А на ноутбуке?

– А на ноутбуке его отпечатки пальцев тоже не являются уликой преступления, поскольку он бывал на этой квартире на правах клиента. То есть приходил к Карине за сексуальными услугами.

– Все верно, – буркнул Володька, но я не понял, задавал ли он сам Шишканову такие вопросы. – Мне он тоже признался, что знал Карину и пользовался иногда ее услугами.

– А на ломике случайно его отпечатки пальцев не нашлись? – с надеждой спросил я.

– Не нашлись, – коротко ответил Володька. И добавил: – А у тебя неплохо варит голова, когда ты воображаемо допрашиваешь преступника. Из тебя бы получился хороший дознаватель…

– Я знаю, – ответил я без ложной скромности. И нетерпеливо произнес: – Так ты его расколол или нет?

– Расколол, – ответил Коробов, – а как же иначе. Трещал, как грецкий орех!

– Ну и на чем ты его поддел? – поинтересовался я.

– Мы нашли в бумагах Масловского письмо Лиды, – ответил старший следователь Главного следственного управления Коробов. – И на письме обнаружили отпечатки пальцев Шишканова. Не на конверте, конечно, – добавил Володька. – А на самом листочке с текстом. И это явилось подтверждением того, что письмо Шишканов вскрывал. Так что улика это настоящая, не выдуманная… Кроме того, в ноутбуке Карины, взломав ее пароль, мы нашли переписку ее по «агенту» с одной подружкой-коллегой по профессии, некоей Ликой. Карина прямым текстом сообщала ей, что один ее клиент Славик, который «потеет секретарем у одного крупного босса», прочитал письмо дочери этого босса к нему, причем босс ничего до этого не знал о существовании у него «доньки» и никогда ее в глаза не видел. И Славик этот, дескать, хочет ее, Карину, за дочку этого босса выдать, чтобы потом «бабки» из него качать. И Карина у этой Лики совета просит, подписываться ей на это предложение Славика или нет.

– И что ей Лика ответила? – заинтересованно спросил я.

– А Лика ответила, что если Славик не гонит пургу, то дело, конечно же, стоящее. Поскольку получать «бабки», не раздвигая ног перед всякими козлами, просто святое дело. И пока, дескать, еще лохи на свете не перевелись, окучивать их сам Бог велит. И Карина согласилась. А так как Шишканов признался, что знал Карину и являлся ее клиентом, эта переписка Карины с Ликой стала еще одной уликой против него, – заключил Володька и самодовольно добавил: – Ну, он и поплыл…

– Что же он ноутбук с собой не прихватил, когда Карину повесил? – подумал я вслух.

– Ну, Старый, я тебя, кажется, зря похвалил, – хмыкнул Коробов. – Если бы что-нибудь из вещичек индивидуалки пропало, то сам посуди, какое это было бы самоубийство? И потом, компьютер – это основной рабочий инструмент таких, как Карина. После тела, разумеется. И его отсутствие навело бы на мысль об убийстве, чего Шишканов допустить не мог.

– Виноват, товарищ майор, – был вынужден признать я.

– В самом конце допроса я его спросил, зачем ему было все это нужно, – продолжал Володька. – Ведь все вроде бы шло нормально.

– И что он ответил? – спросил я.

– Он ответил буквально так: «Вот именно, что «вроде бы» нормально. Конечно, нормально: я больше пяти лет собирал для Масловского факты, копался в грязном белье его конкурентов и недоброжелателей, готовил доклады и отчеты, находил ему женщин, приносил, подавал… Думаете, он это ценил? Он считал, что все так и должно быть: он барин, а я лакей. Он все время говорил, что придет время и он отблагодарит меня по-царски. Но годы шли, а это время не приходило. Более того, он за мою работу перестал даже говорить «спасибо». Да, я знал Карину, поскольку пользовался ее услугами. Я уговорил ее выдать себя за дочь Масловского, ведь в письме из Клина, которое я прочел, было все необходимое, чтобы поймать Масловского в сети и начать выкачивать у него деньги. Все шло хорошо, пока пятого ночью он не позвонил мне и не спросил про Карину, почему она так неохотно говорит о матери. И добавил: «А может, она и не знает ее?» Он был на взводе и бросил трубку. Шестого июля он словно не замечал меня. А утром седьмого июля, в день конференции, он сказал мне, что хочет поговорить со мной насчет «подставной» дочери. Так прямо и сказал – «подставной». Я понял, что надо избавляться и от Масловского, и от Карины. А что еще мне оставалось делать? Ведь за эту аферу с вытягиванием из него денег Масловский с его связями засадил бы меня в тюрьму лет на пять! Мне просто нужно было заставить его молчать…» Тогда я спросил его: «Поэтому-то вы и ударили его ломом два раза, проломив во второй раз череп почти насквозь?» И он ответил, что уже не помнит, как все это происходило. «И Карину вы тоже хотели заставить молчать?» – задал я ему последний вопрос. Но он на него не ответил. И когда я приказал его увести, он обернулся и печально проговорил: «Я был лучшим секретарем во всей Москве».

– М-да-а, – протянул я. – Вот тебе и лучший секретарь.

– Все, это дело закрыто! – закруглился Володька.

– Поздравляю, – искренне произнес я и вкрадчиво добавил: – Теперь только одно осталось.

– Что еще? – В Володькином голосе прозвучала неподдельная тревога.

– Дать мне интервью по этому делу.

– Не могу, – ответил Коробов, – не уполномочен. И потом, для чего это тебе нужно?

– Мне это нужно, чтобы завершить передачу.

– До суда над Шишкановым – никакого интервью, – твердо произнес старший следователь Главного следственного управления. – Иначе меня начальство живьем съест.

– Тогда я буду вынужден сам озвучить твои слова, – сказал я. – Я не могу столько ждать, вернее, моя телекомпания столько ждать не может, так как передача должна выйти в установленные моим шефом сроки. И если я их сорву, то уже мое начальство съест меня живьем.

– А тут ты волен делать все, что считаешь нужным, – смилостивился Володька. – Только про меня помалкивай.

– Обижаешь, начальник, – заявил я. – Я никогда не разглашаю источники своей информации.

– Тогда отбой, – сказал Коробов.

– Отбой, – ответил я…

Ирина на сей раз пришла не поздно. Меня это обрадовало. В последнее время я очень к ней привязался и расставания на два часа воспринимал как мучительную разлуку.

– А почему все дома? – спросила она.

Получилось это у нее так по-домашнему, словно мы с ней были уже единой семьей. Может, и правда пора стать настоящей семьей? Мне тридцать лет. Идет четвертый десяток. Ей двадцать. Скоро будет.

Ирку я люблю. И понимаю. И она меня понимает с полуслова. Имеются общие интересы, что для отношений между мужчиной и женщиной весьма немаловажно… Ирка помимо прочего еще и хороший друг. Какого рожна еще мне надо?

– Потому что все дела закончены, – сказал я, глядя ей прямо в глаза.

– Так это Шишканов оказался главным злодеем? – спросила Ирина.

– Он, – ответил я, не отводя от нее взгляда.

– И он во всем сознался?

– Сознался. Попробовал бы он не сознаться Володьке Коробову.

– Это хорошо, – кивнула Ирина. – Я рада и за него, и за тебя. – Она села рядом со мной и поцеловала меня в щеку.

Мне приятно и спокойно.

Я хочу, чтобы так было всегда?

Хочу.

Ну, и все тогда… Вопрос с повестки снят.