Анна Данилова - Убийство в соль минор Страница 31

Теперь уже Сережа вообще говорил так тихо, что мы с Еремой едва могли разобрать его слова.

— Она сказала, что будет рада увидеть тебя. Но, думаю, она не очень-то нам и поверила…

За спиной Сережи отворилась калитка, и я увидела невысокую темноволосую женщину в черных брюках и длинной вязаной кофте голубого цвета. Она смотрела на меня, не мигая, всматриваясь в мое лицо. И я увидела, как глаза ее наполняются слезами.

— Господи, благодарю тебя, — прошептала она, сделала несколько шагов по направлению ко мне, а потом распахнула объятия и осторожно, словно у нее были не руки, а крылья, обняла меня и прижала к себе. Я почувствовала слабый запах духов и мыла, исходящий от этой женщины.

Неужели она — моя мать? Бред какой-то!

Она вдруг отпрянула от меня, склонила голову набок:

— Просто не верится. Рита…

— Зоя Петровна, это Валя, — сказал Сергей. У него при этом было такое лицо, словно он разжевал горькую таблетку.

— Да я все понимаю. Ладно, пойдемте в дом. Холодно же. А это кто? — Она вдруг оглянулась на Ерему, в нерешительности стоящего рядом.

— Это мой брат, — произнес Сергей, и меня словно током стукнуло. Невероятно!

Мы вошли во двор, где под дождем мокли голые кусты сирени, черные земляные прямоугольники клумб, узкая асфальтовая дорожка, ведущая к высокому деревянному крыльцу.

Дом был добротный, такого же голубого тона, как и кофта хозяйки. Видимо, это был ее любимый цвет.

В доме было тепло от газовой печи. Хозяйка посадила нас в комнате за стол, на котором стояла фарфоровая ваза с яблоками.

Зоя Петровна села напротив меня, вытянула вперед руки, чтобы взять меня за руки, словно проверяя, не призрак ли я, теплая ли моя плоть. И все это время, не отрываясь, смотрела на меня, слегка покачивая головой.

— Здесь и документы-то никакие не нужны, — наконец проговорила она. — Одно лицо.

Наконец она встряхнулась, выпрямилась и улыбнулась.

— Вы даже не представляете себе, как долго я ждала этого дня! — Брови ее взлетели, а взгляд потеплел. — Столько лет храню эту тайну. Чужую тайну.

Лена Соленая — моя близкая подруга. Да, она умерла, но все равно я всегда думаю о ней так, как если бы она была жива. Мы жили по соседству, многое было пережито, мы всегда делились друг с другом, помогали друг дружке. Я-то была замужем, мой муж умер всего два года назад, а вот Леночка жила одна. Вернее, без мужа.

Я увидела ее впервые примерно в тысяча девятьсот восемьдесят первом году, когда она купила вон тот дом, видите, за березой, мои окна как раз смотрят на окна ее кухни. Она женщина была городская, красивая, загадочная какая-то. Я знала, что она окончила педагогический институт, что работает директором детского дома. Первые годы вместе с ней жила ее мать, Ксения Леонидовна, воспитывала дочку Лены, Риточку.

Я посмотрела на Сережу, и мне показалось, что он нисколько не удивлен тем, что сказала Зоя Петровна.

— Значит, Рита Соленая — это дочка Елены? — спросила я, чувствуя, как по спине моей побежали мурашки.

— Да, Риточка ее дочка. Говорю же вы с ней — одно лицо!

— Но почему мы с ней — одно лицо? — Я все еще гнала от себя мысль, что мадам Коблер является моей матерью, покойной матерью!

— Все по порядку. Лена много работала, она почти жила в детском доме, но дочку свою, Риточку, любила безумно и, когда возвращалась домой, всегда привозила полные сумки подарков. Она считала, что Риточка и так растет в любви и ласке, а вот в детском доме много сирот, никому не нужных, брошенных детишек, которые нуждаются в материнской любви. Ксения Леонидовна была прекрасной бабушкой, много занималась с девочкой, учила ее с трех лет языкам, читала ей много. Это я к тому, чтобы как-то оправдать, что ли, Лену. Правда, она была очень занятым человеком, постоянно пропадала в своем детском доме, очень переживала за детишек, следила за их судьбами даже после того, как они покидали дом и переводились в интернат.

— А кто был отцом Риты? — спросил Сергей.

— Вот уж чего не знаю, того не знаю. Лена мне многое о себе рассказывала, из детства, о своей семье, знаю, что ее родители были военными хирургами, работали в военном госпитале. А бабушка ее была актрисой, они вообще все родом из Севастополя. Но вот от кого она родила Риточку — она мне так и не сказала. Но то, что отец у девочки был, что знал о ее существовании и помогал ей, это я знаю точно. Время от времени Лена привозила большие коробки с подарками от отца, как я понимаю. Она тогда приезжала на такси, грустная, заплаканная, от нее пахло хорошими духами и даже вином, знаете, как после свидания. В коробках были нарядные детские вещи, шоколад, какие-то консервы, фрукты. Все дорогое, в красивых упаковках. Предполагаю, что она все эти годы, вплоть до самой смерти, поддерживала отношения с этим мужчиной, но здесь, в этом доме, он не появлялся, это точно, иначе я бы знала. Ксения Леонидовна тоже не знала, кто отец Риточки, сказала мне только однажды, что он, судя по поступкам, хороший человек, да только женатый. Думаю, какой-нибудь чиновник из администрации. Уверена, что он и детскому дому помогал, потому что Лена часто рассказывала о том, что «кто-то там, из администрации», подарил детскому дому пианино и аккордеоны, ковры, компьютеры, да много чего! И потом, когда Ксения Леонидовна умерла (царство ей небесное!), Риточку забрали в город, как я поняла, ее воспитывала какая-то няня, тоже, думаю, вариант помощи отца. Но что-то там не заладилось, и Лена вернула Риточку домой. Рано утром они с дочкой уезжали на автобусе в город, Лена отводила девочку в детский садик, расположенный неподалеку от детского дома, где она работала, а после работы они вместе возвращались домой. Потом, когда Риточке исполнилось семь лет, Лена записала ее в английскую школу. И здесь, я думаю, приложил свою руку отец. К тому времени у Лены уже была своя машина, и она рано утром уезжала с Риточкой в город. И так бы все и продолжалось, если бы однажды не случилась трагедия. Послушайте, может, чаю?

Я оторопело уставилась на нее. Какой чай? Я была как натянутая пружина, у меня от волнения все в горле пересохло, а она — чай!

— Да, можно чай, — сказал Сергей. — Или кофе.

— Ну, кофе у меня только растворимый, я не кофеманка какая-нибудь, не умею правильно его варить, а потому держу для гостей. Зато у меня есть свежее молоко, кипяченое, правда, но я всегда кипячу молоко.

Видно было, что Зоя Петровна немного успокоилась и даже повеселела.

— Валечка, Валюша. — Она с нежностью посмотрела на меня и всхлипнула. — Вот беда…

Она принесла чаю, домашних лепешек, варенья и теплого молока.

— Зоя Петровна, пожалуйста, не томите уже, — не выдержала я. — Что за трагедия случилась?

— А то и случилось, Валечка, что Рита, когда ей исполнилось двенадцать, влюбилась в парня и сбежала с ним из дома. Разве это не трагедия? И больше уже Лена ее никогда не увидела! Вот!

Сказала как выстрелила.

— В двенадцать? Но почему? С кем?

— Никто ничего не знает до сих пор. Вот как в воду канула. Ее искали. Нашлись свидетели, которые видели их, когда они садились в московский поезд. Но тот поезд был какой-то несчастливый. Там женщина одна умерла, молодая, беременная. У нее внутреннее кровотечение началось. Словом, не успели спасти. И проводница пропала. Потом, правда, ее нашли. Вернее, ее труп. На насыпи. Кто-то убил ее. Может, муж той беременной, есть свидетели, которые якобы видели ссору между ошалевшим от горя мужем женщины и проводницей. Вроде бы она слишком поздно сообщила начальнику поезда об умирающей женщине. Я сама лично читала про это в газете, но чем все это закончилось, я так и не узнала. Так вот, больше про Риту мы с Леной не слышали. Она как в воду канула. Я знаю, что ее искали, долго и упорно. Думаю, что и папаша ее подключился, Лена постоянно с кем-то созванивалась, куда-то ездила, вернее, не куда-то, а точно знаю куда — в морги на опознания. Возвращалась белая, полумертвая и всегда говорила одно и то же, к счастью: не она.

А примерно через полгода она рассказала мне, как на крыльцо детского дома кто-то подкинул маленькую девочку. Такую хорошенькую! Она сказала еще, что хочет удочерить ее. Но потом передумала. Сказала, что это ответственность большая. Что она Риту упустила и что боится, что снова недоглядит. Но девочку эту она очень любила, баловала ее, часто сюда, к себе домой, забирала. Тебя, Валечка. Вот как сердцем чувствовала, что кровиночка ты ее!

— Вы действительно считаете, что я — дочка Риты Соленой? — усмехнулась я. — Но как такое возможно?

— Знаешь что, моя дорогая девочка, никто бы никогда и не подумал, что у Риты, школьницы, родилась дочь. Будь ей хотя бы пятнадцать-семнадцать, Лена бы и сама предположила, что ребеночек на ступенях детского дома — подарочек сбежавшей дочурки, типа в подоле принесла. Да разве ж могло нам с ней тогда прийти в голову, что этот ребенок рожден тоже, по сути, ребенком?