Марина Серова - Угнать за 30 секунд Страница 31

– В их положении следовало бы давно все рассказать. Гниды! – рявкнул Кешолава.

– Не, ну это понятно. Так их брать, значит?

– Само собой. Но лучше сделать это не на открытом воздухе. Подождите, пока они куда-нибудь зайдут. А то на улице еще удерут. Темно уже.

– Да, верно. Я понял, Теймураз Вахтангович. Думаю, что все будет нормально.

– У тебя с собой сколько людей?

– Трое. Если считать со мной – четверо.

– Хватит?

– Да что они, спецназ ФСБ, что ли? Обыкновенные мелкие уголовники, «Васьки». Возьмем!

– Ну ладно, ладно. Ты смотри, это самое… не проколись, Бизон. Потому что если и на этот раз их упустишь, то нам с тобой головы не сносить, понятно?

– Да понятно, что уж там… – отозвался Бессонов. – Выходят!

– Они?

– Да, из троллейбуса. Теперь входят!

– Обратно в троллейбус, что ли?

– Да в какой троллейбус?! В кабак в какой-то. Ага, кафе «Брудершафт» называется.

Максим Максимыч и Микиша проявили неожиданную пунктуальность. Честно говоря, если вообще можно радоваться в такой ситуации, в какой очутилась я, да еще радоваться приходу людей, вымогающих деньги, – так это была именно та ситуация. Филипп довел меня буквально до изнеможения своими круглыми витиеватыми рассказами о жизни и творчестве представителей высокого искусства. Наверное, от удара бильярдным шаром что-то сдвинулось в его голове, и он понес окончательную околесицу, хотя еще пару дней назад в его речи прослеживалось что-то не лишенное живого интереса. Теперь же Филипп окончательно перешел на платформу неимоверного занудства.

Максим Максимыч и Микиша были грустны. Вид у них, что и говорить, был помятый, особенно это касалось последнего. Кораблев же, видимо, на кредитованные мною деньги приобрел себе приличный костюм-тройку взамен того рванья, в коем пожаловал к нам с тетей в гости. Теперь он хотя бы относительно соответствовал своему прозвищу. Впрочем, о каком соответствии можно было говорить, если я знала, что вор Костюмчик – вовсе не вор-автоугонщик и весь его рассказ был искусно сотканной сетью обмана, цель которого еще не прояснилась для меня окончательно.

Микиша выглядел совершенно подавленным. Лицо его вытянулось, и он напоминал усталую, плохо кормленную лошадь. По всей видимости, моими деньгами распорядились только в пользу одного Максима Максимыча.

Во мне неожиданно шевельнулась жалость к неуклюжему парню. Однако, вспомнив о тетушке и о затребованных от меня пятнадцати тысячах, я ожесточилась. Что?! Я же еще их и жалею? Снова наступаю на одни и те же грабли? Ну уж дудки!

Микиша и Максим Максимыч подошли к барной стойке, уселись и принялись оттуда осматривать зал. По мне они прокатились быстрым взглядом, по всей видимости, и не заподозрив в раскосой девице Женю Охотникову. Или сделали вид, что не заподозрили? Мало ли что они еще захотят выкинуть…

– А в Париже я слушал Александру Марк, когда она пела Турандот… – вещал Филипп, кажется, не обращая внимания на то, что я совершенно его не слушаю. Есть у него такая манера: упиваться собственными речами. С другой стороны, сейчас это было очень хорошо, потому что он не отвлекал меня от моих мыслей и не ждал ответных ремарок по той или иной высокоумной и еще более высокозанудной теме.

Тем временем Костюмчик и Микиша, кажется, приходили в волнение. Они крутили головами, а Костюмчик крупными глотками пил заказанный им коктейль. Микише, как бедному родственнику, по традиции ничего не досталось.

Я не спешила. Я выжидала. Наблюдала. В конце концов, пять минут ничего не изменят, а мне нужно было прощупать своих противников на расстоянии: чем они дышат, на что рассчитывают, в каком психологическом состоянии находятся. Следовало учитывать и то, что они вполне могли работать на публику, предугадывая тот вариант, что за ними наблюдают. Профессионалы как-никак…

Звякнул колокольчик, свидетельствуя о том, что в кафе вошли новые посетители. Я встала и, не обращая внимания на Филиппа и его широко раскрытые от изумления глаза, – я покинула столик как раз посреди длинного пассажа о красотах колоратурного сопрано какой-то оперной певицы из Будапештской оперы, – направилась к стойке. До меня долетели слова Микиши: «А что, если она не придет?» и быстрый кораблевский ответ: «Да куда ж она денется, когда разденется!» Хм, странно – в голосе любезного братца-перевертыша звучала нерешительность. Быть может, тонким своим чутьем волка Максим Максимыч почуял, что все может сложиться не так, как он себе расписал?

Я, подходя уже к стойке, открыла было рот, чтобы заговорить с ним, но тут кто-то весьма небрежно отодвинул меня в сторону, и к Максиму Максимычу и Микише, беря их в кольцо, приблизились трое мужчин. В одном из них я с удивлением узнала Бизона-Бессонова, двое других также были мне знакомы: как раз эти амбалы вели меня под руки к машине Кешолавы, когда выудили по дороге из театра. Кстати, и Филипп тут, быть может, он тоже узнает своих обидчиков. Все-таки бильярдным шаром по лбу – это не опахалом по кончику носа.

Правда, Филипп, кажется, их не узнал. А вот Микиша и Костюмчик отреагировали сразу, и, судя по их исказившимся лицам, встреча эта едва ли была желанной.

– Бери их, парни! – резко скомандовал Бизон.

Двое громил ринулись к стойке, Костюмчик резко отпрянул и, схватив в руки круглую тумбу, на которой сидел, вскинул ее над головой и швырнул в кешолавовских амбалов. Те уклонились, тумба пролетела через весь небольшой зал кафе и угодила… ну надо же, в Филиппа, спокойно сидевшего за столиком. Бедняга! Ему решительно не шли на пользу малейшие контакты с ребятами Теймураза Вахтанговича.

– Ну ни хрена себе! – рявкнул Костюмчик.

– Это она, твоя сеструха, навела! – пропищал Микиша. – Вот сучка! Больше некому…

– Потом р-р-разберемся! – прорычал Максим Максимыч.

Он попытался проскользнуть меж двух амбалов, но те схватили его, а подбежавший Бизон несколько раз наотмашь врезал Кораблеву по лицу. Голова Максима Максимыча болтнулась, как у китайского болванчика. Микиша же сам собой рыхло оседал возле стойки.

Я смотрела на разворачивающееся действо, не трогаясь с места. Честно говоря, силы сторон, встретившихся в трактирной баталии, были столь неоднозначны, что я не знала, за кого вступиться. И потому предпочла строгий нейтралитет.

«Бьют их, как щенков, – отметила я про себя некоторую беспомощность парочки Кораблев и К°. – Что-то не спешат ребята проявлять свою спецназовскую прыть».

Однако с выводами я поторопилась. Получив по физиономии, Максим Максимыч, которого держали двое молодцов Кешолавы, оттолкнулся ногами от пола, повиснув на своих конвоирах, с силой ударил Бизона сомкнутыми ступнями в грудь. Бессонов, явно не ожидавший такой резвости от Костюмчика, полетел на пол.

Немногочисленные посетители кафе – а их, помимо участников драки, а также меня, стоявшей поблизости от эпицентра событий, и Филиппа, по-прежнему пребывающего за столиком в состоянии грогги, было человек пять – синхронно повскакивали со своих мест. А потом с такой же единовременностью, какой позавидовали бы спортсменки из нашей команды по синхронному плаванию, попадали на пол. Ничего удивительного – в руках Бессонова появился пистолет, который он направил на Костюмчика.

Тут я поняла, что время вмешаться. Если не из родственных чувств и вопросов человеколюбия, то, по крайней мере, из благоразумия: ведь перестреляй сейчас Бессонов славную парочку моих «племянников», где я стану искать тетушку Милу? А ведь она у них. Иначе что ж они требовали денег?

Впрочем, все вышеизложенное мелькнуло в мозгу в какие-то доли секунды. Я широко шагнула вперед и ногой выбила пистолет из руки Бессонова.

Ну что же, теперь его гнев должен был обратиться на меня. Я не стала ждать, пока это произойдет, а в полном соответствии с принципом, что лучшая оборона – это атака, оттолкнула Бессонова к стойке бара и, поддев упавший на пол пистолет кончиком туфли, подкинула и поймала его на лету.

– Ах ты, шалава! – рявкнул явно не ожидавший нападения Бизон, размазываясь тем временем по стойке и едва устояв на ногах.

– Вы забыли добавить слог «ке – «, – вежливо сказала я. – Кстати, я вас, юноша, переоценила: пистолет, которым вы только что угрожали, даже не снят с предохранителя.

– Зато у меня снят, – сказал один из парнишек, державших Максима Максимыча, рванул пиджак и с весьма похвальной быстротой выхватил ствол из кармана. Нехорошая это привычка – держать заряженный пистолет в кармане собственной одежды, как говорил еще профессор Мориарти незабвенному Шерлоку Холмсу.

– Пляши, детка!

Фраза была адресована мне, и мне же адресовались несколько пуль, вошедших в пол у моих ног. Разумеется, я конвульсивно подскочила в соответствии с тем количеством выстрелов, что испортили пол в баре «Брудершафт».