Иван Любенко - Босиком по 90-м Страница 31

Я всегда с интересом наблюдал как Софи Лорен, точно испуганная сойка, выпархивала из кабинета № 8 и спешила в школу. А вечером к любимой жене приезжал муж на «Жигулях» пятой модели. Радостная и улыбчивая, она прыгала на соседнее сиденье, целовала суженого в небритую щёку, и они неслись домой – к уюту, теплу и детям. О её тайной связи я узнал ещё в 1986 году (за два года до начала моей учительской карьеры), когда, окончив институт, перед армией подрабатывал на «Кудеснике»» грузчиком. Ковры, коврики и дорожки я таскал недолго. Прошло всего четыре месяца, как смешливая девушка-почтальон принесла в мой дом повестку из военкомата. По не писанному правилу, я купил водки, закуски и накрыл стол в каптёрке. Грузчики пригласили и инженера по технике безопасности. В разгар застолья в окне мелькнула уже знакомая нам фигура учительницы. Бывший мент выпил стакан водки, демонстративно поправил ремень и, ничуть не стесняясь, повёл любовницу в кабинет с цифрой «8». Она шествовала по коридору мимо нашей открытой двери и даже не отводила в сторону глаза. Я старался рассмотреть её, запомнить и залезть к ней в душу, чтобы понять, зачем она изменяет мужу. В тот вечер я ужасно расстроился. Я ставил себя на место её рогатого супружника и злился, злился, злился… А как было мне не злиться, если всего через неделю я уходил в армию и на полтора года бросал молодую и красивую жену – объект зависти моих сверстников. «Кто знает, – ворочались в голове тревожные мысли, – дождётся ли?».

И вот прошло почти два года. Я вернулся домой, и меня приняли учителем в ту же самую школу. Каково же было моё удивление, когда я понял, что в жизни Софи Лорен ничего не изменилось: в свободные «окна», накинув на плечи норковую шубку, она образцово-показательно переходила дорогу на светофоре и скрывалась в проходной фабрики, чтобы потом через сорок пять минут бежать обратно. Её заботливый муж так и въезжал в школьный двор каждый вечер и ждал её под тем же старым тополем. Он чинил машины и неплохо зарабатывал. Во всяком случае, за ней всегда следовал ароматный шлейф «Climat» или «Chanel № 5».

Роман с бывшим гаишником был не единственным грехом преподавательницы физики. В тот год она выпускала одиннадцатый класс. Училась у неё девчонка мужиковатого вида. Стриглась коротко, огрызалась со всеми подряд, курила «Bond» и выступала за женскую сборную города по футболу. Однажды я дежурил на школьном вечере и по окончании танцев проверял, все ли кабинеты закрыты. Дойдя до класса Софи Лорен, сильно потянул на себя дверь. Замок не удержался, и обе створки открылись. Два полуобнажённых женских тела застыли в жарком поцелуе. Учительница и ученица. Я поспешно ретировался… В день моего увольнения из школы, во время импровизированного сабантуя, Софи Лорен склонилась над моим ухом и, касаясь его губами, шепнула: «Спасибо, золотце, за молчание». Но минуло уже четыре года. Говорят, соблазнительница до сих пор учит детей законам движения материи и правильно переходит дорогу по «зебре» на зелёный свет. Влюблённую в неё ученицу я видел в окошке для приёма передач следственного изолятора, когда вместе с Аликом носил «гостинцы» его недавним сокамерникам. Бывшая школьница-футболистка, облачённая в пятнистую форму, крыла матом нерасторопных мам и бабушек, забывших отломать фильтры от сигарет для сидельцев.

Пейджер пропищал в назначенное время. До рассвета оставалось совсем немного времени, а я уже шагал по улице Пушкина к МТС. Где-то там, на востоке, начинала заниматься заря, и небо, уже не чёрное, а тёмно-синее, понемногу принимало голубой цвет. Ночью прошёл короткий дождь, и от сонных деревьев пахло сыростью. В некоторых домах зажглись окна – обитатели многоэтажек собирались на работу. Жёны готовили завтрак, мужья брились, а дети, ещё сонные, нехотя поднимались с кроватей. От этих мыслей тоска защемила сердце. Ведь сейчас и моя жена, почти не глядя, заплетает дочери косу. В коридоре тускло светит лампочка, а на кухне свистит чайник. Только вот без меня они чай, наверняка, заваривают неправильно: не обдают кипятком чайник, и, засыпав заварку, не наливают самую малость воды и не ждут, пока чайная масса впитает в себя горячую влагу, чтобы через минуту долить кипяток доверху. Небось, торопятся как всегда, спешат…. Зато теперь никто не оставляет в ванной уродливо выдавленный тюбик от зубной пасты, не бросает под кровать носки и не ставит как попало обувь в прихожей. Теперь всё чинно. Везде чистота и порядок…Я обжёг пальцы, докурив сигарету до самого фильтра.

На углу, у здания междугородки, стояла одинокая девушка. В её фигуре, в необычной манере смотреть на окружающий мир свысока, я заметил знакомые, хотя и неузнаваемые до конца черты.

– Здравствуйте, Валерий Валерьевич, – тихо вымолвила она, и, загадочно улыбнувшись, спросила: – Не узнали?

– Честно говоря, припоминаю, но смутно…

– Вы преподавали мне мировую художественную культуру, а потом папу перевели служить в Мурманск, и я уехала. Помните 11 «Б»?

– А! Ну да, – соврал я, силясь вспомнить имя юной Афродиты.

– Я Лика…

– Да-да, конечно. Ты сильно изменилась, повзрослела.

– А вы – нет, или почти нет. Только глаза у вас стали грустные.

– Это оттого, что не спал.

– Я знаю. Я почти всё про вас знаю. И про то, что вы от жены ушли – тоже знаю.

– Да? И откуда?

– Но вы же заказываете телефонные разговоры с Кипром, Якутском, Новосибирском, и пока идёт соединение, мне слышно, о чём вы говорите с вашим Аликом. Господи, какой же он бабник!

– Вот как? А разговоры по телефону тоже слушаешь?

– Раньше слушала, но потом перестала. Всё равно мне в них ничего не понять: офшор, инвойсы, «тушка», хендлинг, чукчи, керосин – неинтересно. – Она посмотрела на меня внимательно и, слегка краснея, спросила: – А поедемте к вам? До прибытия самолёта ещё есть время. Угостите меня турецким чаем, который вы привезли из Стамбула, а потом и в аэропорт успеете. А я у вас останусь. Буду ждать…тебя.

– То есть ты готова ехать в берлогу одинокого мужчины?

– Я в вас…в тебя, – она опустила глаза, – ещё в школе влюбилась и всё мечтала встретиться. А потом, когда на переговорный пункт попала, сразу даже и не поверила, что нашла…тебя.

Я не знал, что сказать и закурил сигарету. Молчание становилось неловким, и я выдавил из себя:

– Значит, мы на «ты»?

– Конечно! – улыбнулась Лика. – Поедем, я омлет приготовлю.

– Но у меня и молока нет в холодильнике, а магазины ещё закрыты, – пробормотал я и тут же понял, насколько глупо прозвучало моё оправдание.

– Ничего, можно и на воде.

Я курил, молчал, смотрел вниз и стеснялся поднять глаза. «А ноги у неё красивые, – невольно пронеслось в голове, – молодая, лет девятнадцать… и фигура, что надо!».

…В аэропорт я не попал. Позвонил Алику и сказал, что заболел. А «болели» мы с Ликой два дня – до следующего её ночного дежурства.

Глава 19

Греческое общество

Весна в Красноленинске правила бал. Вся Ташла, точно юная дама, оделась в белоснежный наряд – цвели абрикос и яблони. На улицах пахло сиренью и свежей, уже пробившейся, зелёной травой.

Лика почти не расставалась со мной. Её родители так и жили в Мурманске, а здесь она осталась на попечении бабушки. Наивная старушка верила, что внучка часто ночует у подруги.

Рейсы из Якутска выполнялись два раза в неделю. У жителей этого холодного края начинались большие отпуска, и уже с мая они спешили на юг. В Ларнаку и Стамбул ходили полные чартеры. Оказалось, что в Турции довольно много студентов из Якутска, и они тоже стали нашими пассажирами.

Я, как представитель кипрского отделения «British Petroleum», заключил договора с авиакомпаниями кавказского региона, и на счёт офшора потекли комиссионные, сначала едва заметными ручейками, а потом и небольшой речонкой. На эти бонусы мы взяли в аренду двухэтажный коттедж в Ларнаке, стоящий всего в пятистах метрах от пляжа. Киприоты полностью снабдили дом всем необходимым, включая столовые приборы и постельное бельё. Два раза в неделю приходила горничная и наводила порядок. К концу года я рассчитывал выкупить этот домик с мангалом, крошечной лужайкой и навесом для автомобиля. Жильё не простаивало, а приносило доход. В Красноленинске мы продавали недельный тур парочкам, которые не хотели афишировать свои отношения. В самолёте они летели порознь, а в аэропорту Ларнаки их встречал Вячик и сопровождал до особняка на арендованной машине. Обратно они вновь возвращались отдельно, и случайные знакомые, оказавшиеся в самолёте, никоим образом не могли их заподозрить в адюльтере.

Местное греческое общество обратилось к нам с просьбой вывезти делегацию из ста человек в Ларнаку на фестиваль национального танца. Оплатить рейс в оба конца они не могли и внесли только половину суммы, остальное, по словам председателя, возглавлявшего ещё и строительную компанию, должны были добавить киприоты.