Влада Ольховская - Коллекционер ночных бабочек Страница 31

– Нет, только их.

– Вот и хорошо. Будем вырезать угрозу, пока она не распространилась! Пусть их отпустят из отделения, не пытайся препятствовать этому. Скорее всего, пару дней они возьмут на передышку и пересмотр своих планов. Закончить мы им не дадим. В эти пару дней нужно будет устранить их.

– То есть окончательно?

– А тебя это смущает? – усмехнулся Федор. – Да, окончательно и бесповоротно. Выбери условия, когда это проще всего сделать. Если рядом окажутся свидетели, убирай и свидетелей. Но желательно поменьше и так, чтобы это не указывало на нас! Ты меня понял?

– Да, отец.

– Вот и отлично. А исполнять ты умеешь, я знаю. Рассчитываю на тебя!

Видел одно отделение российской полиции – считай, что видел все. Меняется планировка, но основные элементы те же. Сальери давно не испытывал перед этим местом страха, а уж священного трепета и вовсе не было. Тем более что внимание полиции он привлекал неоднократно – то за драку, то за пьяное вождение, то за дебош. Отпускали всегда, пускай и неохотно.

Да и теперь отпустят. Состава преступления как такового нет. Между моментом, когда соседи заметили их вход в квартиру, и приездом полиции прошло слишком мало времени. Они чисто физически не смогли бы учинить такой погром внутри! И при обыске у них ничего не нашли.

Поэтому выход отсюда – вопрос времени. Сальери это понимал, Марк, судя по невозмутимому виду, тоже.

Однако удержаться от иронии этот проклятый немец не мог:

– Тебе вот надо было вломиться в квартиру, да?

– А мы не затем туда приехали?

– Нет, мы приехали поговорить с соседями! А теперь что? Даже если внутри оставались отпечатки того, кто на самом деле устроил это, мы их благополучно стерли.

Да какие могли быть отпечатки?! Там кто-то действовал нагло, скорее всего, перчатки он надеть додумался!

– Не помню, чтобы ты кричал и отбивался, когда я тебя в квартиру звал!

– Если бы я кричал и отбивался, соседи бы вылезли еще раньше! А так был шанс, что нас не заметят…

– Был да сплыл! Заметили. Ну и что такого? Что за вечный пессимизм? Не представляю, как тебя Викита терпит!

– Тебе и не нужно этого представлять!

В то время, когда у них имелась общая задача, выносить Марка было просто. Да не просто выносить – как приятеля воспринимать, раз уж он один искренне хотел помочь в расследовании. Но в такие моменты Сальери вспоминал, как они познакомились, и общаться с ним уже не хотелось.

Нельзя сказать, что он окончательно смирился с потерей жены. Просто отложил этот вопрос из-за ситуации с Кариной. Но не отказался ведь!

Марк, скорее всего, это понимал…

– Может, угомонишься уже? – тихо произнес он. – Она со мной – и счастлива. Точка.

Да, с этим не поспоришь. Сальери, при всей уверенности в себе, был вынужден признать, что рядом с этим недофашистом Вика расцвела. Она и раньше-то «серой мышкой» не была, но теперь чувствовалось, как она тянется к нему, как наслаждается каждым моментом. Раньше такого не было. В предыдущие годы их совместной жизни Сальери, видевший ее только по вечерам после рабочего дня, считал жену вечно уставшей скучной карьеристкой.

Поворотный момент случился, когда она столкнулась с реальной опасностью – с тем психопатом, что охотился на нее осенью. И выжила! Это буквально открыло Алессандро глаза. Он вдруг увидел, что рядом с ним не неврастеничка, а сильная, умеющая рисковать девушка.

Которая уже отказалась от него как от мужа. И которую он хотел получить обратно.

– Точку я бы ставить поостерегся. У меня свои аргументы.

Он поднял правую руку, демонстрируя кольцо на безымянном пальце. Раньше он его частенько снимал, теперь – нет. По крайней мере, пока Вика была в городе.

– Аргумент этот можешь смазать маслом, чтоб менее болезненно было, и засунуть себе в известное место, – порекомендовал Марк. – Я прекрасно знаю, из-за чего вы поженились.

– За столько лет, знаешь ли, привыкаешь к человеку!

– А теперь отвыкай!

Это уже любопытно: немца впервые удалось вывести из себя по этому вопросу. Раньше он держался более холодно, да еще и присутствие самой Вики мешало. Теперь же Марк был утомлен недавними событиями…

Сальери и сам не знал, зачем ему это нужно. Вопрос гордости, пожалуй…

– Я никогда не говорил, что отказался от нее. Да и сейчас не собираюсь. Она была со мной раньше – будет снова. Потому что я так хочу.

– Оптимист ты все-таки. «Была со мной»… Она тебе позволяла жить в ее квартире, чтобы официально считаться замужней дамой. Вот и все «была со мной»! Вас как пары просто не существовало!

Он сказал это так уверенно, что у Сальери не осталось сомнений: Вика ему ничего не говорила. Ну надо же! Очень любопытно…

Он понимал, что это не мужская стратегия, к подобным ресурсам он прибегал крайне редко. Но тут цель была такая, которая любые средства оправдывала!

– Ну и кто из нас оптимист? Мы с Викой были мужем и женой в полном смысле до того, как ты влез. Точнее, после того, как ты влез! Когда ты осенью свалил из Москвы, она решила дать нашим отношениям второй шанс. И все было прекрасно! Днем и ночью, чтоб ты знал. Но потом снова нарисовался ты с этой своей рождественской диверсией, и она решила, что брак у нас все-таки не настоящий. Не было бы тебя – не было бы и проблем!

Это была несколько подкорректированная версия правды. Их с Викой «полноценное» сожительство было весьма краткосрочным. Потом она снова заявила, что им лучше остаться друзьями. И это произошло задолго до их примирения с Марком, следовательно, и независимо от него. Сальери это прекрасно понимал.

Но ведь Марку это знать не обязательно! Судя по шокированной физиономии немца, информация принесла именно такой результат, как и ожидал Сальери, а то и больший. В яблочко!

Хотя сам итальянец не понимал, что здесь такого. Подумаешь, спала, когда они с Марком рассорились, со своим законным мужем. Это ведь даже не измена как таковая – не было отношений, которым она могла бы изменить!

Сальери подумывал добавить, что «супружеские сессии» повторялись и тогда, когда Вика возвращалась из Германии в Москву одна, но отказался от этой идеи. Это уже откровенная ложь, из-за которой любезная супруга может ему шею свернуть. Она и от того, что он правду сказал, будет не в восторге!

Тем более что останавливаться Сальери все равно не спешил:

– Что смотришь? Только не говори, что она тебе не сказала!

– А не пошел бы ты к черту…

– Что, задело?

– Сальери, твою мать, ты по морде давно не получал?!

Надо же… Безупречное самообладание немца дало серьезную трещину. Кто бы мог подумать… Вот так ударишь наугад, и удар оказывается той самой соломинкой, которая ломает спину верблюда!

Сальери не желал останавливаться. Наконец-то окупалось то унижение, которое он почувствовал, когда прямо из-под носа у него увели жену.

– По морде… Что, главный аргумент? Или понял наконец, что ты лишний? Не отрицаю, что ты – временное для нее явление. Эксперимент, можно сказать. Нагуляется, а потом вернется ко мне!

– Ты сомневался, что я слово сдержу?

В этом Сальери как раз не сомневался – хотел этого. Подсознательно, но уже давно. Потому что напряжение накапливалось, а сейчас достигло апогея. И провоцировал он Марка не затем, чтобы потом в присутствии адвоката визжать: «Он меня первый ударил! Все видели?!» Способ решения конфликтов примитивный, но самый действенный…

Что любопытно, немец, при всем своем лоске и деловых костюмах, имел весьма неплохую подготовку. Похоже, не просто на тренажерах упражнялся, а еще и драться учился. Все это Сальери отметил как сторонний факт, полностью сосредоточиться на размышлениях не получилось – тут бы череп уберечь!

Повышенная активность с их стороны не осталась незамеченной. Откуда-то из коридоров участка примчались дежурный опер и следователь. Пытались сначала угомонить криками – да куда там! Алессандро даже не слышал толком, что они вопили.

Потом кое-как их растащили. Марка увели в допросную, Сальери оставили в «обезьяннике». Но с расспросами не приставали.

– Детский сад, – бурчал себе под нос следователь, провожавший Марка. – Первый раз таких придурков вижу… Мало того, что попались откровенно, так еще и тут грызню устраивают… Не могли дождаться, пока вас домой отпустят, голубки?

Марк огрызнулся, но на немецком. Очевидно, чтобы не попасть еще и под «оскорбление при исполнении». Сальери вообще и взглядом их не удостоил.

В одиночестве он смог оценить «ущерб». Синяки и ссадины – это ерунда, заживут сами собой. Губа разбита, что похуже, да и внушительный кровоподтек на скуле… Это уже видно будет окружающим. Без разницы.

Он все равно был рад случившемуся. Во-первых, Марк наконец-то получил по заслугам. Во-вторых, Сальери чувствовал, эта перепалка не закончится здесь. Немец был слишком подавлен, наверняка раздует из мухи слона, когда вернется домой.