Борис Яроцкий - Прогнозист Страница 31

В Грязовце в вагон ввалилась ватага шумных пассажиров, с топорами, с пилами. С грохотом распахнули дверь купе, в котором расположились беглецы. - Хлопци, ось два мисця! - послышалась украинская речь. - Я те дам мясця! вызверился Алик. Вид у него был воинственный, приблатненный. - Тебе что - в лоб закатать? Зырь, кто едет. - И неожиданно для Фиделя Михайловича: Чемпион мира.

На первого, кому Алик собирался "в лоб закатать" сзади напирали, рассматривали пассажиров, так уютно расположившихся в купе. Раздался шепот изумления: - Никак Юрий Власов?

Трудно было в бородатом великане с зэковском ватнике узнать, пожалуй, самого известного человека планеты, но - надо же - узнали! Еще на перроне станции Вологда Алик, одаривая проводника бутылкой водки, успел ему шепнуть, что он из заключения сопровождает чемпиона мира, поэтому они так экипированы. А почему чемпион попал под статью? Да очень просто. Один московский мент потребовал у чемпиона доказательство, что он действительно чемпион. Так чемпион его кулаком в лоб - тот и отбросил копыта. И вот теперь, получив амнистию, Юрий Алексеевич едет избираться в Думу, сам президент приглашает. А президенту, дескать, ни в чем отказывать нельзя.

Алик наплел три короба. И проводник, молодой, но уже с брюхом, выслушал словоохотливого пассажира, тащившего в охапке кульки и свертки ( сразу видно, человек денежный), пообещал комфорт до самой столицы, а если в дороге чемпиону потребуется бабенка, он за соответствующую плату подходящий товар подберет - на выбор три буфетчицы, не все время же они по вагонам тележки катают.

Бабенка чемпиону не потребовалась. Потребовался горячий крепкий чай чай был по заказу.

Тем временем в соседнем купе расположилась шумная, уже довольно поддатая компания. Это были западные украинцы, возвращавшиеся с шабайки какому-то большому генералу на территории полигона Грязовец строили рубленный дом - под старину.

Вскоре соседи уже звенели стаканами: "Будьмо!" Потом запели. Песня была современная, которую Фидель Михайлович никогда раньше не слышал. Как и отец, он с детства любил слушать, как мелодично поют случайно отколовшиеся от России его единокровные братья.

Даже Алик перестал сосать из горлышка, прислушался.

Первый голос:

Десь там за покосами...

Второй:

Десь там за покосами...

Третий:

Десь там за покосами

Шепче очерет:

Все вместе:

Вас ногами босыми,

Вас ногами босыми,

Вас ногами босыми

Понесуть вперед.

- А почему босыми? - спросил Алик. - Нищета. - Н-да, - глубокомысленно протянул он, отпивая из бутылки. - И хохлы оплошали. Говорили они, что у них все есть. А вот в Россию побежали. На шабайку... У нашего хозяина хохлов навалом. Работяги. Старательно верят, что хозяин когда-нибудь им вернет их паспорта - отпустит на свободу. - А что - не отпустит? - Нашли дурака. - Алик засмеялся, как может смеяться человек, который все знает заранее. - Это мы с тобой легко отделались. И то потому, что выбирались нехожными тропами. - А вертолет? Откуда он взялся? - Это они Ненту по следу. Как собаку. Для порядка. - Так это и был тот самый Нента? - А кто ж...Хозяин, конечно, его в морду двинет, но не больше.

Они подельники. Вместе в "Крестах" срок ломали. - Ты все знаешь. Слышал. Я этого падлу учил уму-разуму. - Ты? Ну уж... - Сука буду. Инструктировал, как обращаться со взрывчаткой. Хозяева, ну миллионеры, - не тебе объяснять, - друг другу пакостят. А пакостить надо с умом. Вот, как, скажем, правильно в машине установить мину. Это, паря, такое искусство! А Ненту я обучил... Если б его одного... Пока будет собственник, будет нужна и моя профессия... Разве это Россия, когда никто никого не убивает? - Но ты же собираешься в Америку? - А в Америке что - взрывать некого? Когда-то у них хлопнули президента. Из винтовки. А могли бы аккуратно взорвать. Это же проще. Я тебе когда-нибудь расскажу, как мой ученик - он чеченец - взорвал Дудаева. От "Уазика" одни железки, а от вождя ихнего - левая рука с часами. И часы, представляешь, показывали точное время. - А почему бы тебе не остаться в России?

Алик отхлебнул из бутылки - заправился горючим, гнилыми кариезными зубами пожевал буженину. Вздохнул. - И остался бы, паря, да разыщет меня мой хозяин. Тогда мне все. Кранты... А в Америке... Так ты мне паспорт сообразишь? - Сказал же... Сукой не будешь.

У Алика даже смутно не закрадывалось сомнение, что Фидель Михайлович вовсе не миллионер, а такой же подневольный у своего хозяина, каким совсем недавно был этот инженер-технолог, утративший в зэковской среде весь свой интеллигентский лоск, но сохранил навыки интеллектуала: что-что, а обращаться со взрывчатками не разучился, более того, обучая других, совершенствовал себя как мастер.

И к фене прибегал неохотно, но прибегал - жизнь заставляла: уголовник не любит, когда такой же, как и он, зэк ум свой выказывает. Умники в зоне (а владения хозяина по существу - зона) долго не живут: то на нож наткнутся, то голова окажется в пилораме. Жизнь подневольных - непрерывная цепь несчастных случаев. Выживают покладистые, по-собачьи преданные хозяину.

Выживал и Алик. Он ненавидел хозяина, но перед ним лебезил и угождал ему, как может угождать существо бесправное и трусливое. Бесправность свою Алик не выказывал, а трусливость всячески подчеркивал - и потому ему сам хозяин и его гвардейцы доверяли.

Фидель Михайлович терпеливо выслушивал откровения, а может, и треп своего пьяненького спасителя.

Когда-то в школе, кажется, в восьмом классе, на уроке истории отец рассказывал своим ученикам, в их числе был и Фидель, о том, как путивльского князя Игоря спасал половчанин по имени Лавр. Невзлюбил этот половчанин своих единоплеменников, потянуло его в славянские края. Беглецы быстро нашли общий язык. И когда половцы на реке Тор ( сейчас на этом месте заграничный город Славянск) перепились кумысом и захмелели, Лавр незаметно для стражи вывел князя из шатра, вброд они перешли мелководную речку, оседлали заранее спрятанных в роще коней и умчались в славянские земли. Ехали по ночам. Спустя неделю добрались до городка Донец - это были уже владения Киевского княжества ( ныне это окраина Харькова). Сто верст - в благодатное время лета - за неделю!

Почти тысячу лет спустя не князь и не половчанин, а два узника-славянина бежали от скоробогатого славянина, бежали по заснеженной тайге с куском вареной рыбы и краюхой хлеба. За неделю по бездорожью отмахали почти двести километров! Вместо лошадей был автомат Калашникова с одним-единственным патроном.

Слава богу, это оружие в России в большой цене - вот и едут они в отдельном купе, наслаждаются пищей и отдыхом.

А за стенкой - тягучие украинские песни: чем пьяней голоса, тем тоскливей мелодия и вся на один мотив: "Вас ногами босыми..." - Они нам беду накличут. Сука буду, - неодобрительно высказался Алик.

Он с трудом поднялся, направился в купе проводника. В поезде, оказывается, действовала трансляция. Вернулся довольно скоро. Уже спустя минут пять после его возвращения в купе ожил динамик. Зазвучали песни не совсем русские, тем более, не советские - ультрасовременные. Алик даже пытался подпевать, искажая смысл:

А жизнь хорошая такая,

Ты улыбнись и обмани.

Под эти ультрасовременные песни было выпито бессчетное количество стаканов чая, съедено три килограмма колбасы и килограмм буженины - голод вроде отступил. Алик водку отпивал булями, прислушивался к звукам, проникавшим в теплое уютное купе.

По мостам сквозь леса грохотал пассажирский поезд. Все ближе и ближе была Москва. Как там встретят? Да, видимо, уже и не ждут. Пропал человек. Исчез. А сколько их, пропавших, бесследно исчезнувших, сегодня заготавливают лес, и все - для хозяина. А хозяин здешних мест уже один Тюлев Александр Гордеевич, лесопромышленник и меценат.

В двадцать два часа передали последние известия. Диктор о чем-то заговорил, в голосе - тревога. Фидель Михайлович вдруг заметил, как прыщеватое лицо Алика вытянулось, в напряжении застыло. - Тихо!

Диктор передавал: на Северном комбинате - авария. Огнем уничтожен главный цех. Есть жертвы.

"Печально, что есть жертвы", - подумал Фидель Михайлович. Он знал, что комбинат так же, как и эти огромные лесные массивы, является собственностью Александра Гордеевича, знал балансовую стоимость всего предприятия и каждого цеха в отдельности. Главный и самый дорогостоящий - цех по производству целлюлозы. Там оборудование современное, закупленное в ГДР ещё при Советской власти.

За этим комбинатом с января 1992 года вели наблюдение агенты товарища полковника. Один из них, судя по манере добывать информацию, несомненно была женщина, работала она в бухгалтерии. По её выкладкам он, аналитик Рубан, прогнозировал производство целлюлозы на ближайшее десятилетие. Один этот цех сулил лесопромышленнику Тюлеву доходы, которые не шли ни в какое сравнение с доходами Лозинского от его лесокомбината.