Андрей Троицкий - Награда для Иуды Страница 32

Несколько раз вытаскивал своего человека из милиции, спускал на тормозах уже заведенные уголовные дела, отмазывал осведомителя от прокуратуры, которой не терпелось припаять Давыдовичу десятку и отправить его в колонию где-нибудь на краю земли. Однажды Юрия Михайловича взяли в номере гостиницы «Минск», где он развлекался с девчонкой, которая годилась ему в дочери. Под диктовку ментов «пострадавшая» написала заявление о том, что мужчина, с которым она познакомилась в ресторане, хитростью заманил ее в номер, а затем придушил полотенцем и изнасиловал в извращенной форме. Девчонка к ужасу Юрия Михайловича оказалась несовершеннолетней. Кроме того, в серванте за хрустальной вазой опера обнаружили шестиграммовый пакетик с героином, на котором, разумеется, были пальцы подозреваемого.

Кажется, на этот раз дело оказалось совсем тухлым. Давыдовичу не отвертеться, рука закона крепко ухватила его за шкирку и уже не отпустит. Полтора месяца он парился в Бутырке, уже потерял надежду на лучшее будущее, окончательно впал в хандру, но стараниями Мальгина снова оказался на свободе. Мальгин сумел убедить прокурора, надзиравшего за этим уголовным делом, что девчонка, прихваченная в номере, – известная потаскушка, а героин подбросили в номер оперативники, чтобы свести старые счеты с криминальным авторитетом. Покидая следственный изолятор, Давыдович неожиданно разрыдался.

Он отрабатывал авансы, время от времени сливая ФСБ ценную информацию о транзите крупных партий наркоты или заезжих, не московских, оптовых продавцах героином. Он мог достать абсолютно все: фальшивые доллары отличного качества по низкой цене, оружие, редкий антиквариат. Но фокус не в этом. Юрий Михайлович был из той редкой породы людей, которые умели помнить добро. Мальгин обратился со своей просьбой к Давыдовичу, точно зная, что тот не напишет докладную записку на Лубянку и денег много не слупит. И не ошибся.

– Чья машина? – Мальгин показал пальцем на темно-зеленую «девятку».

– По документам моя, взял за долги с одного хрена. Но я не езжу на таких таратайках. Поэтому время от времени ей пользуется шурин. Он простой бедный малый, не сноб, в отличие от меня. Он просто молится на эту машину, языком ее вылизывает.

– Слушай, а если я немного покатаюсь на этой «девятке»? Недельку, например. Ведь мне надо на чем-то увезти из гаража твой арсенал. Как тебе моя блестящая идея?

Давыдович поморщился, давая понять, что от идеи лично он не в восторге, да и шурин наверняка расстроится.

– В этом гараже есть подвал?

– Огромный. Целая слесарная мастерская. Вода и все такое. Даже туалет.

– С твоего позволения я посмотрю.

Мальгин поднял крышку люка и, включив свет, стал спускаться вниз. Давыдович вздыхал и, платком вытирая пот, думал о том, что язык его слишком длинный. Когда-нибудь его подрежут.

– Отличный подвал, – Мальгин появился на поверхности, стряхивая с брюк пыль. – Ты не разрешишь мне им попользоваться некоторое время?

– На хрен тебе свалился этот подвал?

– Еще и сам не знаю.

– Пользуйся и постарайся не разбить машину, – Давыдович положил ключи на ладонь Мальгина.

– Даже не поцарапаю.

– Вижу, дела у тебя так себе, не блестяще?

– Ты прав. Как всегда, прав.

– У меня тоже все дерьмово, – пожаловался Давыдович. – В конторе ко мне приставили нового куратора, мальчишку, которого перевели в Москву откуда-то с периферии. Полная дубина. Возможно, лет через десять он немного пообтешется, из этого материала получится что-то похожее на человека. Но пока он совершенно безнадежен. Сам не живет и другим не разрешает. Теперь я плюнуть не могу, предварительно не получив его разрешения. Я должен отчитываться буквально во всем. Я не могу спокойно жить половой жизнью, уже чувствую первые приступы импотенции. Такой молодой человек – и уже конченая сволочь.

– Не переживай, – Мальгин похлопал Давыдовича по плечу. – Случаются неприятности и похуже.

– Если не секрет, на кого ты сейчас работаешь?

– На себя. Только на себя.

Елисеев давал показания в течение трех с лишним часов. Закиров слушал внимательно, старался как можно реже прерывать рассказ наводящими вопросами, время от времени делал пометки в толстом блокноте. Наконец, когда повествование подошло к концу, нажал на клавишу диктофона, остановил запись и, вытащив кассету, сказал:

– Все очень складно, красиво и убедительно. Но все это, – постучал пальцем по диктофону, – все это придется стереть, а затем переписать по новой.

– Но почему? Я рассказал правду. Что опять не так?

– Все не так. По-вашему выходит, что это вы и ваш покойный брат приняли предложение Барбера, которое он передал через Онуфриенко. Это вы решили устроить ему побег с зоны. А Мальгин… Он человек маленький. Только выполнял ваши распоряжения. Это же глупость непроходимая. Вы сами себя оговариваете, взваливаете на плечи всю тяжесть ответственности. Надо повернуть по иначе. Предложение Барбера поддержал в первую голову Мальгин. Это он, втеревшись в доверие, убедил вас и покойного брата пойти на эту авантюру.

– Но все было не совсем так, иначе…

– Какая разница, как все было? Кого это интересует? Суд? Ни в малейшей мере. Следствие? Следствие – это я. Вы хотите в тюрьму? В таком случае показания менять не станем. Отправляйтесь на нары.

Елисеев снова представил себе тесную камеру, заплеванную и грязную, забитую вонючими человеческими отбросами. Представил свою жену, чуть свет она занимает очередь у окошка под стенами тюрьмы, чтобы передать мужу жратвы и сигарет. Бесконечная вереница хмурых людей едва движется или стоит на месте, трудно понять. В этой очереди можно упасть в обморок, можно отлучиться на пару часов, можно даже забеременеть, и никто из окружающих, поглощенных собственным горем, этого даже не заметит.

– Нет, на нары не хочу.

– Тогда слушайте меня, – Закиров вставил в диктофон кассету, перемотал пленку. – И набросайте в голове некий план. Пункт первый: Мальгин убедил вас ввязаться в это грязное дело. Он долго, день за днем вас обрабатывал, капал на мозги, брал за глотку. А вы поддались на уговоры, согласились, потому что «Каменный мост» оказался в трудном положении. На самом деле вы хотели сдать Барбера в уголовку, как только он вернет деньги. Пункт второй: Мальгин и юрист гражданин Израиля Григорий Левин подготовили и осуществили побег Барбера с зоны.

– Но это не так. Я уже говорил, что с идеей утроить побег носился мой брат. О покойных не говорят плохо, но…

– Еш твою мебель, опять начинается. Занимайтесь чистоплюйством в свободное время, не сейчас.

– Но Мальгин на допросе станет утверждать, что я его оговорил. Скажет, что мой брат…

– Все, что он скажет, – сплошной базар-вокзал, художественный свист и низкий треп. Итак, я продолжаю. Пункт третий: Мальгин вступил в сговор с беглым зэком, изъял деньги из тайника, устроенного на кладбище. А вместо них заложил взрывное устройство. Он убрал лишних свидетелей: вашего брата и другого сотрудника службы безопасности Агапова. Впоследствии Мальгин и Барбер поделили два лимона и разбежались. Лично вы придерживаетесь этой версии. И она подкреплена фактами. Больше о деньгах, спрятанных на кладбище, никто не знал. Значит, заменить бабки на взрывчатку имел возможность только Мальгин. И план сработал. Двое, Агапов и ваш брат, выбыли из игры. Остался один опасный свидетель – это вы. Понимаете?

– Не совсем, – помотал головой Елисеев.

– Объясняю. Вы напуганы, опасаетесь, что разделите судьбу брата и ляжете рядом с ним в могилу. Наконец, вас замучила совесть. Поэтому вы сами, подчеркиваю, сами явились ко мне. Не я вас за ушко вытащил на допрос. Вы пришли, а я оформил явку с повинной.

– Да, разумеется… Совесть совсем замучила. Окончательно.

Абстрактное понятие «совесть» впервые в жизни обрело для Елисеева конкретный практический смысл. Закиров встал из-за стола и положил на стол стопку чистой бумаги. Елисеев сидел неподвижно, уронив руки. Он смотрел в узкое окно на дом через улицу, но, кажется, ничего не видел.

– Вы чистосердечно каетесь в содеянном, – продолжил Закиров. – Но держите в уме три пункта, которые мы наметили. Понимаете? Для начала вооружитесь ручкой, никуда не торопитесь, обдумывая каждое слово, опишите все, как было. Затем снова накатаем ваши показания на диктофон. И помните, что из этого кабинета есть две дороги: одна домой, вторая на кичу. Я даю вам шанс. А вы даете показания.

– Почему вы хотите утопить именно Мальгина?

– Потому что в этой истории нет других действующих лиц, и все роли уже расписаны, – честно ответил Закиров. – Есть трупы: Агапов и ваш брат. Плюс Онуфриенко. Но покойников на скамью подсудимых не посадишь. Адвоката Левина не вытащишь из Израиля. С Барбером все ясно. Если он еще не выехал из страны, мы его прихватим, возьмем живым или мертвым. Но я в этом очень сомневаюсь. Вы – главный свидетель обвинения. На ваших показаниях, как на фундаменте, держится все построение. Остается Мальгин. И пусть мы немного преувеличиваем его значение в этой истории, но по существу он виновен. Именно он – вдохновитель, организатор, исполнитель целой серии тяжких и крайне дерзких преступлений. Согласны? По глазам вижу, что согласны.