Андрей Константинов - Полукровка. Крест обретенный Страница 33

Он помахал листами роскошной веленевой бумаги с графскими коронками наверху.

— И после этого вы доставите меня обратно в Париж? — подобралась Самсут.

— О, не так быстро. Некоторое время до принятия мной наследства вы поживете здесь, под присмотром двух моих мальчиков. Между прочим, им пришлось немало потрудиться, чтобы доставить вас сюда. Поверьте, гоняться за вами по всей Европе — удовольствие не из дешевых. Впрочем, у вас еще будет достаточно времени, чтобы с ними познакомиться.

— Я не собираюсь ни с кем знакомиться!

— А вот горячитесь вы напрасно. При известной вашей сговорчивости, мадам, вы будете поселены в апартаментах наверху. И, быть может, мы с вами еще не раз устроим какое-нибудь действо в духе «Молота ведьм», Себешского замка или элевсинских мистерий… — почти с надеждой добавил граф.

— И сколько же времени будет длиться моя… изоляция? — стараясь не показывать ни отвращения, ни страха, уточнила Самсут.

— О, только до тех пор, пока мне не привезут подписанное вашей матерью заявление с отказом от прав наследования. Я надеюсь, мадам, что ваша мать — человек не менее разумный, чем вы.

«Ох, если бы!» — вздохнула Самсут, на секунду представив возможную реакцию Галы на необходимость отказаться от такого наследства.

— Я тоже надеюсь. Ну, где ваши бумаги и перья?…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

К БАРЬЕРУ, ГРАФ!

Семнадцатый округ Парижа спал, погруженный в предутренние, самые сладкие сны. Особенно дышал покоем богатый, спокойный и тихий парк Монсо, мало изменившийся с тех пор, когда здесь жил Марсель Пруст. Роскошные особняки утопали среди красивейшего английского парка, мерцали пруды, щебетали птицы, и солнце едва играло на зеркальных окнах, листьях и только-только начавших кое-где появляться машинах.

По парку шли трое в низко надвинутых на глаза шляпах, причем в руках одного болтался нелепейший пакет с непонятной надписью «Универсам Северный». Троица перебегала от дерева к дереву, от дома к дому, и можно было подумать, что взрослые дяди прямо посреди улицы ни с того ни с сего вдруг принялись играть в индейцев. Впрочем, публика в Монсо привыкла ко всяческим странностям богатых жильцов с их причудами, да и самой публики на улицах было пока мало. Троица привлекала внимание не только своим идиотическим поведением, но и, так сказать, составом: один из мужчин был высокий и тощий, другой высокий и толстый, а третий — совсем коротышка. Так что, неудивительно, что вместе они смотрелись уморительно. И потому редкие прохожие парка Монсо провожали троицу: кто с любопытством, кто со смехом, а кто просто покрутив пальцем у виска.

Особняк Оливье Перельмана стоял немного в глубине от общей линии домовых построек, однако придомовой гараж был уже открыт неким любителем ранних подъемов. Коротышка на хорошем галопе охотничьей собаки обежал вход, сделал стойку, повел носом, словно работал верхним чутьем, и затем махнул остальным. Через несколько секунд все трое скрылись в недрах гаража и мгновенно растворились там в темных углах, куда не доставал свет лампочек. Немного освоившись в полумраке, тот, что с пакетом, вытащил из него три черных балахона весьма кустарной работы и распределил между остальными. Переодевшись, троица стала выглядеть еще более непрезентабельно, поскольку малышу балахон оказался велик, а толстяку мал и короток. Каждый пробурчал себе что-то под нос на разных, но подозрительно «не-французских» языках и приготовился ждать.

Ждать пришлось достаточно долго — похоже, господин Перельман любил понежиться.

— …Он, что, недавно женился, что ли? — не выдержал тот, что с пакетом, и высунул в отверстие для глаз большой нос, чтобы подышать. — Чертовы тряпки!

— А куда ему торопиться? — пробурчал коротышка, нервно поддергивая подол балахона, явно ему мешавший. — Да теперь и зачем?

— Мсье Перельман не женат, не пьет и не курит, — сообщил третий, задыхавшийся в узком ему одеянии, словно в коконе.

Солнце теперь жарило вовсю, и несколько человек уже забрали из гаража свои машины. На приколе оставались лишь серо-стальной «мондео» знаменитого адвоката и чей-то лиловый «ягуар».

— Только бы они не явились разом! — прохрипел толстяк и добавил в полном изнеможении. — Говорил же этим вертихвосткам, чтобы не жалели тряпок!

В тот же миг, словно на его мольбу, дверь гаража разъехалась, и на фоне проема появилась невысокая тоненькая фигурка мсье Перельмана. Он улыбался, потирал сухонькие ручки и прямо-таки излучал довольство жизнью.

— Приготовились, — выдохнул тот, что с пакетом, который сейчас лежал у него в ногах. И, едва только ничего не подозревавший адвокат шагнул к дверце машины, на лицо ему легла могучая пятерня, ноги опутали цепкие ручки, а под ребра уперся неприятно холодный ствол.

В следующее мгновение несчастного адвоката оттащили в глубину гаража, и он, наконец, разглядел три нелепейших фигуры в сшитых на живую нитку «ку-клукс-клановских» балахонах из дешевого сатина. Только не белых, а черных. Происходящее, равно как и вся эта троица, выглядело столь нелепо, что Перельман, будучи человеком умным и многое повидавшим в этой жизни, нашел в себе силы рассмеяться.

— Господа, давайте прекратим эту комедию. Я понимаю, прелестное утро, всем вам, вероятно, надоела ваша рутинная работа в каком-нибудь скромном офисе, где не устраивают ни корпоративных вечеринок, ни тимбилдингов… Ваше желание поразвлечься вполне понятно, но всему есть предел…

— Тимбилдинг тебе в задницу! — прорычал рассерженный коротышка. — Молчать!

Одновременно с этими словами для пущей убедительности тощий недвусмысленно пощекотал Перельмана дулом по животу.

Нужно было менять тактику. Модный адвокат перестал смеяться, стер с лица улыбку и как можно серьезней и, главное, доверительней, сказал:

— Хорошо, господа. Я понимаю и это: играть — так до конца. Деньги и кредитки у меня в кармане. Забирайте. Я даже не стану жаловаться на вас в полицию. Давайте сочтем, что все мы сегодняшним утром достаточно вбрызнули в свою кровь адреналина.

— Подавись ты своими деньгами! — снова прорычал коротышка по-французски, но с каким-то гортанным акцентом. — И хватить болтать — мы не в суде!

Дело принимало непонятный, а значит, и совсем неприятный для адвоката оборот. Неизвестно, какой тактики он стал бы придерживаться далее, если бы тощий снова не ткнул его пистолетом, на этот раз прямо под подбородок, и не произнес на незнакомом Перельману языке:

— Садитесь в машину. За руль. И без глупостей.

В голосе говорившего в отличие от коротышки звучали не раздражение и не угроза, а явная брезгливость. Неудивительно, что, не поняв языка говорившего, опытный Перельман тем не менее сообразил, что спорить не следует, а благоразумнее всего — послушно исполнить сказанное.

Так он и поступил. Рядом с ним поместился тощий, а двое остальных плюхнулись на заднее сиденье, причем, коротышка так запутался в своем балахоне, что едва не упал. Кусок черного сатина так и остался прихлопнутым дверцей и всю дорогу гордо развевался на ветру, будто пиратский флаг. Как только «мондео» выбрался на свет божий, тощий стянул колпак и оказался вполне приличным на вид, хотя и плохо выбритым человеком, с пышными усами и усталыми глазами. И в этих усталых черных глазах мудрый Перельман прочел все: и цель своего нынешнего путешествия, и отчаянную решимость новоявленного Зорро. Не говоря ни слова, адвокат свернул к южному выезду из Парижа и погнал машину через Фонтенбло, Монтаржи и Невер, к Виши.

Двое на заднем сиденье пыхтели, возились, но балахонов все-таки не снимали, и, несмотря на постоянную воркотню коротышки на скверном французском и его очевидную брань, опять-таки на неведомом Перельману языке, толстяк упорно хранил молчание. Тощий же сидел неподвижно, прямо и лишь изредка прикусывал черный ус и барабанил пальцами по бардачку.

Они въехали в Овернь, суровую, как старая крепость. Когда-то здесь обитали сказочные звери да молчаливые крестьяне и очень редко встречались безопасные дороги. Вплоть до девятнадцатого века путники передвигались здесь с опаской, по пустынным местам рыскали волки, ночной туман порождал мрачные виденья, а непроходимые леса частенько поглощали путников навсегда. Да и теперь, несмотря на прекрасные дороги и оставшиеся только в преданиях ужасы, эта область Франции кажется по-прежнему диковатой. К тому же, солнце поглотили надвигающиеся грозовые тучи, и вокруг стало совсем мрачно, даже несмотря на вспыхивающие огни многочисленных гидроэлектростанций и свет голубоватых озер. «Бред, полный бред!» — мотнул головой Перельман, еще крепче вцепившись в баранку своей машины. Это было совершенно невероятно, но в данную секунду ему показалось, что в воздухе явственно витал… запах серы.