Людмила Зарецкая - Там, где твое сердце Страница 33

– Ты чего ревешь, порезалась? – Олег бросился к ней, забегал суетливо по кухне в поисках бинта, засуетился, побледнел даже от вида крови. Ее крови. Как спасатель, он перевидал немало крови и в обморок не падал, чай, не кисейная барышня, а вот капающую Лерину кровь видеть не мог.

И они вдвоем заливали руку перекисью, потом бинтовали, потом все-таки собрали осколки и вымыли пол, и, обнявшись, сели в уголке старого дивана. И Олег, прижав ее голову к своему плечу, шептал какие-то нежные глупости, а потом отстранился, посмотрел ей в глаза и очень серьезно сказал:

– Запомни, что тебя невозможно не любить. По крайней мере мне.

И после этих слов ей стало легко-легко, как бывало только в детстве. И больше они всю неделю не возвращались к этому разговору, но Лера все равно чувствовала, что простота и безоблачность их отношений куда-то пропала и что Олег все время возвращается мыслями к ее недоверию. К нему и к себе.

Она надеялась, что им удастся стереть это маленькое облачко, плавающее где-то на горизонте. Но была рада той передышке, которую сулила поездка в поселок.

Вечером перед сном она вышла на крыльцо, присела на нагревшуюся за день ступеньку, прислонилась лицом к дереву перил и глубоко вдохнула летний воздух, который так любила. Рядом неслышно пристроилась Алена.

– Тетя Лера, – сказала она, понизив голос, чтобы не услышали через открытое окно мальчишки, увлеченно смотрящие телевизор. – Я в усадьбе одну такую штуку нашла… В общем, мне кажется, это важно.

– Что ты нашла, Алена? – Лере было смертельно лень разговаривать. Ее нервы, вконец растрепанные событиями последнего времени, отчаянно сопротивлялись попыткам вести разговор. Ей хотелось сидеть в полном одиночестве на крыльце, смотреть в никуда и думать ни о чем.

– В общем, вы не считайте, что я ненормальная, тетя Лера. Но я вчера помогала бабе Кате мыть пол в барском доме и…

– Что ты делала? – не веря своим ушам, спросила Лера. Избалованная городская девочка никак не вязалась в ее представлении с тряпкой, шваброй и мастикой, которой натирали полы в усадьбе.

– Я помогала бабе Кате, – нетерпеливо повторила Алена. – Это уборщица у Татьяны Ивановны. Она уже старенькая, ей тяжело, и поэтому я вызвалась помочь. А что такого-то? Я уже не первый раз это делаю. Просто в прошлые разы она мне поручала кабинет Татьяны Ивановны или гостиную. А тут я в столовой прибирала, ну, там, где печка большая.

– И что? – с неожиданно проснувшимся интересом спросила Лера.

– В общем, там за печкой можно пролезть. Она же не вплотную к стене установлена, печка-то. Там проход есть, не очень широкий, но и не узкий. Через него можно из кухонной части в заднюю комнатку пройти, где в царские времена кухарка жила. В общем, я там стала пол протирать, причем не шваброй, а руками, и нашла, что на одной половице раковина выцарапана.

– Какая раковина?

– Ну, такая, как вы показывали. С завитком, который по принципу Фибоначчи устроен. Такая, как у вас дома стоит.

– Постой-постой, – у Леры даже дыхание зашлось. – Ты говоришь, что там раковина с завитками на половице нарисована?

– Она не нарисована, а процарапана. Углубление чувствуется под руками. В общем, тетя Лера, я думаю, что под половицей с этой раковиной есть потайной лаз в подвал. И именно там сокровище спрятано.

– Погоди, Алена, – Лера попыталась собраться с мыслями. – Татьяна Ивановна много раз бывала в подвале этого дома. Там нет ничего. Его восстановили, осушили, но денег на то, чтобы обустроить, не хватило, поэтому там ничего не держат.

– Да была я в том подвале, – махнула рукой Алена. – Когда все эти разговоры о кладе пошли, я под каким-то предлогом у Татьяны Ивановны туда напросилась. Она и разрешила. Пустой подвал, действительно. И никаких указаний ни на стенах, ни на полу, ни на потолке я не нашла. Мы вместе искали и не нашли. Но вход в тот подвал из прихожей, то есть в другой половине здания. Он большой, конечно, но я прикинула, по размерам гораздо меньше дома. Так что под столовой, возможно, есть еще одна, отдельная часть.

– Интересно, – у Леры зажглись глаза. – А ты кому-нибудь еще про это говорила?

– Я же не дурочка, – Алена обиженно надула губы, и Лера невольно усмехнулась: не состоя с ними в кровном родстве, дулась Алена так же, как Лерины сыновья и она сама. – Татьяна Ивановна уехала, поэтому я вас ждала. Давайте завтра сходим утром в усадьбу, и я вам покажу, чтобы вы сами все увидели.

– Давай, – задумчиво сказала Лера. – Может быть, мы действительно что-то найдем и весь этот нервяк наконец-то кончится. А пока пошли спать.

Спать, впрочем, получилось плохо. Всю ночь Лера вздрагивала от малейшего шороха, ворочалась, как уж на сковородке, с трудом забывалась. Во сне ей мерещился длинный и темный, почему-то сужающийся в конце подвал, по которому она брела с фонарем в руке. Свет фонаря, неровный, дрыгающийся, внезапно гас, и Лера оставалась в темноте, в которой раздавалось какое-то страшное шипение. Она вздрагивала и просыпалась в холодном поту, радуясь, что это был всего лишь сон, и снова вертелась, не в силах заснуть, и опять забывалась ненадолго тревожным сном, чтобы вновь проснуться от очередного кошмара.

В семь утра она встала, не в силах больше находиться в кровати. Напекла блинов, красиво накрыла стол, заставив его плошками с различным вареньем, медом и сметаной. Заварила чай со свежими смородиновыми листьями, в задумчивости выпила весь чайник и слопала почти все блины. Спохватилась, ужаснулась, снова навела тесто и встала к плите. К девяти утра, когда на втором этаже застучали по деревянному полу пятки сыновей, стол был накрыт заново.

– О, блины, здорово! – восхитился Антошка, хватая блин и засовывая его прямо в вазочку с клубничным вареньем.

– Умойся сходи, охламон! – запротестовала Лера. – И сядь за стол, не хватай на бегу. Не говоря уж о том, что это общая плошка, не для тебя одного поставленная, и макать в нее свой блин неприлично.

– Зато вкусно, – парировал сын и умчался в сторону ванной комнаты, на ходу засовывая в рот истекающий вареньем блин. – Лера покачала головой.

Спустилась сверху свежая, явно выспавшаяся Алена. Лера даже на долю секунды ей позавидовала. Предстоящие приключения, а также азарт поиска сокровищ никак не сказывались на ее способности засыпать, едва коснувшись головой подушки. Преимущества юности были налицо, и Лера вдруг впервые в жизни почувствовала себя, нет, не старой, но уже очень и очень пожившей.

– Мы когда в усадьбу? – строго спросила Алена, чинно садясь за стол, накладывая себе на тарелку два блинчика и поливая их сгущенкой. Чай она налила в чашку, которую поставила рядом, и Лера вдруг подивилась основательности, с которой эта юная леди подчиняла своим интересам жизнь вокруг. Ее отец был таким же неторопливым и обстоятельным. Он точно так же разложил бы у себя на тарелке блины, подобрав к ним топинг по вкусу, заранее налил чай, чтобы остыл, и только после этого приступил бы к еде. Ни за что бы не стал хватать, как Антошка.

– Сейчас позавтракаем, я посуду помою, суп в печь поставлю, и пойдем, – ответила Лера. – Там все равно до десяти часов никого нет. Мама в отъезде, эта ее Марина точно раньше не придет.

– Она противная, – вдруг сказала Алена.

– Кто? – Лера непонимающе посмотрела на нее.

– Марина эта. Ненастоящая какая-то. На Татьяну Ивановну смотрит заискивающе, глаза в пол опустит и со всем соглашается. Но это все неправда. Она Татьяну Ивановну не любит. Просто терпеть не может.

– Да ты-то откуда знаешь? – удивилась Лера. – Хотя мне эта Марина тоже не нравится. Все эти ее юбки в пол, коса до попы. Ненатурально как-то.

– Вот-вот, – Алена кивнула. – Я знаю, потому что наблюдательная. Она, когда думает, что на нее никто не смотрит, маску с лица снимает. И лицо у нее тогда выражает чуть ли не ненависть.

– А ты подсматриваешь, значит? И давно ты лица научилась читать?

– Ну, положим, подсматривала я не специально, так получилось. А такое выражение лица трудно не понять. На ней все совершенно открыто написано. Кстати, я в этом кое-чего понимаю, после школы на психолога собиралась пойти.

– А теперь что, рассобиралась?

– А теперь думаю, что либо на психолога, либо на искусствоведа. Мне очень нравится, чем ваша мама занимается. Интересно это – всю жизнь разгадывать тайны прошлого, которые заключены в культурных артефактах.

– Ух ты, узнаю мамино влияние! – Лера засмеялась. – Если ты мне поможешь быстренько убрать со стола, то я суп в печь поставлю. И пойдем.

Несмотря на то что домик Татьяны Ивановны был полностью подключен ко всем благам цивилизации – имелись в нем и канализация, и водопровод, и газ, и электричество, – при строительстве она настояла на том, чтобы в кухне была выложена настоящая русская печь, причем не декоративная, а действующая. Зимой Татьяна Ивановна топила ту ее часть, которая большим теплым боком выходила в гостиную. А летом – только кухонную, располагающуюся под двумя конфорками. И сама Татьяна Ивановна, и Лера предпочитали готовить именно на печи, искренне убежденные в том, что еда в ней получается не в пример вкуснее и полезнее, чем на газу.