Александр Горохов - Кровавое шоу Страница 33

— Сбежала. Нам надо подумать. Десять минут, — хрипло сказал Николай.

— Не дури. Тебе не подумать надо, — устало возразил Володин. — Вы хотите договориться, как вести себя на следствии и в суде. Глупо это.

— Иначе мы будем сопротивляться, — упрямо сказал Николай.

— Тогда накрутите себе лишних лет пять. Зачем?

— Мы просто хотим попрощаться.

— Ладно. Пять минут. Включаю секундомер. — Володин оборвал разговор.

Николай положил трубку и сказал, с трудом улыбнувшись:

— Вот и конец нашим приключениям. Террористов из нас не вышло, чего и следовало ожидать. Гриша, на следствии говори, что знаешь. Много о нападении на грамфирму ты не знаешь и знать не можешь. Только не путайся и не ври. Станислав, скажешь, что слепо подчинялся мне. Делал это потому, что я, как хирург, спас твоей матери жизнь. Больше никого не называть.

— А может, прорвемся? — ерепенисто вскинулся Станислав. — Спустимся на второй этаж и…

— Некуда нам прорываться. Ну, попрощаемся.

Гриша взглянул на брата жалкими глазами и сказал срывающимся голосом:

— Это все из-за меня, Коля. Всю жизнь я загубил себе, тебе и Станиславу. Я не имею права больше жить.

— Чепуха, — слабо улыбнулся брат. — Что случилось, то случилось. Если ты на себя руки наложишь, я тебе этого и на том свете не прощу. Я требую, чтобы ты продолжал жить, слышишь? А жизнь у нас будет долгая. Мы еще увидимся.

Они постояли немного, обнявшись, потом скинули куртки, подхватили оружие и пошли в коридор к лифту.

Сорин принял из рук Володина чашку кофе, взглянул в темное окно кабинета, потом перевел взгляд на Штрауса и изобразил крайнюю степень наивного удивления.

— Одного не могу понять, дорогие сыскари! Как это с борта теплохода может свалиться молодая красивая женщина, если там же находится оперативный работник уголовного розыска? Это нонсенс.

Штраус сморщился и проговорил жалобно:

— Не надо, Всеволод Иванович! Я работал в режиме свободного поиска! Я не был нацелен на Надежду Казанскую или Илию Казанову, хотя это одно и то же лицо!

— Но после того, как ты ее «срисовал», ты же должен был оказывать ей знаки своего милицейского внимания, или я ошибаюсь?

— Я виноват, Всеволод Иванович, — сказал Володин бестрепетно. — Задание оперативнику было сформулировано мною неточно.

— Два виноватых — это уже лучше, чем один, — согласился Сорин. — На чем же ты, Виталий, концентрировался?

— На Корецкой с ее телохранителем и группе «Мятежники». Задание по их проверке вы, кстати, давали сами.

— Совсем прекрасно. Виноватых уже трое.

Час был поздний. Полный перечень событий все трое уже знали и теперь пережевывали факты в который раз, чтобы уложить их в какую-то приемлемую схему, но и схемы не получалось.

— Начнем с ночи убийства Княжина, — сказал Сорин. — По показаниям спаниеля Джины в ночь этой гибели к Акиму Княжину с визитом поднималась наша Илия Казанская, что она сама признала по телефону. Кроме того, хозяйка Джины утверждает, что приходили парни из «Мятежников».

Он сразу почувствовал, что в его словах есть какая-то неточность, какой-то незначительный прокол, но сосредоточиться на этой мысли не успел. Штраус проговорил быстро:

— По заявлению Надежды Казанской, Княжина убили Корецкая со своим телохранителем Крикуном! Значит, она что-то видела в квартире Княжина, чтобы сделать такое заявление! Она прокричала это на весь зал, Корецкая при этом чуть в обморок не упала от страха, а Крикун, по-моему, схватил Надю за горло.

— Ты забыл, — остановил Штрауса Володин. — В час смерти Княжина Корецкая со своей бригадой была на гастролях в Самаре. И увидеть их Казанская могла во второй свой визит к Княжину, скорее всего это так и было. Когда она себе пельмени готовить собиралась. А в первый— отведала сливочного торта и ушла.

— Тут еще один нюанс, — заметил Сорин. — Тащить с собой на убийство истеричную, как ты говоришь, певицу — это уже глупость из глупостей. Убивали Княжина несколько человек, это утверждает и Седов со своей аппаратурой экспертизы. Давали наркотик, инсценировали выстрел, переносили в кровать. Убивали профессионалы, это ясно и слепому.

— Телохранитель Крикун отпадает, — заметил Штраус.

— Почему?

— Он типичный охранник. Ни образования, ни специальности, с юношеских лет качал мышцы и больше ничего не умеет. Ну, еще, конечно, гомосексуализм, но это сейчас за грех не считается.

— У Крикуна и Корецкой алиби! — обрезал Володин. — Мы топчемся на месте.

— Да не совсем с этими алиби все в порядке, — неуверенно пробормотал Штраус.

— Как это не совсем?

— Пока я болтался на теплоходе, вот еще что узнал. У таких не очень популярных групп, когда их еще плохо знают в провинции, есть группы-дублеры. Выезжает якобы группа Корецкой, с ее афишами, программой, а поет на сцене девчонка, на нее похожая. Поет под фонограмму, и оркестр в дудки для вида дует. И если в Самаре вместо Корецкой играла такая группа…

— А зачем это им? — спросил Сорин.

— Да денег же ради, Всеволод Иванович! — удивился Штраус. — Зал-то не сразу разберет, кто там поет! Подберет себе похожего близнеца, а голос через все эти установки — ее!

— Не выстраивается картина, — с сожалением сказал Сорин. — Получается, Крикун в первую ночь убил Княжина, а на вторую полез в квартиру… Допустим, что-то искать? Уж больно много надо отваги, и это непрофессионально.

— А он и не профессионал, — осторожно заметил Штраус. — Мог проверить, что наблюдения за квартирой нет, и полез. Полезла же Казанская за своей кассетой, как она сказала.

— Мотив убийства? — раздраженно оборвал Сорин, чувствуя, что у него болит голова; промелькнула какая-то мысль, но зацепиться он не успел, а лишь отложил в памяти веху — «сливочный торт».

— Мотивов может быть миллион! — смело заявил Штраус. — Дела в сфере шоу-бизнеса такие запутанные и многогранные, что там дюжина чертей ноги переломают. Все в одной куче — большие деньги, популярность, красивая жизнь и секс, наркотики, что угодно! Это если внучек любимую бабушку зарежет, все ясно: попятил у бабульки ценную иконку шестнадцатого века. А в шоу-бизнес втянуты десятки разных структур. К примеру, знакомая вам банкир Тамара Артакована, в быту царица Тамара, часто спонсирует молодые таланты из глубинки, не имея с этого дела ни хрена прибыли. А депутат Госдумы Локтева-Дворецкая пользуется в эстрадных кругах такой поддержкой, что они ее собираются выдвигать в президенты! Честное слово!

— Кто, ты сказал? — вскинулся Сорин. — Повтори!

— Локтева-Дворецкая.

В памяти Сорина возникла элегантная дама, сидевшая вот в этом казенном кабинете и сбрасывающая пепел сигареты в баночку из-под пива. Баночка стояла на месте.

Штраус выхватил свою записную книжку, словно пистолет.

— Светлана Дмитриевна Локтева-Дворецкая, депутат Госдумы, член попечительского совета студии грамзаписи «Граммофон XXI век». Муж — Локтев Владимир, имеет крупное туристическое агентство «Тур Вселенная»… По не крепко проверенным данным, этот Иван Локтев моложе жены лет на пять, пропойца и круглый дурак. Всеми делами фирмы вертит жена. Чего ей официально нельзя как депутату.

Володин сказал негромко, внятно и раздельно:

— Плевать на дурака мужа. Мама Локтевой — Дворецкая Анна Николаевна, живет тремя этажами ниже убитого Княжина. В том же доме. Вот что интересно!

— Именно. И сама Светлана Дмитриевна воспитывалась на коленках Княжина! Приехали. Или мы устали до отупения или глупы от рождения, — безнадежно сказал Сорин. — Вот вам и сливочный торт.

Верные коллеги вытаращили глаза, и Володин переспросил:

— А при чем тут торт?

— При том, что Казанская Надя его съела, — ответил Сорин, понимая, что говорит полнейшую ерунду, не связанную ни с чем.

— Ну, съела и съела! — обидчиво вспыхнул Володин. — Голодная была! Она торт съела, а ее сейчас, быть может, рыбы едят!

— Нет, — скупо засмеялся Сорин. — Я не верю, чтоб она утонула. Не из тех она, по моим представлениям, чтоб ее можно было так просто утопить. Виталий, ты считаешь ее погибшей?

— Нет.

— Трупа нет, считать погибшей нельзя, — качнул головой Володин.

— Закончим на сегодня, — сказал Сорин и потянулся к телефонной трубке, надеясь поймать машину до дома. — Мы сейчас мешаем друг другу. Общая мозговая атака хороша, когда есть большой объем информации. Мы сбиваем друг друга с мысли. Подумаем каждый за себя.

Машина, как ни странно, нашлась. Но за квартал до своего дома Сорин решил, что надо немного пройтись пешком.

Он вылез на тротуар и последние триста метров по Тверской-Ямской прошагал по тротуару, хотя бы десятую часть необходимого моциона он совершил.

И только когда поднимался по темной лестнице на свой этаж, увязал наконец воедино этот «сливочный торт» со всеми событиями. Он вдруг понял, что Светлана Дмитриевна Локтева-Дворецкая обманула или могла его обмануть элементарнейшим до бесстыдства образом! С чего это он решил, что письмо матушки, переданное ему Локтевой, написано Анной Николаевной? Письмо, отпечатанное на машинке, с закорючкой подписи?