Рут Ренделл - Озеро тьмы Страница 33

Лена чаевничала с мистером Бёрдом. Роль скатерти на бамбуковом столике исполняла тюлевая занавеска с волнистыми краями, и на ней было расставлено угощение, купленное Леной к чаю: сдобные рулеты, пицца с анчоусами, венское печенье, рулет с ванильным мороженым и миндальные пластинки «Мистер Киплинг». Мистер Бёрд очень интересно рассказывал о докторе Ди[49] и о языке Еноха, которому его научили духовные учителя, так что Финн сел за стол и налил себе чашку чая. Лена гордо улыбалась ему. Казалось, она абсолютно счастлива. Финн пытался слушать рассказ мистера Бёрда об ангеле доктора Ди, но обнаружил, что не может сосредоточиться. Его мозг продолжал работать, обдумывая, как провернуть это дело. Как убить незнакомого человека, которого он никогда не видел, и представить все как несчастный случай?

На следующий день он поехал на Фортис-Грин-лейн утром. Мусорный бак исчез вместе с крышкой. В этот раз Финн сидел в своем фургоне на противоположной стороне широкой улицы и наблюдал, как люди моют машины и подстригают розовые кусты. В дом номер 54 никто не входил, из него никто не выходил, а занавески в спальне были по-прежнему задернуты.

И только в понедельник вечером — хотя Финн возвращался сюда в воскресенье после обеда и в понедельник утром — наблюдение принесло плоды. Сначала, приблизительно без четверти семь, со стороны Финчли-Хай-роуд появился довольно высокий мужчина среднего возраста, который отпер белые ворота, прошел по дорожке и вошел в дом. На нем была короткая, до середины бедра, шуба из гладкого светло-коричневого меха, темные брюки и темно-серый шарф. Внешность мужчины несколько озадачила Финна, который ожидал увидеть кого-то помоложе. Он смотрел, как свет зажигается сначала в холле, потом в гостиной первого этажа, потом в спальне с задернутыми шторами. Через какое-то время свет в спальне погас, но в остальных комнатах продолжал гореть. Финн пошел на Сидни-роуд и выпил ананасового сока в «Ройял Оук», а затем вернулся через Колдфолл-Вуд, в темноте, под старыми буками, с их стального цвета стволами и вздыхающими и гремящими ветками. Финн не из тех людей, кого приятно встретить в темном парке, но, кроме него, тут никого не было.

Когда он вернулся, свет в доме уже не горел. Что касается Финна, то он не знал, что такое скука. Он сел в свой фургон, стоявший на нечетной стороне Фортис-Грин-лейн, погрузился в транс и направил свое астральное тело в ашрам[50] у подножия Гималаев, который уже посещал прежде и где беседовал с одним из монахов. Теперь это ему давалось без особого труда. Раздвигать границы пространства было довольно просто. Но сможет ли он когда-либо раздвигать границы времени, чтобы путешествовать назад, в прошлое, и вперед, в будущее?

После того как астральное тело вернулось, Финн задремал, а когда проснулся, то разозлился на себя — за то время, пока его глаза были закрыты, добыча могла ускользнуть. Но окна в доме оставались темными. Без семи минут одиннадцать к дому подъехал белый «Триумф Толедо», из которого через некоторое время вышла женщина. Молодая, высокая, с прямым носом, изогнутыми, словно турецкий ятаган, губами и волосами, которые в желтом свете фонарей напоминали бронзовую шапку. Финн думал, что из машины выйдет мужчина в шубе, но, к своему удивлению, услышал ласковый голос Мартина Урбана:

— Спокойной ночи, Франческа.

Вот и ответы на несколько вопросов, которые смущали Финна. Как бы то ни было, место он определил верно. Сомнений уже не осталось. Он поднял стекло и стал смотреть, как женщина останавливается у ворот, затем открывает их и идет по одной из цементных дорожек к двери между стеной дома и забором. Она помахала Мартину Урбану, вошла и закрыла за собой дверь.

Финн испытал облегчение. Белая машина медленно отъехала от дома, потом набрала скорость.

Финн проследил, как автомобиль исчезает за поворотом по правую сторону улицы, и краем глаза заметил, что слева, почти вплотную к стеклу кабины фургона появилось что-то коричневое и мохнатое, похожее на круп какого-то животного. Финн повернулся. Рассел Браун перешел через дорогу, откинул щеколду на белых воротах, вошел и зашагал по цементной дорожке. Женщина находилась в доме уже не меньше минуты, но свет не зажигался, хотя она вошла через черный ход и могла включить лампы только в задней части дома. Рассел Браун отпер парадную дверь и вошел в дом. В холле сразу же зажегся свет.

Финн повернул ключ зажигания, включил фары и уехал.

Глава 17

Франческе очень не хотелось увольняться. Ей нравилось работать у Кейт Росс, весь день быть среди цветов, выставлять их в окнах и составлять букеты, видеть на лицах людей удивление и радость. Тим однажды сказал, что в ней самой есть что-то от цветка, и что — вероятно, это была цитата[51] — ее гиацинтовые волосы, лицо с классическими чертами и облик наяды манят его домой из жестоких морей. В тот раз он был сильно пьян. Но делать нечего — она должна уволиться. 24 февраля станет ее последним днем в «Блумерс», а два дня спустя Эдриан Воучерч обещал закрыть сделку по приобретению квартиры в Суон-Плейс.

— В любом случае ты будешь слишком важной, чтобы работать в цветочном магазине, — сказал Тим и коснулся губами ямки над ее ключицей. Франческа замурлыкала, как кошка. В комнате было так холодно, что пар от их дыхания поднимался от кровати, словно клубы дыма. — Может, попросишь Ливингстона купить тебе питомник растений?

— Это будет уже слишком, — строго сказала Франческа. — Думаю, я и так сотворила чудо. Я больше ничего от него не получу, потому что больше его не увижу. После того как он заплатит за квартиру и тот Эдриан оформит… не знаю, как это там называется… он не будет знать, где меня найти, когда я уйду из «Блумерс».

— Он сможет тебя найти в очаровательном Суон-Плейс, хотя моя умная сладкая малышка, наверное, не даст ему ключ?

От электрического одеяла распространялись волны тепла, от которого они оба покрывались потом, но в это утро Франческа обнаружила на внутренней поверхности окон лед. Воздух был обжигающе холодным и ощутимо влажным. Тим зажег «Голуаз» и курил в темноте. Светящийся огонек сигареты был похож на одинокую звезду в холодном и дымном небе.

— Думаю, что поначалу я не буду там появляться. Я хотела переехать туда, как он от меня ждет, потом устроить грандиозный и необратимый скандал и через несколько дней сказать, что больше не желаю его видеть. Хотя у меня вряд ли получится. Я не умею скандалить. Теперь мне кажется, что нужно просто тихо посидеть здесь, дома, два или три дня, а потом написать ему письмо. Сказать все то, что сказала бы во время ссоры: между нами все кончено, квартира моя, мне она нужна, и я буду в ней жить. Как тебе? Что мы будем делать, Тим, — поселимся в том чудесном месте или продадим квартиру и купим другую, такую же?

— Как скажешь.

— Ты же знаешь, что все мое принадлежит тебе. Ты мой гражданский муж. А можно иметь гражданского мужа одновременно с официальным?

Тим рассмеялся.

— Интересно, какие шаги предпримет — и предпримет ли — миссис Урбан, когда получит от тебя такой удар. Я бы на твоем месте не рассчитывал сохранить мебель. — Он затянулся сигаретой, и звезда засияла ярче. — Должен сказать, мне не пристало расстраиваться, когда моя сладкая малышка каждый вечер изменяет мне с другой женщиной.

— Ты должен уподобиться сутенеру, — сказала Франческа. — Похоже, сутенеры никогда не заморачиваются, правда?

— Заморачивание, как ты выразилась, прямо пропорционально аморальным доходам. — Он потушил сигарету и повернулся к Франческе. — И не имеет никакого отношения к действиям. Лично я надеюсь, что Ливингстон получает максимум удовольствия за свои деньги.

— Ну, и да и нет. Ой, Тим, у тебя одна рука теплая, а другая холодная как лед. Это очень здорово… так необычно…

Франческа принесла Мартину из магазина большой экземпляр zygocactus truncatus[52]. Он зацвел очень поздно, и теперь, в феврале, на кончике каждого плоского фигурного стебля красовался ярко-розовый цветок, похожий на канделябр. Мартин бурно, по-детски обрадовался подарку. Он поставил его на середину подоконника того окна, из которого открывался вид на Лондон. Снова шел снег, и хотя он сразу таял, снежинки образовали полупрозрачную завесу между окном и городом, сияющим желтыми и белыми огнями.

Была среда, и Урбан отпустил ее домой на такси, но в четверг Франческа провела в Кромвелл-корт весь день и осталась на ночь. Мартин взял выходной, и они купили в магазине постельное белье и полотенца, набор кастрюль, французскую чугунную сковородку, две настольные лампы, переносной японский цветной телевизор, а в магазине «Денби» — обеденный сервиз. Все это они забрали с собой. Мягкую мебель, обтянутую бархатом цвета нефрита и слоновой кости, стеклянный обеденный стол и восемь стульев им должны были доставить в квартиру. Франческа сказала, что принесет свои ножи и бокалы. Ей надоело покупать вещи, оставить которые ей вряд ли позволят.