Валерия Леман - Проклятие Стравинского Страница 33

Как бы там ни было, а в течение следующих трех часов мы едва ли не бегом спускались назад, к станции, где с облегчением уселись в поезд и спустя сорок пять минут благополучно вернулись в город. И вот тут Ален Муар-Петрухин слегка изменил самому себе. Если в горах я мечтал, вернувшись в Монтре, немедленно броситься во все грехи города, то, вернувшись и отужинав в компании всего семейства, оживленно припоминавшего отдельные чудные моменты восхождения, только и смог доплестись до койки и рухнуть на нее, мгновенно уснув.

Удивительно, но факт: на этот раз я даже не видел снов – стопроцентно отключился, словно кончился заряд батарейки.

Глава 31. Зеленые отпечатки-2

Следующий день начался для меня рано: в полумраке утра, когда первые лучи солнца только пробивали себе дорожки над линией горизонта, я проснулся от ощущения нестерпимой жажды. Вспомнив наш ужин, состоявший из чуть пересоленной жареной рыбы (Мари со смехом клялась нам, что хоть и пересолила блюдо, но пока не успела ни в кого влюбиться), я вздохнул, протер глаза и, напялив халат и тапочки, отправился в кухню – испить освежающей водицы.

– Доброе утро, Ален! Что вас так рано подняло?

На кухне меня встретил Паскаль: как и я, в небрежно запахнутом халате, с волосами, смешно торчавшими в разные стороны, он, сонно зевая, заряжал первую порцию кофе в кофеварку.

– Банальная жажда, Паскаль! Объелся на ночь пересоленной рыбой, а с утра пораньше проснулся – страстно мечтаю выпить стакан прохладной воды.

Пока я пил воду, Паскаль, усмехаясь, уютно устроился в кресле.

– А вот меня разбудила мама. Вчерашний поход сыграл плохую роль – у нее поднялось давление. Пришлось сделать укол… Да, возраст есть возраст! Пусть мама и любит хвастать прекрасным здоровьем и самочувствием, а вот такие скачки давления все-таки время от времени случаются и у нее.

Он сладко потянулся, хрустнув косточками.

– А вот у меня по жизни слегка пониженное давление – именно потому сейчас я выпью чашечку кофе и отправлюсь вздремнуть на часик-полтора до отправки на работу… Советую и вам отправиться спать – такая дикая рань!..

С этими словами он поднялся, взял подоспевшую чашку кофе и пошлепал к себе в спальню.

Пару минут я, напившись прохладной воды, бездумно смотрел в окно, на мягко светлеющий воздух раннего утра. Подумав, что все равно теперь вряд ли смогу уснуть, в свою очередь, зарядил кофемашину и, зевая, принялся расхаживать по кухне, делая некое подобие гимнастики.

Одновременно с классическими движениями физзарядки в голове мелькали мысли и их обрывки – о дивных днях в Монтре, ужасных убийствах и общие рассуждения о любви и ненависти к балету.

Раз, два, три, четыре, пять…

Что касается любви-нелюбви, то я сам всю жизнь считал себя относительным поклонником балета – собственно, как и оперы. Но у меня это не вылилось ни в какую фобию или болезнь – я не ощущал ненависти ко всем деми-плие и прочим балетным фишкам, как, к примеру, Саша Мерсье. Между тем именно такая ненависть может легко сотворить из мирного обывателя самого настоящего убийцу. И сотворила! Пусть не Саша, но кто-то ведь убил троих танцовщиков. Кто?

Я иду искать!..

Мудрые люди наставляют нас: учитесь слушать свое подсознание. Говорят, что это самое подсознание и есть голос нашего ангела-хранителя, который видит невидимое и потому легко подсказывает верное решение. А ведь и мне в эти минуты что-то тревожно нашептывала то ли интуиция, то ли ангел-хранитель – какая-то мелочь кольнула, мимолетно зацепив сознание, вот-вот готовая привести к простой разгадке… Что? Какая конкретно мелочь?..

Значит, необходимо успокоиться и попытаться все хорошо припомнить.

Кто не спрятался – я не виноват!..

Я прекратил свою импровизированную гимнастику, взял чашечку кофе и уселся за стол. Спокойствие, только спокойствие! Итак, поскольку не совсем понятно, что конкретно меня пыталось «зацепить», пройдемся еще раз по событиям дня последней, третьей смерти в церкви Монтре.

Итак, в понедельник, девятнадцатого апреля, малыш Пьер уже знал имя убийцы и даже попытался поговорить со своим дядей, чтобы, возможно, услышать от него ответ на классический вопрос «Что делать?». Увы, диалог не состоялся. Чем был занят малыш Пьер оставшиеся часы своей короткой жизни? Очевидно, каким-то образом приглашал убийцу на встречу в церкви.

Примерно в те часы, что Пьер названивал Саше, я повстречал у полицейского участка трясущегося от страха Жака. Мы поговорили с ним буквально считаные минуты, после чего парень куда-то исчез. Чуть позже я очень хотел его найти, но не смог – как, кстати отметить, и полиция. Удалось ли отыскать его на сегодняшний день?

Стоит отметить: в нашу последнюю встречу Жак был чертовски встревожен полицейским допросом. Очевидно, комиссар позволил себе прозрачные намеки в его адрес, ведь в конце концов Савелий был изнасилован, а потому, возможно, и убит – чтобы умер счастливым, не очернив ничью репутацию. Но при чем, в таком случае, смерть Алекса Мону? Если Жаку вполне можно приписать первое убийство, то второе – с большой натяжкой: зачем ему нужно было убивать вторую звезду своего фестиваля? Потому что он стал невольным свидетелем убийства Савелия?

Я сделал глоток кофе. Хорошо, оставим пока Жака в покое и вновь вернемся к тому самому дню! Итак, встреча с Жаком, затем эсэмэска…

Стоп! До эсэмэски я успел побывать дома, застав Паскаля, поглощающего куриные рулеты прямо из холодильника. Наша беседа ни о чем, и я отправился…

И вот тут ангел-хранитель ухватил меня за шиворот, едва ли не насильственно вернув в кухню с застуканным у холодильника Паскалем…

«Какой позор: вы застали меня на месте преступления! Признаюсь, услышав ваши шаги, я едва не потерял сознание – испугался, что внезапно пришла мама!..

Вид толстячка, поглощающего сочные куриные рулеты, неожиданно разбудил и мой, до того мирно спавший аппетит. В итоге мы с Паскалем достали-таки блюдо из прохладного нутра холодильника, благополучно разогрели в микроволновке и сами не заметили, как смели все начисто.

– Ну вот, теперь можно возвращаться на работу, – удовлетворенно улыбнулся Паскаль, икая и вытирая ладони салфеткой…»

Именно! Я даже щелкнул пальцами, а мое сердце отчаянно заколотилось от волнения. Все проще простого: Паскаль вытер жирные после рулета руки салфеткой и бросил ее в ведро. Точно такой же жест он сделал только что: вытер ладони салфеткой и швырнул ее в мусорное ведро.

Я нарочито медленно поднялся и прошел к ведру; наклонившись, достал салфетку, развернул ее…

«… – Разумеется, шприц абсолютно чист – ни единого отпечатка, – хмыкнул он. – И все-таки один еле различимый отпечаток пальца судмедэксперт обнаружил… на манжете рубахи Савелия Уткина, а также крошечное пятнышко на запястье руки.

Он смотрел на меня, слегка прищурившись. Боюсь, в тот самый момент я выглядел не слишком мудрым парнем.

– Позвольте, – я постарался быстро взять себя в руки, – первый раз слышу про отпечатки пальцев на ткани или на человеческом теле. То есть… Не хотите ли вы сказать, что это были цветные отпечатки – краска или грифель?

Комиссар с довольным видом кивнул.

– Совершенно точно: зеленое пятно на запястье и довольно четкий отпечаток большого пальца того же цвета на манжете – скорее всего палец был испачкан обыкновенным фломастером. Хочу отметить, что, вполне возможно, отпечаток не имеет отношения к убийству, ведь убийца оба раза мог действовать в перчатках. И все-таки необходимо проверить все. Мы только что сняли отпечатки у Жака Мюре – результат отрицательный. Теперь ваша очередь…»

Я перевел дух. На салфетке, которой при мне Паскаль вытер ладонь, был зеленый размытый след – как и на рукаве покойного Савелия. Кроме того, в день убийства Пьера ле Пе, за пару часов до его смерти славный Паскаль вдруг оказался дома. А что, если он пришел вовсе не потому, что устал слушать пересуды коллег? Если он пришел за очередной дозой «Волшебного сна»? А повстречав меня, сделал вид, что поглощает холодный рулет прямо из холодильника.

Удивительно, но факт: в подобных криминальных историях до поры до времени самые главные факты, как правило, скромно остаются в тени, пока какая-то мелочь вдруг не открывает нам глаза на суть происходящего. С самого начала душка Паскаль оставался для меня где-то «за кадром». Я и не думал рассматривать его в качестве подозреваемого: милый, славный, добродушный. А между тем, припомнив все слова, реплики и события последних дней, можно сделать вывод: он вполне подходит на роль убийцы.

Все начинается с детства. Пухленький малыш Паскаль мечтал о балете, но балетную студию никогда не посещал, и, по-видимому, не последнюю роль в том сыграла Мари. Признаем честно, положив руку на сердце: Мари – деспотичная мать. Если, к примеру, мать Саши, осознав, что сын ненавидит балет, позволила ему бросить занятия, то Мари с точностью до наоборот – она с самого начала перечеркнула увлечение сына в пользу занятий точными науками.