Джеймс Чейз - Если вам дорога жизнь… Страница 33

Беглер кивнул, забрал карту и ушел к своему столу. Через микрофон стал отдавать распоряжения, располагая своих людей широким полукругом – с побережья не должна прошмыгнуть и мышь.

Родни Бразенстайн вылез из полицейской машины, за ним – Лепски и Джек Хэтчи.

– Так, ребята, – заговорил Бразенстайн, чувствуя себя хозяином положения, – вы только покажите, где может быть этот индеец, остальное предоставьте мне. Что нужно шефу, я знаю. Если это Тохоло, я достану носовой платок и вытру им чело.

Лепски много чего в этой жизни ненавидел, в частности, богатых адвокатов, что раскатывали на «роллс-ройсах» и жили в домах на десять спален.

И Бразенстайн действовал на Лепски, как накидка матадора – на быка.

– Вытрете… что? – переспросил Лепски.

Бразенстайн посмотрел на поджарого детектива и в его жестких голубых глазах прочитал враждебность.

– Чело… лоб… верхнюю часть лица, – не без иронии ответил Бразенстайн, – вот так. – Он извлек из кармана безукоризненно белый платок и провел им надо лбом. – Улавливаете?

Лепски возненавидел его еще больше.

– Да. – Он повернулся к Хэтчи, наблюдавшим за этой сценой с явным интересом, хотя на лице его не дрогнул и мускул. – Джек, сначала пойду я. Девятнадцатый лоток справа?

– Точно.

И Лепски ушел, смешался с толпой. Начал считать лотки. У девятнадцатого стоял белый и разговаривал с толстым индейцем, поблизости был молодой индеец. Проходя мимо, Лепски окинул его внимательным взглядом, и цепкая полицейская память запечатлела и черты, и одежду индейца. Что ж, может, это и есть Пок Тохоло. Посмотрим, опознает ли его Бразенстайн.

Когда Лепски скрылся из вида, Хэтчи повел Бразенстайна вдоль берега. Они неторопливо пробирались сквозь толпу, и ярдов через сто Хэтчи остановился.

– Мы почти пришли, сэр, – сказал он. – Видите тумбу? Нужный лоток как раз напротив.

Бразенстайн посмотрел на тумбу, кивнул. Внезапно он оказался в плену сомнений. Уж не рехнулся ли он? Дал себя притащить сюда, под нещадно палящее солнце, делать за полицию их грязную работу. Черт подери! Он, между прочим, один из самых преуспевающих… почему один из?.. самый преуспевающий адвокат в городе, и вот он подрядился опознавать какого-то полоумного индейца! А если он идет навстречу своей смерти?

Увидев, что Бразенстайн внезапно изменился в лице и заколебался, многоопытный Хэтчи понял: Бразенстайн испугался. Как можно спокойнее он сказал:

– Вон та тумба, сэр, впереди.

На лбу Бразенстайна выступил холодный пот.

– Да… да… я не слепой!

– Хорошо, сэр. Лепски вас прикрывает. Он в нашей полиции лучший стрелок, сэр.

Хэтчи надеялся, что от этих слов у белого полегчает на душе – все-таки спокойнее, когда знаешь, что ты под защитой. Но реакция оказалась как раз противоположной. Страхи Бразенстайна только возросли.

Его защищают? Значит, опасаются, что возможна стрельба? Боже правый! Еще секунда – и Бразенстайн отменил бы всю операцию, но тут столкнулся взглядом с Хэтчи, черные глаза этого немолодого уже индейца смотрели пристально, испытывающе.

Бразенстайн взял себя в руки. Не след показывать этому индейцу, как он струхнул.

– Хорошо, – буркнул он хрипло. – Я пошел. – И он зашагал к тумбе, до которой было пару десятков ярдов.

Пришлось протискиваться сквозь толпу. Шум, крики торговцев, резкие голоса туристов – он еще больше разволновался. Вот и тумба.

Напротив нее был ряд фруктовых лотков. Сердце гулко бухало под ребрами. Бразенстайн застыл на месте. Повернуться к лоткам – это вдруг оказалось выше его сил. Вместо этого он принялся разглядывать маслянистую воду гавани.

Лепски, увидя это, застонал. Неужели этот откормленный слизняк наложил в штаны?

Лепски стоял в тени сводчатого прохода, который вел к рыбным ресторанам поприличнее, здесь же, на побережье. От запаха жареной рыбы у него текли слюнки. Оказывается, последние пятьдесят часов он ничего путного не ел, перебивался чем бог пошлет.

Отогнав эти мысли, он снова вперился взглядом в Бразенстайна. Вот чудик! Какие-то ужимки… кто в первый раз выступает по телевизору, примерно так же выглядит.

Наконец Бразенстайн повернулся и взглянул в сторону фруктовых лотков. Вгляделся, оцепенел… вытащил платок и вытер им лоб.

Более дешевой актерской игры Лепски в жизни своей не видел – настолько дешевой, что на Бразенстайна тут же уставились туристы, как по команде. Обычное дело – стоит одному задрать голову, тут же пялиться в небо начнут еще сто человек.

Лепски выругался сквозь зубы.

Пок Тохоло стоял, облокотившись на ящик с апельсинами. Джупитер Люси заключал сделку с оптовым покупателем из испанского отеля – продавать им по восемь ящиков. Что-то они никак не могли договориться. Но Пока это не касалось. Он поглядывал на свои дешевые наручные часы. Чак, должно быть, уже собрал все конверты.

Но можно ли ему доверять?

Пять конвертов… две с половиной тысячи долларов!

Пок взял апельсин и стал им поигрывать, чуть сдавливая.

Что ж, план он придумал отличный, но из-за цвета его кожи пришлось подрядить в помощники Чака и девушку. Хотя он знал заранее: деньги, если идут через их руки, автоматически подвергаются опасности.

Он вспомнил, как ждал Чака с деньгами, как тот вошел в комнату. Не вошел, а застыл в проходе как вкопанный, явно не ожидая увидеть его, Пока. И испугался тоже. Вполне возможно, что он был готов предать Пока.

А ведь теперь Чаку ничего не стоит уехать с новой порцией денег.

По кисти Пока побежал апельсиновый сок: он совсем забылся от этих мучительных мыслей и начисто раздавил апельсин. Выбросив остатки плода, он вытер руку о джинсы.

Люси и оптовый покупатель наконец завершили сделку. Теперь они улыбались и жали друг другу руки.

Через запруженную народом набережную Пок взглянул на маслянистую воду гавани. Маслянистая поверхность играла всеми цветами радуги. Тут он увидел Бразенстайна.

Пок сразу узнал этого дородного красавца. Работая барменом в клубе «Пятьдесят», Поку приходилось мириться с безмерным самодовольством этого типа, с его снисходительностью – ничего, мол, индейцы тоже люди. Бразенстайн всегда был с ним вежлив, и Поку эта вежливость была еще невыносимее, чем откровенная грубость других членов клуба. Индейцы тоже люди!

Пок вспомнил, как Бразенстайн громогласно увещевал Джефферсона Лейси, который в открытую презирал цветных.

«Ты не можешь не признать – они люди старательные, трудолюбивые. Да наш клуб только на них и держится. Мне они нравятся. Люди милые, симпатичные. Что-что? Ну, Джефф, это уж ты, извини меня, хватил лишку. Сделать их членами клуба? Может, еще и негров пригласить?»

Пок чувствовал, как в нем закипает ненависть. Бразенстайн… что это он там тужится около тумбы?

Семья Тохоло исповедовала католическую веру. Живя дома, Пок всегда ходил с отцом на воскресную мессу.

Стоя на коленях в тускло освещенной церкви – мерцающие свечи внушали ему религиозный трепет, – Пок сквозь переплетенные пальцы, прикидываясь, что молится, наблюдал за отцом, преклонившим колени рядом. Отец смотрел на алтарь с такой безмятежностью, что Пока охватывало отчаяние. Познать такую безмятежность ему было не суждено.

Он вспомнил слова, какие произносил священник в своем поспешном, затасканном обращении к прихожанам.

«А затем воспоследовал поцелуй Иуды, и остался он в памяти людской как знак предательства».

Бразенстайн теперь смотрел прямо на него, и Пок понял: тот его узнал. Бразенстайн вытащил платок и вытер им лицо, и Поку стало ясно: Бразенстайн предает его.

Роковая клетка в мозгу Пока вспыхнула белым сиянием, будто взорвалась электрическая лампочка.

Затравленно, словно животное, почуявшее опасность, он глянул направо, потом налево. Инстинкт подсказал ему: этого сигнала ждали притаившиеся поблизости полицейские.

Джупитер Люси что-то строчил в книге заказов. Покупатель из отеля, довольный заключенной сделкой, уходил прочь.

Лепски увидел, как Бразенстайн картинно машет платком. Значит, этот индеец – Тохоло! Он включил переговорное устройство.

В эту секунду Пок сунул руку под полку, и его коричневые пальцы сомкнулись вокруг рукоятки автоматического пистолета ноль тридцать восьмого калибра. Тонкие губы вытянулись в зверином оскале, обнажив зубы.

Подняв голову, Люси увидел безумное, убийственное выражение в глазах Пока, он тут же кинул свою книжку и незаметно смылся.

Лепски тем временем передавал в микрофон:

– Бразенстайн опознал Тохоло. Перехожу к операции.

Бразенстайн поступил так, как ему велел Террелл. Он начал уходить. Его походка была неверной, страх еще не улетучился. Ладно, остальное – дело полиции. Что до него, в жизни на подобное больше не согласится. Он удалялся, и тут ему в голову пришла мысль: ведь эта история для него – настоящий клад! Друзья наперебой будут приглашать его на обед и, завороженные, слушать, как он помог полиции взять Палача.