Назим Зейналлы - В Париж на поминки Страница 33

− Смотри, вмятина какая.

Я вытаращил глаза и усмехнулся:

− Это небольшая едва заметная вмятина, Фофа. Теперь не мешай. Подожди немного. Мне надо в книге кое-что понять.

Найдя нужные страницы, я сосредоточился и начал читать, иногда прикладываясь к пиву. Фуад терпеливо ждал, но не выдержав спросил:

− Что там?

− Получается, тот, кто покушался на Сафу, всё же родился под созвездием Девы. Теперь мы точно знаем, раз на перстне камень изумруд.

− Мы это и так знали, − рассмеявшись, возразил Фуад.

− Я всё-таки сомневался. Надо было убедиться на сто процентов. Смотри по этой таблице, − и я протянул ему книгу, − именно у Девы талисман изумруд.

Дай мне листы с цифрами, которые ты переписал.

Фуад порывшись в карманах, положил на стол сложенные листы и внимательно посмотрел на меня. Я ещё раз просмотрел эти листы и вынул мобильник:

− Сафа, слушай меня внимательно. Завтра опасный день, из дома не выходи, к окнам не приближайся. Окна наглухо закрой шторами, мы рано утром будем у тебя.

Мимо нас пробежали несколько здоровых парней, которых не желательно встретить в тёмном переулке. Через минуту они вернулись, запыхавшись, и встали перед нами.

− Эй, вы здесь не видели мужчину?

Я перевёл взгляд с книги на них и склонив голову сказал:

− I don’t know.

Это единственное фраза, которое я знал на английском, переводиться как “я ничего не знаю”. В школе и университете на все вопросы учителей я отвечал

“I don’t know” и мне ставили тройку. Говорил я эту фразу с чисто английским произношением. Фраза была из знаменитой песни рок − группы Blaсk Sabbath.

− Vous le vous coucher avec moi, − добавил Фуад и протянул им кружку пива.

− Иностранцы хреновы, − сплюнув, сказал один из них. Потеряв к нам всякий интерес, они отвернулись.

Мы переглянулись и я поглубже вжался в кресло.

− Проморгали его, теперь нам голову оторвут. Быстро по машинам, далеко он не мог уйти.

Побежав, они сели в видевшие виды грязные машины, стоящие у тротуара и пролетели мимо нас, скрипя колёсами.

− Ты что, знаешь английский?

− Знаю, только давно на нём не говорил, лет двадцать, − затем кивнул вслед отъехавшим колымагам и добавил. − Ты обратил внимание, у них на лобовом стекле висели маленькие шахтёрские каски.

− И что?

− Такие же каски я видел раньше, у тех, кто нас подвозил из аэропорта.

Фуад сделал паузу и покосился на меня:

− Это они ждали нас в номере?

Мы повернулись и посмотрели им вслед.

− И неплохо проводили время в нашем номере…

− Зато теперь их всех ждёт крупная клизма. Под названием “Подарок от босса”.

− По большому счёту, жизнь − она такая полосатая, удовольствия чередуются с клизмой, − отозвался я, открыл записную книжку и набрал телефонный номер друга юности Октая.

В студенческие годы на юрфаке мы были друзьями — не разлей вода. Успели побывать во всяких передрягах, были молоды и счастливы, а затем, как это бывает в жизни, наши пути разошлись, и теперь он двадцать лет как в Москве, старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры России. Трубку подняла его супруга Ирада, она в своё время училась вместе с моей “половиной” на архитектурном факультете.

− Привет Ирочка, узнала. Как дети, всё отлично? Вот и хорошо. Как наш друг? Работает на благо родины? Прекрасно, а как его найти? Ты позвонишь, скажешь. Тогда записывай.

Я продиктовал ей номер и через минуту мой мобильник зазвенел. Первый вопрос, который задал ответственный работник прокуратуры, был:

− Давно приехал?

− Несколько дней назад.

В телефоне на несколько минут повисла тишина.

− Нет, ты не понял, мы были транзитом в Москве. Приехали и быстро уехали. Где? В Париже и потом вот сразу тебе звоним. Встретиться? Конечно, как без этого, к сожалению, сегодня собираемся обратно. У меня просьба, я тебе передам лист с датами. Выясни, может, что происходило в эти дни, такое необычное, криминальное. Пошлёшь шофёра, очень хорошо, восточный корпус гостиницы «России». Освободишься, звони, мы встретимся.

Мы передали листы приехавшему сотруднику прокуратуры. По старому опыту я знал, Октай освободится нескоро, придёт весь взмыленный и уставший. Когда-то он был одним из самых крепких парней на факультете, которому ничего не стоило подтянуться нескончаемо раз на турнике и тут же начать жонглировать пудовой гирей. С годами нервная нагрузка на работе подорвала его могучее здоровье.

Времени у нас было много и надо было его чем-то заполнить. Мы пошли по Москворецкой набережной в сторону Кремля, перешли Большой Москворецкий мост и известным нам маршрутом, мимо отеля «Балчуг Кемпински» направились в то заведение, где были в день приезда. В прошлый раз официант усиленно расхваливал специально приготовленное блюдо из курицы, которое мы так и не смогли попробовать. И теперь, когда отведали всё, что нам принесли, я с удовлетворением сказал:

− Хорошо-то как!

И зевнув, посмотрел на часы.

− Когда мы нормально спали?

− Я думаю, неделю назад.

− Это ненормально для человека.

− Согласен. Что у нас по программе дальше?

− Где поблизости самые спокойные и тихие места?

Фуад отодвинулся от стола и сказал:

−Таких мест два − мавзолей Ленина и Третьяковская галерея.

− Мавзолей?

−В мавзолее, к сожалению, лежачие места заняты, − сказал Фуад, ковыряя во рту зубочисткой. − Так что нас туда не пустят.

Фуад кивнул и слегка пожал плечом:

− Остаётся Третьяковка, находится недалеко, минут десять медленным шагом

И с чувством гордости продолжил:

− По эскизам художника здание построено.

Я отодвинул кресло, нехотя поднялся на ноги и мы двинулись к выходу.

− Сдаётся мне, придётся идти в Третьяковку. Надеюсь, там хоть не очень шумно?

− Ого.

Открыв рот от изумления, он, не отрывая взгляда, смотрел на проходящую мимо высокую блондинку.

− Осторожно, шею свернёшь. Половой активист!

Фуад не придав значения моим словам, продолжил:

− Думаю, потише, чем в Лувре…Там шумно как на большом восточном базаре, все носятся с фотоаппаратами, снимают всё, что видят, и всё это сопровождается криком и топотом, − затем повернулся в мою сторону, приложил руку к голове и продолжил. − Ор стоял страшный.

И действительно, галерея находилась недалеко, в весёлом, ярко раскрашенном здании. Я сел в просторном вестибюле на обитую красным бархатом скамью, книгу положил на колени, потянулся и несколько раз зевнул.

− Здесь хорошо, тихо и тепло.

− Идём, увидишь много интересного.

− Ты иди, художник, я подожду звонка Октая, − опустил голову, почувствовал, как глаза закрываются.

Когда открыл глаза, надо мной стояла высокая пожилая женщина в очках и трясла за плечо:

− Молодой человек, здесь спать нельзя. Лучше поднялись бы, посмотрели картины, много интересного, − строго сказала она.

− Конечно. Извините, друга жду. В другой раз обязательно посмотрю, − и оправдываясь, добавил. − Сильно устал.

Нахмурившись, она строго и внимательно посмотрела.

− Не положено…спать, − немного поворчав себе под нос, добавила. − Спать идите домой.

− Домой не идти, лететь нужно. Больше двух тысяч километров, − и махнул рукой в сторону двери. − А спать хочется и ещё душ принять, побриться.

−Тогда вон идите за ту колону, а то прямо на виду у всех.

Кивнул и плавно засыпая, успел пробормотать:

− Спасибо.

Прислонившись головой к кирпичной колонне, я спал сидя на красном бархате и прикрыв лицо рекламным проспектом, пока не прозвенел мобильник.

− Вы где? − спросил Октай.

− В картинной галерее, − прошептал я.

В телефоне наступила продолжительная тишина, затем раздался смех:

− Шутите?

− Нет, на полном серьёзе, называется Третьяковская галерея. В проспекте написано «здесь лучшие картины русских художников».

− Как ты туда попал? Хорошо, верю. Тебя, наверное, Фуад туда заманил? Мы подъедем через полчаса. Выходите на угол Большой Ордынки.

− Договорились. Ты наши листки просмотрел?

− Сверяют, мне сейчас должны принести.

Я встал, оставил книгу в гардеробе и сонный побрёл искать по многочисленным залам Фуада. Нашёл его сидящим лицом к небольшой картине, быстро подошёл сзади и встал:

− Что за картина?

Он молчал, тогда я опустил руку ему на плечо, пригнувшись, прочитал название картины − “Пробуждение”. Затем, наклонив голову в бок и заглянув ему в лицо, вежливо произнёс:

− Ты что, заснул?

Никакой реакции, только когда прошло несколько минут, он, не отрывая глаз от картины, сказал:

− Малик…

Прошло по крайнеё мере ещё несколько минут, прежде чем он снова заговорил:

− Сядь, сядь рядом. Посмотри на это и скажи, что ты думаешь.

− Маленькая тёмная картина в хорошей рамке.