Рут Ренделл - Живая плоть Страница 34

– Четыреста десять, это мое последнее слово. Как думаешь, твоя тетя выйдет из дома, чтобы выпить со мной? Или пойти в кино?

– Она никогда не выходит.

Джапп отправил в рот еще одну конфету. Пакетик опустел, он скомкал его и бросил в заднюю часть фургона.

– Она никогда и не наряжалась, так ведь? Но посмотри на нее этим утром. Шикарная девица. Наверно, попытаю счастья. Слабое сердце никогда не покорит прекрасную даму.

– Господи! – произнес зять.

– Кевин, не будь таким. – Джапп сунул руку в карман, но запас конфет был исчерпан. Повернувшись к Виктору, он заметил: – Кстати, я вдовец, если думаешь, что я веду себя непорядочно.

– Мне все равно, – сказал Виктор, демонстративно поднося часы к глазам, – времени осталось слишком мало.

Джапп выписал ему чек. Он был левшой, писал медленно, размашистым, округлым почерком. От чека пахло мятой. Благодаря его мяте и ее камфаре они составят отличную пару, с отвращением подумал Виктор. Позволил Джаппу вернуться в дом и, оставив Кевина сидящим на ступеньке среди вьющихся пурпурных цветов, пошел к задней стороне дома посмотреть, не спрятан ли ключ где-нибудь под булыжником или цветочным горшком. Но там ничего не оказалось.

На полу гаража валялся клетчатый коричневый дорожный плед, всегда лежавший на родительском диване. Когда ему было восемь лет, Виктор обнаружил, что им закрывают след от сигареты. Поддавшись порыву, Виктор поднял его, сложил и положил на сиденье инвалидного кресла.

– Придется слегка сбавить покупную цену, – сказал Кевин, подмигивая. – Ты наверняка принял это в расчет.

Поскольку Кевин шутил, Виктор заставил себя улыбнуться. Попрощался и вышел, толкая перед собой кресло. Вместо того чтобы отправиться домой, он пересек Ганнерсбери-авеню и двинулся по Элм-авеню к парку Илинг-Коммон. Там не было ни души, стояла полная тишина унылого будничного утра, собирался дождь. Убедившись, что его никто не видит, Виктор сел в кресло и положил на колени плед. Ему казалось, что управлять креслом, как это делал Дэвид, было легко. Виктор решил это проверить. К колесам были прикреплены хромированные обручи меньшего диаметра. Их толкали вперед, и они вращали колеса.

В том, что приводишь кресло в движение, было что-то радостное, приятное. Виктор катился по одной из дорожек парка. Примерно так же он чувствовал себя, когда только-только научился ездить на велосипеде. Тогда мир вокруг маленького мальчика обрел новые краски и даровал столь необходимую ему свободу. Навстречу ему шла женщина с охотничьей собакой на поводке. Виктор сперва подумал, что нужно немедленно вылезти, поскольку эта собачница подумает, что он очередной сумасшедший или, по крайней мере, ведет себя странно, но тут же понял, что ничего подобного не случится. Женщина примет его за инвалида, вынужденного пользоваться креслом. Так и произошло. Было интересно наблюдать за ее поведением. Хотя Виктор был на одной стороне дорожки, а она на другой, и разделяли их добрых шесть футов. Женщина укоротила поводок почти на ярд, бросила быстрый, пытливый взгляд на Виктора, потом отвернулась с деланым равнодушием, словно бы говоря: «Конечно, я понимаю, что ты калека, но для меня при моей утонченности ты ничем не отличаешься от всех остальных, и я не нарушу приличий, пялясь на тебя, так что не воображай, будто я задаюсь вопросом, что скрыто у тебя под пледом или что с тобой стряслось».

Виктор был уверен, что прочел все это на ее лице, и его это заинтересовало. Было ясно, что человек в инвалидном кресле притягивает всеобщее внимание. Он разминулся еще с несколькими людьми, и чувство, которое часто возникало, когда он бесцельно бродил по городу, что будто его вообще не существует и что он невидим, ведь на него никто не обращает ни малейшего внимания, сменилось другим. Теперь он словно притягивал взгляды всех, кто решил прогуляться в этот час в парке. Этого «притяжения» не избежал никто. Люди могли испытывать жалость или замешательство, возмущение, вину или любопытство, но что-то испытывали все: кто-то таращился на него, кто-то демонстративно отворачивался, остальные украдкой бросали косые взгляды. Когда он подъехал к светофору на большом перекрестке, где Аксбридж-роуд пересекала Норт-Серкьюлер, к нему подошел рослый мужчина со словами: «Не беспокойся, приятель, я тебе помогу», и, когда вспыхнул зеленый свет, машины остановились, пошел рядом с креслом, приговаривая: «Пускай подождут, ничего с ними не случится».

Виктор поблагодарил его. Он наслаждался. И понял, что всегда терпеть не мог ходить, хотя никогда не признавался себе в этом даже в самых сокровенных мыслях. В тюрьме физическая зарядка была обязательной, но там было некуда ходить. Большую часть своей юности, до того, как он оказался в тюрьме, ему приходилось ездить в машине. Инвалидное кресло, конечно, не машина, и в плохую погоду пользоваться им весьма затруднительно, но в некоторых отношениях у него даже перед автомобилем есть определенные преимущества, подумал Виктор, когда две болтавшие женщины отскочили, дав ему спокойно проехать. Он спохватился, осознав чудовищность своих мыслей: человек со здоровыми ногами хочет быть прикованным к инвалидному креслу!

Поднять кресло по лестнице в доме миссис Гриффитс было нелегко, но внизу его было негде оставить. Виктор подумал, как хорошо было бы, если бы телефон под лестницей зазвонил в эту минуту и на том конце провода оказалась бы Клара. Он сказал бы ей о своем новом подарке для Дэвида, она бы обрадовалась и, может быть, поспешила бы приехать на своей машине, повезла бы его и кресло обратно в Тейдон-Буа, и, возможно, теперь ему предложили бы остаться на ночь. Телефон, конечно же, не звонил. Клара, видимо, была на работе, делала рентгеновские снимки в больнице Святой Маргариты.

Сидеть в инвалидном кресле было удобнее, чем на стульях, предоставленных миссис Гриффитс. Виктор расположился в нем у окна и, поглядывая в сторону бывшего дома родителей, читал «Панч». С этого места он мог видеть только крышу. Листва на деревьях была уже густой, пестрая зеленая, розовая, белая завеса превратилась в ковер из листьев. В палисаднике миссис Гриффитс сорняки уже достигли мусорных контейнеров – еще немного, и отсюда их будет уже не разглядеть. Сплошь крапива, чертополох и какой-то розовый цветок в рост человека. Виктор сосчитал наличные деньги. С последним полученным пособием у него было около тысячи фунтов. В купленных журналах было много реклам ресторанов, рекомендуемых в «Гуд фуд гайд», ассоциацией рекламы или Эгоном Ронеем. Сидя в кресле отца, Виктор читал их и размышлял, куда лучше всего пойти. Решил, что, если Дэвид и Клара не дадут о себе знать до субботы, он позвонит им сам и пригласит поужинать. Он ни разу никого не приглашал в ресторан, если не считать обедов в кафе с Полин и нескольких посещений каких-то забегаловок в Хайгейте с Аланом.

Виктор подумал, что никуда не пойдет в пятницу. Будет ужасно, если он уйдет, а Дэвид решит набрать его номер. На протяжении долго и медленно тянувшегося дня он твердил себе, что нет причин ждать звонка от Дэвида. Они об этом не договаривались. А может, он и Клара ждут, чтобы он, Виктор, сделал первый шаг, связался с ними и поблагодарил их за прием в прошлую субботу? В три часа, вконец измученный бесплодным ожиданием, Виктор спустился и набрал телефонный номер Дэвида. Ответа не было. Через полчаса, прочитав номер «Обсервера» за прошлое воскресенье, опять спустился к телефону и сделал еще одну попытку дозвониться. Без толку. Виктор решил подождать еще два часа и позвонить в половине шестого.

В двадцать минут шестого, спускаясь по лестнице, он услышал долгожданный телефонный звонок. Побежал к нему и поднял трубку. Звонила Клара.

Ее голос странно действовал на Виктора. Он не хотел, чтобы она умолкала. Голос был красивым, теплым, мягким, с приятным акцентом, что придавало ее речи еще больше очаровательности. Она произносила слова немного медленно, отчетливо, но с каким-то гипнотическим придыханием. Он наслаждался ее манерой говорить, пытаясь уловить неуловимый тембр, поэтому даже не понял смысла последней фразы и был вынужден попросить Клару повторить все сначала.

– Я звоню по поводу квартиры. Не здесь – в городке Эппинг-Апленд. Дом принадлежит знакомой моей матери. Ее муж умер, и она хочет сдавать часть дома. Собирается дать объявление, но только через неделю или две, так что это твой шанс. Матери я пока ничего не говорила. Решила подождать, пока не спрошу тебя.

Виктор сказал, что хотел бы посмотреть квартиру. Девушка ответила, что он может и сам договориться с миссис Хантер. Пообещала дать ему ее адрес и номер телефона. Виктор понял, что она не собирается приглашать его в Тейдон-Буа и даже говорить что-то о будущей встрече. И он, в который раз, ощутил надвигающийся приступ тошноты.

– Виктор, я только хочу предложить одну вещь. Не советую быть нечестным – уверена, что ты все равно не принял бы этот совет, – но на твоем месте я ничего не говорила бы миссис Хантер о твоем прошлом. Ты же не повторишь… ну, того, что сделал. Ты же не сделал ничего такого, что может не понравиться квартирной хозяйке, ты ничего не украл и… не совершил никакого мошенничества или чего-то вроде. Прости, пожалуйста, что упоминаю об этом.