Инна Бачинская - Две половинки райского яблока Страница 34

Речь его была на удивление краткой. Всего несколько фраз о славной дате – Дне города и славных гостях, которые почтили своим присутствием наш праздник. Господин Романо, потомок славного рода местных дворян Якушкиных, – он похлопал в ладоши. Гости подхватили, повернувшись к господину Романо.

– И… – Мэр, как опытный интриган, сделал паузу. Долгое «и» повисло в воздухе. Насладившись наступившей вдруг гробовой тишиной, он закончил: – …и всемирно известный маг и волшебник господин Ханс-Ульрих Хабермайер!

И сразу же в зале погас свет. Луч прожектора упал на сцену. В его свете неподвижно стоял рослый человек, закутанный в черный плащ, с огненной маской на лице. Восторженно взвизгнула какая-то женщина. И сразу же наступила такая тишина, что стало слышно, как нежно и тонко звенят хрустальные подвески на люстре.

Маг взмахнул руками, словно крыльями. И стая черных не то птиц, не то летучих мышей бесшумно ринулась со сцены в зал. Зал ответил дружным воплем. Заметались белые столбы прожекторов, черные птицы-мыши кружили по залу. Присутствующие стали пригибаться, закрывая голову руками. Музыка звучала какая-то дикая…

И вдруг все разом закончилось. Вспыхнула ослепительно хрустальная люстра в центре зала. Исчезли неизвестно куда черные мечущиеся тени. На сцене в белом фраке стоял Ханс-Ульрих Хабермайер, улыбаясь, прижав руки к груди, раскланиваясь. Зал разразился овациями. Маг поднял руку, призывая к тишине. Дождавшись, заговорил по-немецки. Переводчик перевел. Праздник города почти совпал с другим праздником, сказал Хабермайер. С древним праздником, которому больше двух тысяч лет, праздником, предвещающим долгую мрачную зиму, когда границы между мирами живых и мертвых стираются и… они посещают нас!

– Счастливого Хеллоуина! – воскликнул Хабермайер по-русски, посылая в толпу воздушные поцелуи. Кто-то неуверенно засмеялся. Публика оторопело молчала. Холодок пробежал по спинам.

– Прошу дам принять от меня в подарок цветы, – сказал Хабермайер, и тут же резвые служители засновали меж гостей, раздавая веточки разноцветных орхидей…

Это разрядило обстановку. Грохнули аплодисменты. Дамы, щебеча, разбирали цветы.

Хабермайер, сияя улыбками направо и налево, пробирался к нам через толпу.

– Рад видеть вас, господин Романо, – сказал он, кланяясь. – Сколько лет, сколько зим.

– Здравствуйте, Ханс-Ульрих, – ответил господин Романо. – Какая неожиданная встреча, давненько мы не виделись. Какими судьбами?

– Давно, знаете ли, собирался в эти края, Джузеппе. Мои предки были отсюда. Потянуло, как говорится… – В голосе Хабермайера звучала грусть – он, казалось, оправдывался за то, что так долго тянул с возвращением к истокам. – А вы, Джузеппе, как здесь оказались?

Флеминг кашлянул. Гайко по-прежнему рассматривал люстру, словно не замечая нового персонажа. Они стояли рядом, рослые, высокие – смуглый Гайко в черном, светловолосый и сероглазый Хабермайер в белом, – как две стороны старинной монеты. Что-то общее было в них, несмотря на разницу, некая связь угадывалась в нарочитом равнодушии – они ни разу не взглянули друг на друга.

– Я тоже давненько, знаешь ли, собирался побывать в здешних краях, – сообщил господин Романо. – Это Аррьета, познакомься. Мой добрый гений и хранительница очага.

Хабермайер почтительно склонился над рукой вспыхнувшей Аррьеты.

– Это Наташа, переводчица, – продолжал господин Романо. – Украшение нашей скромной компании.

Хабермайер взглянул на меня, блеснул синим огнем. Я почувствовала, как запылали уши. Рука его была горячей. Он легко коснулся губами моей руки. Прикосновение его губ отдалось молнией внутри.

– Это Клермон, – прервал затянувшуюся сцену господин Романо. – Наш летописец. Это Флеминг и Гайко, интеллект и сила.

Хабермайер склонил голову, приветствуя мужчин. Они обменялись рукопожатиями.

– Это моя ассистентка фройляйн Элса Цунк, – он чуть посторонился, и из-за его спины появилась рослая девушка в черном мужском костюме, блондинка с невыразительным лицом и внимательными голубыми глазами. Она молча поклонилась, скользнув взглядом по нашей компании, отступила назад и словно провалилась. У меня мелькнула мысль, что девушка не подходит блистательному Хабермайеру. Он что, нарочно выбрал себе такую безликую помощницу? Я взглянула на мага, он взглянул на меня, наши взгляды скрестились, и я вспыхнула.

Тут, к своему ужасу, я заметила краем глаза Приму и Регину Чумарову, подобравшихся поближе.

– Не может быть! – явственно донеслись до меня слова Примы.

– У меня глаз – алмаз, – отвечала Регина, вытягивая шею. – Точно, твое! Я же говорила, давай переделаем у меня! Так тебе сотни жалко, жаба задавила! Даешь кому попало!

– Не может быть! Не мое! – шипела Прима. – Она же иностранка! Подлец, сказал, единственный экземпляр!

– Я тебя умоляю! Единственный экземпляр бывает только у меня! Твое, твое – на правом плече шов неровный, я такие вещи сразу усекаю.

Они подтягивались все ближе, не сводя глаз с моего платья. Впервые в жизни я испытала ощущение горящей на голове шапки. Флеминг сделал шаг вперед, заслоняя меня.

– Добрый вечер, – раздалось рядом. К нам подошла Марина Башкирцева, директор музея.

– О, Марина! – обрадовался господин Романо, протягивая к ней руки, привлекая к себе и целуя щечку.

– Наташа, – произнес Хабермайер, глядя на меня потемневшими глазами – сейчас они были уже не серые, а синие. Колдовство? – Наташа… а вы местная?

– Да, – ответила я, краснея. – Я родилась здесь.

Флеминг прислушивался. От усилия понять, о чем идет речь – мы говорили по-немецки, – у него порозовели скулы. Выражение лица было непроницаемым, он даже смотрел куда-то в сторону. Но уши шевелились. Фройляйн Элса Цунк тоже смотрела в сторону. Она не могла не слышать нашего разговора, но тем не менее, как и Флеминг, делала вид, что не слышит.

Как-то так получилось, что мы с Хабермайером оказались чуть в стороне от остальных, словно огороженные пустым пространством, даже гул зала отодвинулся. Он все смотрел на меня своими синими глазами и улыбался. Платиновые волосы, заплетенные в косичку, мощный разворот плеч, крупный рот, нос с горбинкой…

– Красивый город, – вдруг сказал он. – Очень старый! Я был в музее…

Удивительное дело! Не успели приехать, как сразу же помчались в музей. И господин Романо… и маг.

– А вы… вы как сюда попали? – спросила я. Вопрос не из самых удачных. Даже, можно сказать, невежливый. Но Хабермайер не обиделся.

– Случайно, – ответил он неуверенно. – Моя помощница ведет дела и переговоры. Так получилось. Хотя… давно собирался, да и корни, так сказать… Хотите, спросим у нее?

Я мотнула головой – нет! Какая разница?

– А это наша переводчица, – произнес где-то за моей спиной голос Флеминга. – И господин Хабермайер, известный маг!

Я повернулась и… попятилась, едва не столкнувшись нос к носу с Нашим Жорой. Бум! Для него мое появление также оказалось полной неожиданностью – до сих пор он мог любоваться лишь моей обнаженной спиной. Я, как опытная интриганка, выпустила из рук серебряную сумочку. Честное слово, от неожиданности. Сумочка, звякнув цепочкой, шлепнулась на пол. Флеминг, Хабермайер и Жора стремглав нырнули за ней, едва не стукнувшись лбами. Флеминг оказался проворнее, подхватил сумочку с пола и, как приз, протянул мне. Я кивнула ему благодарно, не сводя взгляда с Жоры. Рядом с ним стояла женщина из «Ягуара». В бледно-зеленом платье. Светлые волосы красиво уложены на затылке. Миловидная, с тонкими чертами лица, взгляд – сосредоточенно-бессмысленный, похоже, мадам изрядно подшофе. Стоит, облизывая губы и покачиваясь, опирается на руку Жоры. Испорченная богатая девушка, отбившая у бедной девушки… кого? Друга, любовника, бойфренда? Как же мне тебя назвать, Жора? Кем ты мне приходился?

Жора неловко поклонился и пробормотал: «Очень приятно». Вид у него был как у человека, которого внезапно ударили по голове тяжелым предметом. Лицо побагровело, что было удивительно – Жора никогда и нигде не терялся.

– Вы, кажется, знакомы? – уронил интриган Флеминг.

– Э-э-э… кажется, – пробормотал Жора.

– Я работала под началом господина Андруса, – сказала я. – В Банковском союзе.

– Разве вы… уже не работаете? – бледно поинтересовался Жора. – Это Елена, – спохватился он.

– Невеста? – невинно спросил Флеминг.

– Невеста? – переспросил господин Романо. – Елена? У вас в городе поразительно красивые женщины. Елена! С каким удовольствеим я сбегал бы за яблоком для прекрасной Елены.

– Лучше шампанского! – захохотала прекрасная Елена. – Ты не говорил мне, что у тебя такие… Кем вы там работали?

Ее небрежно-высокомерная манера смотреть прищурясь, ее интонация были оскорбительны. Кажется, так принято разговаривать с прислугой у новой отечественной буржуазии.