Варвара Клюева - Уникум (Язык мой - враг мой) Страница 34

- Ладно, Славка. Можешь не беспокоиться. Я вообще буду нема как могила. Не понимаю, почему вдруг вы начали на меня всех собак вешать. Я тихая, мирная женщина, а не волкодав какой-нибудь.

- Да я ничего такого не имел в виду, - оправдывался Славка. - Просто у разных людей разные механизмы защиты. Ты остришь, Ира кричать начинает. Ей тяжело, а обрести себя она может только в привычной обстановке. Сейчас о возвращении домой говорить не приходится, и от этого она еще больше теряет почву под ногами. Она бы и на стоянку не пошла, но боится оставаться одна. Не надо усугублять ее состояние.

- Не буду. Слово даю.

Славка благодарно сжал мне локоть и вернулся к жене. Его забота об Ирочке очень меня тронула. Я стала размышлять на тему о незаслуженном везении, которое выпадает некоторым истеричным дамочкам, и вдруг вспомнила проглоченную на полуслове фразу Белова. Он говорил об Ирине Астафьевой, а Славкина фамилия - Терехин, но с чего бы это Белову смущаться, если речь шла о незнакомой мне женщине?

Стало быть, он имел в виду Ирочку. Ну да, наверное, ее ненаглядный главреж решил, что фамилия Терехина в афишах будет выглядеть неуместно. "Боже, ну и денек у меня сегодня, - подумала я с горечью. - Сначала выясняется, что один из моих друзей - весьма вероятный кандидат в убийцы, потом - что жена одного из моих добрых знакомых, мягко выражаясь, особа безнравственная. Бедный Славка! Хотя сам виноват. Мехматовские девочки ему, видите ли, в жены не годятся. Пусть теперь любуется на Ирочкину ангельскую мордашку, выслушивает ее милые пустячки и щеголяет рогами. Я ему глаза открывать не собираюсь. Правда, насчет рогов Белов вроде бы не до конца уверен. Ладно, наплевать, у меня есть повод для переживаний поважнее".

Но все же воспоминание о вероломстве Ирочки нет-нет да и встревало в ход моих мыслей и портило и без того мерзкое настроение. Славка мог не утруждать себя никакими просьбами. Я и без его уговоров не перемолвилась бы с Ирочкой ни словом.

Мы доплелись наконец до лагеря и обнаружили, что Марку стало лучше. Он уже не лежал пластом в палатке, а сидел в тени нашего столового дерева на надувном матрасе, сложенном на манер кресла. Вид у него был одновременно томным, трагичным и отрешенным - никогда бы не поверила, что такое сочетание возможно, если бы не видела его собственными глазами. Вокруг полулежащего на матрасе Марка суетливой наседкой хлопотал Генрих. В ответ на обеспокоенные вопросы о самочувствии Марк лишь пожал плечами и вяло махнул рукой. По всей видимости, жест этот призван был означать: "ерунда, не стоит разговоров", хотя, не знай мы хорошо Марка, нам наверняка пришла бы в голову совсем иная трактовка. "Надежды нет. Скорый конец неизбежен".

Когда тема недомогания Марка иссякла, общий разговор начал буксовать. Заговаривать об убийстве никто не решался, а светские фразы, которыми обменивались Генрих, Марк и наши гости, звучали удивительно фальшиво. Они падали в густую, вязкую пустоту и мучительно в ней зависали. С каждой минутой участники беседы чувствовали себя все более и более неуютно. Вот когда бы им оценить неиссякаемый Прошкин оптимизм и мое блестящее, неподражаемое умение вести корабль любой дискуссии через опасные рифы и мели. Но как верно подмечено, нет пророка в своем отечестве, и никто не подумал принести нам с Прошкой извинения за нападки и обструкцию, которым нас регулярно подвергали, едва мы открывали рот. Сегодня же невооруженным глазом было заметно, что наше молчание нервирует общество. Ярослав, например, сидел как на иголках, то и дело кидая на меня виноватые взгляды, - видно, считал, что на меня так угнетающе подействовала его просьба не обижать Ирочку.

И был в корне неправ. Я молчала и даже не поднимала глаз, потому что боялась выдать терзающие меня сомнения. Прошка, насколько я понимаю, пытался решить, кого я подозреваю. Собственно, вариантов-то у него было всего два Генриха он исключил, а мысль о том, что я могу подозревать его самого, наверняка даже не закрадывалась в невинную душу, - но, лишившись возможности назвать имя и по выражению моего лица определить, правильна ли догадка, Прошка никак не мог решить, кому отдать предпочтение - Марку или Леше.

Хотя не исключено, что думал он, как всегда, о еде, а молчал из чистой вредности: хотел посмотреть, как они все будут выбираться из патоки, которую сами же разливали.

Когда маразм вступил в кульминационную фазу и один из Славок начал объяснять, чем отличаются рыболовные снасти для ловли морской и речной рыбы, а все остальные - изображать живейший интерес к этой теме, Марк, наконец, не выдержал. Играя на своем недомогании, он капризно попросил Ярослава не говорить о рыбе и всем своим видом дал понять, что ему сейчас станет дурно. Славка испуганно примолк; чем заполнить образовавшуюся паузу никто не знал, и тогда Марк, тут же забывший о своей слабости, нарушил табу.

- Так зачем вас Белов вызывал? - спросил он, повернувшись ко мне, Прошке и Леше.

Подобно раскату далекого грома в удушливый день, эта фраза неуловимо изменила атмосферу. С одной стороны, она принесла облегчение - больше не нужно было притворяться и искать нейтральные темы для разговора. С другой стороны, все как-то испуганно подобрались - ведь разговор о следствии неизбежно вел к теме убийства, а оттуда рукой подать до взаимных подозрений и нового скандала. У меня же вопрос Марка вызвал тошнотворный приступ страха. "Он не утерпел, не вынес неизвестности, - думала я, вытирая о шорты повлажневшие ладони. - Так, наверное, и должен был повести себя убийца".

- Для допроса, естественно, - ответил за нас троих Леша. - Должен же он следствие вести.

- Об этом я и без твоей подсказки догадался. О чем он спрашивал?

- Да все о том же. Уточнял наши перемещения по пансионату в день убийства Нины, спрашивал, о чем говорили вечером накануне во время застолья. Хотя нет, кое-что новенькое все же прозвучало. Белов попросил описать ссору Варвары с Мироном, а когда я ответил, что дословно не помню, рассказал обо всем сам и спросил, так ли было дело. Довольно точно, надо сказать, все изложил. - И Леша подозрительно покосился на Славок.

Марк и Прошка тоже посмотрели на них с неприязнью, а Генрих растерянно таращился на всех по очереди. Он почуял неладное, но понять причину невесть откуда взявшейся враждебности не мог.

- Это я Белову все рассказала, - поспешила я отвести удар от Славок.

Все, как по команде, уставились на меня.

- Зачем? - спросил Прошка с негодованием.

- Славки вчера доложили Белову о своих разногласиях с Мироном. Белов спросил, не нахожу ли я странным, что они начисто позабыли о ссоре, имевшей место за несколько часов до гибели Полторацкого. Я объяснила, что последовавшие за этой ссорой события вполне оправдывают такую забывчивость. Шпион, естественно, поинтересовался, о каких событиях идет речь.

- Ой, а что за события? - воскликнула Ирочка, глядя на меня округлившимися блестящими глазами.

В глазах Генриха стоял тот же вопрос.

Я медлила с ответом, соображая, нельзя ли от него уклониться, и Марк с Прошкой пришли мне на помощь.

- А о предыдущих девятистах девяносто девяти скандальных сценах, в которых вы с Мироном были главными героями, Белов тебя не расспрашивал? - невозмутимо поинтересовался Марк.

Прошка же поспешил увести разговор в сторону.

- Интересно, - задумчиво сказал он, глядя на Лешу, - почему шпион Белов все пытает нас о наших перемещениях по пансионату? Может, они установили точное время убийства и теперь Белов хочет определить, кто из нас примерно в это время заглядывал к Нине? Если так, то с кого-то из нас подозрения уже сняли. Знать бы, кто остался.

- И не надейся, - отмел Марк предположение Прошки. - Как они могли установить точное время? Ни один из тех, кто заходил к Нинке в палату, не догадался пощупать ей пульс и посмотреть на часы. А даже если бы и догадался, то мы знали бы только, что в тот момент она еще была жива. Вопрос о времени убийства все равно остался бы открытым.

- Но если кто-то - скажем, медсестра или уборщица - заметил бы, как Нина вздохнула или пошевелилась, это уже сузило бы круг подозреваемых. Можно было бы отбросить тех, кто наведывался в медпункт раньше. И потом, они же проводили вскрытие. Мне казалось, в таких случаях время смерти определяют довольно точно.

- Разброс все равно остается, - сказала Татьяна. - Такие показатели, как температура тела или трупное окоченение, зависят от многих факторов, вплоть до индивидуальных особенностей организма. Точнее всего время смерти можно определить, если известно, когда покойный в последний раз ел. Но думаю, после тех злосчастных кур Нина ничего в рот не брала. А никто из нас, когда садился за стол, не смотрел на часы.

- Но даже приблизительное время смерти могло бы прояснить картину. Например, если Нину убили раньше пяти, то мы четверо - я, Марк, Варька и Леша - имеем железное алиби, - бестактно заявил Прошка.