Альберт Кантоф - Пенальти Страница 34

— Знаю: глава двадцатая… «Как сохранять объективность при любых обстоятельствах».

Она кусала губы, словно заставляя себя не прокричать, что такая бесстрастность хороша в абстракции. Когда, например, речь идет о финансовом или административном скандале. Но тут убийство. Человек со всеми своими чувствами и переживаниями, закрывший глаза навсегда. Убитый самым подлым и жестоким образом.

Доминик как бы отождествляла себя с этой незнакомой женщиной, увидела свое собственное тело на мостовой. Может быть, она не почувствовала бы себя так, если бы не было этого несостоявшегося рандеву в частном особняке квартала Пасси, где она ждала, словно в окружении эротических видений, наполнявших комнату, и где все дышало ароматами сладострастия. Даже детали — тонкое, вызывающее белье, вдруг выставленное жестоко на всеобщее обозрение, — говорили о том, что эта девушка по вызову готовилась к любовным объятиям, а не к встрече со смертью. Доминик ощущала и свою вину. И именно поэтому ей нужно было любой ценой узнать причину: иначе перед ней всегда стояла бы картина красивого мертвого тела, убранного для любви, точно покойница перед похоронами.

Может быть, Доминик удалось бы немного сдержать свои горькие чувства, вызванные столь неоправданной в ее глазах смертью, если бы не желание, чтобы человек, которому она доверилась, заключил ее в свои объятия. Она была так расстроена, что утратила свой высокомерный вид, который, впрочем, был только маской. Можно было бы утешаться тем, что смерть поджидает где-нибудь всех нас. Но простая жажда жизни восставала в ней против жестокости тех, кто, не колеблясь, швырнул в небытие такое прекрасное создание (пускай порочное, но что из того?), дарившее радость. Никогда еще выражение «умереть во цвете лет» не представлялось ей столь уместным, как в этом случае. Прочитав на лице Доминик эти чувства горечи и гнева, Франсуа выразил свою солидарность.

— Мы будем продолжать… Даже если я тоже окажусь за бортом.

Эти слова показались ему тотчас же ничтожными по сравнению с теми чувствами, которые охватили его. Он был полон нежности и страстно хотел обнять ее, но не решался обнаружить свое волнение. Недомолвки в любви могут порой разрушить зарождающееся счастье. Сдержанность, вызванная опасением сделать жест, способный возмутить и отпугнуть другого, часто все портит, тогда как малая толика искренности разрушила бы оковы притворства, источник всех недоразумений. И, кроме того, те маленькие драмы, с которыми он сталкивался раньше на футбольном поле, вдруг представились ему пустяковыми на фоне той драмы, о которой он пока только догадывался. После звонка мэра-депутата Франсуа стал сомневаться в своих силах. Окажется ли он на высоте? Способен ли разглядеть крапленые карты во время игры? Или хуже того: сможет ли он поддержать коллегу, искушенную в таких расследованиях, не рискует ли он стать обузой для Доминик, а то и навлечь на нее опасность? Две подозрительные смерти уже имеются в этом деле. Угадав его сомнения, Доминик их отвергла.

— В этой истории я доверяю только вам. Если бы вы сказали: «Я бросаю этим заниматься», то я продолжала бы одна.

Он смотрел на нее, и сердце его учащенно билось.

— Тогда мы будем вместе и в радости, и в беде.

Луч солнца вспыхнул в ее карих глазах. Она рассмеялась, словно ее тревоги рассеялись.

— За это вас надо расцеловать.

Она сказала это так, что Франсуа по-товарищески подставил щеку. Подобная игра, если бы продолжалась, так и оставила бы их ни с чем. Но Доминик будто случайно слегка повернула голову. Их губы соприкоснулись. Они обнялись, произнося между поцелуями слова, тысячу раз пересказанные с тех пор, как возникла речь, и всегда новые для влюбленных.

Були смотрел своими зелено-золотистыми глазами, как они склонялись друг к другу, словно два подрубленных дерева. Затем, отметив, что еще светло и рано идти спать, он принялся за свой туалет, совершенно равнодушный ко вздохам и лихорадочному шепоту, доносящимся из-за двери спальни, оставшейся приоткрытой.

Они забыли обо всем на свете. И весь мир сократился до большой кровати, где они открывали друг друга с нетерпением и восторгом мореплавателя, ступающего наконец на новую землю, которая существовала до сих пор только в его воображении. Руки и губы Франсуа скользили по всем изгибам этого тела, которое с трепетом отзывалось на каждое прикосновение. Она, и всадница, и кобылица, выпрямив плечи, с отвердевшими сосками, склоняла голову в момент их общего наслаждения.

Потом пришло успокоение.

И каждый боялся прочитать разочарование в первом взгляде после любви. Они уже изучили карту Нежности с другими и боялись сравнений, которые могли обернуться против них. Но напрасно. Не потому, что их прежние объятия были неудачны. Нет, просто все осталось в прошлом. А плоть так же забывчива, как и душа. Потянувшись, Доминик сладострастно изогнулась.

— Мне так хорошо!

Успокоенный в своем мужском тщеславии, он сказал:

— Прекрасно… Теперь мы будем на «ты».

К ней вернулась ее насмешливая резкость.

— Только идиотки, которые спят со своим патроном, говорят ему потом «вы».

Франсуа рассмеялся.

— Кстати, по поводу работы… Нас ждут на кофе. — Он взглянул на часы. — У нас едва осталось время, чтобы отправиться под душ и бежать.

Доминик вкрадчиво протянула к нему руку.

— Кого мы должны повидать?

Он поспешно встал с кровати.

— Нечего меня соблазнять, чтобы получить ответ. Я так же стоек, как святой Антоний.

«Оберж де ля Рок» — ресторан, известный своей кухней. Отводя ему почетное место в перечне гастрономических заведений, две звездочки в справочнике «Мишлен» и семнадцатый номер в «Го и Милло»[29] предохраняют его все же от орд состоятельных туристов, которые заносят храмы великой французской кухни в свой победный список, как другие — хищников в опись охотничьих трофеев. Они посещают их только рада удовольствия похвастаться, вернувшись домой, перед своими друзьями и знакомыми. Но они не знают, что эта слава очень часто скорее результат рекламы, чем качества блюд, по той простой причине, что шеф-повар, вознесенный кулинарной критикой до небес, проводит сегодня больше времени перед очагами Нью-Йорка или Токио, чем у своих собственных. Блюдо, приготовленное по знаменитому рецепту заместителем, становится лишь жалким подобием оригинала. Хорошо еще, если изобретатель не предлагает его в замороженном виде на телеэкране.

Но здесь — ничего подобного. Зажиточная провинциальная клиентура допускает только один вид отъездов — навсегда. Поэтому шеф-повар следит на кухне за приготовлением каждого блюда, которое официантка в традиционном белом переднике доставляет в большой зал, украшенный пышными букетами цветов без запаха (чтобы не искажать аромат пищи и вин). Гостям лишь остается облизывать пальчики, сидя за круглыми столами, намного более удобными и привлекательными, чем суровые прямоугольники, всегда напоминающие о свадьбах и банкетах.

Держа слово, данное кандидату в президенты клуба, Карло Авола во время обеда ни разу не упомянул о футболе. Можно было подумать, будто он совершил это путешествие только ради того, чтобы поговорить о концертах, пробуя лангусты с кабачками и теленка под корочкой по-люберонски. Как и многие другие, Луи Жомгард поддался обаянию его черных глаз, в которых светился ум, и внимательно слушал свободно льющуюся речь, окрашенную легким итальянским акцентом и подчеркнутую жестикуляцией белых и полных, как у каноника, рук. Импресарио обещал ослепить Вильгранд блеском крупных американских музыкальных комедий и выступлений модных рок- и поп-групп.

Особая ловкость, больше похожая на деликатную внимательность, состояла в том, что Жомгард не мог не заметить, календарь всех этих престижных концертов на сцене муниципального театра Вильгранда (более привыкшей к бульварным пьесам) совпадает со сроками избирательных кампаний. Это свидетельствовало, по крайней мере, об интересе гостя к общественной жизни города и заботе о политическом будущем того, кто был главным представителем его населения в мэрии и Национальном собрании. Жители города непременно отнесут на его счет этот новый культурный подъем, достойный большого городского центра. Поскольку древний лозунг «Хлеба и зрелищ!» по-прежнему сохраняет свою актуальность, развлечения, предоставленные обладателям избирательного бюллетеня, стоят больше длинных речей.

— Если говорить только о спектаклях, то вы, дорогой господин Авола, смотрите на Вильгранд просто влюбленными глазами… Самые популярные исполнители… Сольный концерт Фрэнка Синатры… Группа «Индокитай»… И, кроме того, я слышал, что вы проявляете интерес к спасению нашего футбольного клуба, который переживает тяжелые времена.