Юрий Гаврюченков - Пожиратели гашиша Страница 34

Только сейчас я понял, что по-настоящему разбогател. Маринка бросилась меня целовать, Слава во весь голос захохотал, высыпая на колени пригоршни рыжья, а Ксения завороженно перебирала цацки, вытряхивая один мешочек за другим на дно сундучка.

- Пошли, заберем остальное, - сказал я.

Слава поднялся, глаза его ярко блестели.

- А ты говорил, испанцы надули. - Он хлопнул меня по плечу и заржал. Нам теперь этого до конца жизни хватит!

- Еще и детям останется. - Мы быстро зашагали к реке, постепенно переходя на рысь. Одна мысль о том, что у нас есть свой источник богатств, из которого можно черпать и черпать, возбуждала непередаваемый, сумасшедший азарт.

Мы бегом спустились вниз, влетели в реку, взобрались на насыпь и спрыгнули в траншею.

- Теперь моя очередь, - расхрабрился я, с трудом переваливаясь животом через "торпеду" микроавтобуса. Сапоги тянули вниз. - Помоги.

Слава подтолкнул, и я сполз в воду. Схватился за спинку, набрал воздуха и дернул вперед, бултыхаясь как подбитый тюлень. Я погрузился в мутную черную жижу, затылок скреб ребристый потолок, а руки беспорядочно шарили по сторонам, стремясь за что-нибудь уцепиться. Сколько я так продержусь, минуту?

Изо рта с шумом вырвались пузыри. Я старался нашарить что-нибудь, напоминающее ящик, и наконец это удалось. Нащупал ручку, потянул и понял, что не могу сдвинуть его с места. В отчаянии я глотнул воды и забил ногами. Резиновые сапоги как-то уже не чувствовались, словно их вообще не было. Ящик начал сдвигаться, и вдруг я понял, что меня тянут. Я еще задергался, левой рукой отталкиваясь от любой маломальской опоры, и, совместными усилиями, груз переместился в кабину. Я вынырнул, судорожно хватая ртом воздух. Слава держал меня за ноги.

- Есть! - выдавил я и булькнул обратно. Левое ухо заложило. Яростно дернув ящик, я выбросил ноги наружу и стал сползать в траншею, головой оставаясь в воде. Слава пришел на помощь, и мы вместе выбросили ящик из фургона.

- Фу, бляха-муха! - прохрипел я, сидя по горло в воде. Глина была везде: в волосах, на одежде и даже во рту. Я досыта наглотался этой поганой бурды.

Когда я отдышался, мы переместили груз обычным порядком - на крышу, на берег, где нас ждали верные помощницы, и вчетвером - в лагерь. В желудке у меня противно булькало, он был полон.

Сбросив ношу, я рухнул на землю лицом вниз, чувствуя, как каждый удар бешено колотящегося сердца отдается глухим хрипом в глотке и в ухе, где что-то шоркало.

- Илья? - Марина встряхнула меня за плечи. Я лежал пластом, раскинув руки. - С тобой все нормально?

Тут я понял, чего хочу. Я медленно встал на карачки, и меня стошнило рыжеватой водой, в которой плавали остатки завтрака.

- Он надорвался? - жалобно воскликнула Марина.

- Сердце, - встревожилась Ксения, заглядывая мне в лицо, и ее холодные пальцы схватили меня за кисть, нащупывая пульс.

- Дайте ему водки, - добродушно гаркнул Слава, - сразу все пройдет. И мне тоже!

Пока Ксения бегала в палатку, я сел на корточки и помотал головой, вытряхивая воду из уха. Не помогло. Маринка протянула доверху наполненный пластиковый стакан.

- За вас, дорогие мужчины.

- За нас, точно! - поддакнул Слава.

Я хлобыстнул, переждал. Ксения налила какогото лимонада: - Запей.

Каждый глоток гулко резонировал в голове. Я снова поковырял в ухе. Там наконец что-то щелкнуло, вылилась вода, и мир снова наполнился звуками.

- Давайте вскроем, - мотнул я подбородком на контейнер, пробудив всеобщий интерес. Этот ящик был чуть длиннее и шире, но закрывался на такой же точно замочек.

Слава взмахнул кувалдометром и освободил крышку. И в этом ящике был лом, но какой! У меня сердце сжалось при виде сплющенной грубыми ударами чаши, отрезанная ножка которой валялась рядом, чтобы занимать меньше места. Десятка полтора золотых ложек, почему-то только десертных и чайных. И опять кольца, цепочки, брошки, некоторые старинной работы, но столь же варварски изуродованные, смятые, с выдранными камнями.

Хашишинов, похоже, интересовало только процентное содержание желтого металла в предметах, хотя, кто знает, какими путями попали к ним эти вещицы? Пролетариат, экспроприировавший буржуйское добро, тоже мало занимали формы большинство предметов я бы датировал концом XIX - началом XX века: дутые обручальные кольца, массивные аляповатые браслеты и прочий дешевый ширпотреб для купеческих жен. Много было современных "гаек", не иначе как из ларечной скупки.

На самом дне я обнаружил абсолютно целое золотое блюдо с красивой чеканкой. Я бережно опустил его на колени и невольно залюбовался затейливым рисунком. После всех этих жертв вандализма оно показалось прекрасным подарком.

"Мое, - решил я. - Никому не отдам!" И чтобы закрепить свои права, я повернулся к Марине и спросил:

- Поставим в гостиной. Как ты думаешь?

Одновременно я ловил реакцию компаньонов, особенно Ксении, ибо женщины более падки на подобные вещи. Однако мои спутники уже пресытились. Во всяком случае, возражений с их стороны не последовало.

- Конечно, милый, - тотчас же согласилась Марина, - поставим, где ты захочешь.

Словно празднуя нашу победу, небеса прекратили дождь.

Вечером мы устроили праздничный ужин из остатков продуктов. Сокровища, поделенные поровну, лежали в багажниках обеих машин. В воду лезть никому больше не хотелось, и мы решили отдохнуть, благо положительный результат был достигнут.

Наутро мы проснулись с желанием собираться в обратный путь. Еда закончилась, хотя мы затаривались с запасом, - все-таки не предполагали, что раскопки затянутся втрое против намеченного. Так что обошлись без завтрака, тем более что с похмелья есть никому не хотелось. Выпив пустого чаю, мы со Славой вышли на берег.

- Ну, - спросил он, - что будем делать?

Мы стояли на краю обрыва, внизу под нами текла река, порядочно разлившаяся за ночь. Правым краем она омывала небольшой островок с бухточкой впереди, в которую превратилась наша траншея.

Надо полагать, "мазду" затопило по самую крышу, во всяком случае, ни малейшего серого пятнышка, вообще никакого намека на погребенный фургон я не заметил. Оползень с верхушки кучи скрыл остатки машины.

- Без акваланга туда не добраться, - сказал я.

- А с баллонами не протиснуться, - добавил Слава.

Мы с пониманием посмотрели друг на друга.

- Было бы чем этот бугор взорвать, - притопнул ногой корефан, засыпали бы на фиг для надежности.

- Все равно никто искать не станет, - заметил я. - Кому тут копать?

- Ладно, - успокоил сам себя Слава, - вернемся, когда вода спадет.

- Если она спадет. - Я не скептик, я просто сторонник здравого смысла. - Август месяц уже.

- Ладно, в городе что-нибудь придумаем, - решил Слава. - Не оставлять же на зиму.

Мы возвратились в лагерь. Женщины усердно паковали посуду, на нашу долю оставались палатки.

Осадков сегодня, к счастью, не наблюдалось, хотя небо все время было затянуто тучами. После вчерашнего купания мои ноги окончательно восстали против дурной головы, которая, как известно, им покоя не дает. Ходить было затруднительно, вдобавок болела натруженная поясница и вообще ломило каждую косточку - я простудился. Было удивительно, что почувствовалось это лишь сегодня.

Ресурсы, мобилизованные организмом на период ударных работ, истощились, и я понял, что мне срочно нужно в постель.

Свернув палатку, я затолкал ее в "Ниву", помог Марине уложить мелкие вещи и залез на водительское сиденье. Слава еще только начинал грузиться.

Я открыл капот и проверил уровень масла. Маловато. Я долил из канистры остатки и убрал пустую баклажку под сиденье. Неплохая машинка, только жрет много. В следующий раз куплю новую. Я усмехнулся. Теперь я мог позволить себе хороший автомобиль, я бы многое мог, если б не смущала одна въедливая мысль: откуда у безработного деньги?

Она грызла меня, словно мелкий, но прожорливый червячок. В нашей стране очень любят выяснять происхождение чрезмерного количества "эквивалентов оплаты труда", говоря языком марксизма. Не будучи завязанным с крепкими силовыми структурами, открыто демонстрировать реальное финансовое положение крайне опасно, поскольку живем мы в беспредельном государстве, и не только в смысле бескрайних просторов. Мне же высовываться было опасно вдвойне, поскольку боялся я не только налоговой полиции, но и бритых "быков" с "моторолами".

Слухи в наших узких кругах разойдутся с быстротою сказочной, даже удивиться не успеешь, как приедут ребята: "Хорошо работаешь, а кто у тебя "крыша"?" Дальше начнутся вопросы другого толка, посвященные источнику дохода, и не могу поручиться, что не закончатся они для меня безвестной могилой в лесочке, где я обрету желанный (после пыток) покой. Заработок кладоискателя - штука скользкая, он нигде не регистрируется, и снять свой процент с находки для бандитов не представляется возможным. Скорее всего, узнав о моих богатствах, они захотят удовлетвориться единовременным, но весьма солидным заработком, ведь успех археолога в немалой степени зависит от удачи, - сомнительно, пофартит ли еще раз. Благодарности же от "братвы" ждать нечего: грохнут, чтобы не вонял, и на могиле "Pequiescit in phce"[ Покоится с миром (лат.). ] не напишут, если вообще похоронят по-человечески, а не притопят где-нибудь в пожарном водоеме, как собаку. Нет, в наше беспокойное время голову поднимать нельзя.