Морион - Литтмегалина Страница 34

будущим супругом, а в ответ возмущение: «Нет уж, явись одна, а то даже говорить с тобой не стану». Видимо, он услышал в моем голосе сомнение, потому что начал рассказывать, что у него отобрали лицензию на оружие – проведали, что он втихую зверье в своем заповеднике постреливал. Впрочем, какое ему теперь ружье, ведь руки-то у него от артрита совсем скрючило. Потом добавил, что с работы его выгоняют. Следующую неделю отработает – и все. Плакал. И мне вроде как стало его жаль. Да и, подумала я, что он может мне сделать? Я приехала после полудня. А там… Даже не знаю, что меня больше поразило – что он висит весь синий, или то, до какого состояния он довел дом. В кухне, где он с собой покончил – на холодильнике, стенах – были надписи… оставленные отнюдь не мелом, я вам скажу. Хоть на этом бы остановился, так нет, настрочил еще записочек. Но те хоть карандашом, и на том спасибо.

– Не мелом? – недоверчиво уточнил Айла.

– Дерьмом! – выпалила Альгая. – И ведь сколько расписал! Ну да дерьма в нем было много, уж это я всегда знала!

– Ох, – поморщился Айла. – В чем была суть его сообщений?

– Надписи дерьмом были весьма неразборчивы.

– Я про записки.

– А, про записки… Я плохая, я его предала, я его бросила, несчастного и больного, я, считай, его сама довела до смерти. Во всех одно и то же. Весь год эти писульки строчил, наверное. Он очень постарался, чтобы я почувствовала себя виноватой. На какое-то время у него даже получилось. Думаю, он предпочел бы убить меня. Владей он еще ружьем, так бы и сделал, я уверена. Но без огнестрела он сомневался, что справится, в его-то состоянии. Я была хоть и женщина, но крепкая и здоровая. Так что он решил задеть меня по-другому.

– Вы поделились с полицией своими соображениями?

– А они хотели меня слушать? Приехали, все быстро посмотрели, труп скорой передали, уехали.

– Но оставленные записки, надписи… – в отчетах они не упоминались, Айла был в этом совершенно уверен.

– Надписи я смыла сразу – еще до того, как полицию вызвала. Видите ли, когда твое имя пишут фекалиями, есть в этом что-то невыносимо оскорбительное. А там кафель был везде на кухне, мылось легко, и следа не осталось. Подумав, спрятала и записки. В то время я считала, что своими нападками Брунус меня позорит. Сейчас я понимаю, что позорил он только себя, старый клоун. С полицией я о многом не стала откровенничать, в том числе и про наши нелады – зачем навлекать на себя подозрения. Так и так, пошла прогуляться, вернулась, муж мертвый. Они и не стали меня более расспрашивать, так как по всем признакам он порешил себя самостоятельно. Учли и все его жизненные передряги.

– Вы сможете воспроизвести содержание тех записок? Это может оказаться очень важным.

Альгая задумалась.

– Пожалуй, я могла бы просто отдать их вам. Если вы составите официальный акт о передаче и пообещаете больше меня с этим не тревожить.

– Они сохранились? – поразился Айла.

– Конечно, я сохранила их. А вдруг бы все-таки возникли сомнения, что это самоубийство? Что-то мне подсказывало, что с расспросами о старом пердуне ко мне еще придут. Так и получилось. Подождите, я принесу.

– Хорошо. А я пока сбегаю к машине за фотокамерой и официальными бланками.

Альгая вернулась с черным пластиковым пакетом для мусора, замотанным скотчем, и, брезгливо удерживая двумя пальцами, передала его Айле. Айла составил документ, подтверждающий получение, сделал фотографии свертка, затем вскрыл пакет. Быстро просмотрел пару записок, написанных корявым мало разборчивым почерком со строками, уныло сползающими вниз. «Куница! Ты столкнула мою жизнь в помойную яму, Куница!» И далее в таком же духе. Велеречивый мизантропский бред.

– Лучше бы он просто бранился.

– О чем я и говорю.

Сердечно попрощавшись с Альгаей, Айла перешел в прихожую, чтобы надеть свою куртку и обуться. Чувствуя на себе пристальный взгляд старушки, он осведомился:

– Что-то еще?

– У вас большие ступни. И кисти рук. Я слышала, что если размеры этих частей тела превышают средние, то и….

Айла зажмурил глаза на секунду, прячась от чувства неловкости.

– Я не знаю. Я не сравнивал свой с чужими.

– Какая жалость. Осторожнее на дороге. Там опять снег.

22.

– Привет, – Морион вышла из спальни и посмотрела на него настороженно, как дикий олененок. Видимо, она уже легла в постель, потому что из одежды на ней была только старая серая майка Айлы с полустертым изображением двух перекрещенных мечей.

– Привет, – Айла посмотрел на босые ступни Морион и затем улыбнулся ей, но Морион не ответила, погруженная в собственные мысли.

– Ты задержался. Почти час ночи.

– На моей работе никогда не знаешь, когда закончится рабочий день.

– И каков был самый длинный?

– Двадцать шесть часов. Прости, что заставил волноваться.

– Да ничего.

– Твои папа и мама просили тебя позвонить. Они беспокоятся.

– Ты виделся с ними?

– Да, у меня был день знакомства с родителями. Свяжись с ними, – Айла вытащил из кармана свой мобильный и протянул его Морион. – Я сохранил их номера в списке контактов. Найдешь.

Морион мотнула головой.

– Утром.

– Нет, сейчас. Если ты не хочешь, чтобы твой отец ввалился к нам среди ночи с ружьем наперевес. Есть вероятность, что он уже где-то поблизости.

– Хорошо, я это сделаю, – Морион покорно протянула руку за телефоном.

Айлу поразило, что она так легко согласилась. Чем дольше он смотрел на нее, тем больше проникался ощущением, что с ней что-то не так. Она казалась отчужденной и вялой.

– Ты голоден?

– Так бы тебя и съел.

– Я серьезно.

– Я тоже.

Айла попытался поцеловать ее, но Морион ускользнула в кухню.

– Я разогрею ужин и поговорю с родителями. А ты пока можешь принять душ.

После душа Айла сразу направился в кухню. И первое, на что он обратил внимание: бутылка вина на столе, опустошенная на две трети. Бросив взгляд на Морион, он заметил в ее лице что-то странное – некая готовность, как у пловца перед прыжком с вышки.

– Ты пьяна?

– Я была пьяна. Но сейчас трезва как стеклышко, – Морион поставила перед ним тарелку с рисом, салатом и запеченным мясом.

Айла проглотил ужин в три укуса и, когда Морион отвернулась к раковине чтобы помыть его тарелку, подошел и обнял ее со спины. Само тепло, исходящее от Морион, было умиротворяюще знакомым, как будто они не провели годы вдали друг от друга. Так много мыслей теснилось в голове Айлы, признания, которые сейчас он не смог бы сформулировать.

– Раньше ты меня так не обнимал, – сухо заметила Морион.

– Я обнимал тебя сотни раз.

– Это было по-другому. У меня ощущение, что ты каждый день относишься ко мне по-разному.

– Отношусь я к тебе одинаково. Просто изо дня в день надо мной довлеют разные эмоции, – он наклонился и облизал краешек маленькой ушной раковины.

– Отпусти