Красный жемчуг - Татьяна Юрьевна Степанова Страница 34

— Вранье. Не сигал он под поезд, — покачал головой Петрыкин.

— Тип нас уверял. — Макар давился гадкой лапшой, но глотал, изображая неутолимый голод. — Самоубийца. А вроде, по его словам, мужик приличный, из богатеньких.

— Кто вам в уши надул? — вскипел Петрыкин. — Ботало — ничего не видел сам, не слыхал, а врет.

— Зачем ему обманывать нас? — удивился Клавдий, тоже отправляя в рот лапшу. На его счастье, к нему подползли три шелудивых котенка, пища, забрались на колени. И он начал лапшой кормить всех «кошариков» с рук.

— Его там не было, а я был! На моих глазах все стряслось, — выдал Петрыкин.

Макар замер: ура! Свидетель на крючке!

— Заливай! — недоверчиво хмыкнул Клавдий, нянча котят.

— Не верите мне? — Добрый волонтер-кормилец Петрыкин начал раздражаться. — А я вам толкую — на моих глазах все произошло! И под паровоз того парня толкнули специально. Убили его!

— За что? — изумился Макар.

— Я почем знаю? Я и в полиции потом сказал: домысливать не хочу, свидетельствую лишь насчет увиденного собственными глазами.

— Полиции баки заколачивал и нам тоже? Остынь! — Клавдий недоверчиво усмехался, доводя свидетеля до полной кондиции.

— Я пошел вечером кормить свой мелкий народ, — Петрыкин горячился, — все бы ничего, да дождина хлынул. Они в ливень не выходят из укрытий. Я решил переждать. Там! — он ткнул пальцем в темноту. — Заброшенный тупик, прежде в него вагоны не отгоняли, но сейчас ремонт дороги и по рельсам снует то и дело тепловоз, маневрирует. И есть рядом развалюха-бытовка, от нее один навес остался. — Петрыкин рассказывал, махая костистыми дланями. — Я туда заполз, провиант сгрузил, не мокнуть же под дождиной. Ну замерз, ну выпил чуток — у меня с собой было. И задремал. Сколько спал — не знаю. Час уж глухой настал, полуночный. Очнулся… словно меня толкнуло.

Макар и Клавдий напряглись. Сейчас он им сам расскажет поведанное только полиции и следователю.

— И? — Клавдий посадил одного котенка себе на плечо.

— Увидел я двоих со спины. Они бытовку мою миновали, пока я дрых. Точнее, один-то брел, а второго просто волок на себе. Закинул его руку на шею и тащил словно куль, ноги прямо по траве волочились. Этот, которого на себе тащили, — мужик темноволосый в костюме. А второй… точнее, вторая, но я ее лишь потом узрел — в плаще болотного цвета, капюшон на голове да ботинки спортивные белые.

— Кроссы? — уточнил Макар.

— Ага. Яркое пятно во тьме. А плащ неприметный, болотного цвета вроде. Я решил — пьяные чешут через рельсы напрямик на ту сторону к домам. Но сердце у меня ворохнулось.

— А с чего? — осведомился Клавдий.

— Нехорошо они шли как-то… неправильно… Тихо… Украдкой. Пьяные ругаются, песни орут, а эти двое… Но я за ними не пошел, два кошарика вдруг выскочили ко мне — ливень-то уж кончился, моросило только — и сразу в ведро с объедками с головой! Пока я их вытаскивал, пока отогнал… Пока мешкал, то да се… четверть часа, наверное, прошло… И вдруг слышу гудок тепловоза и вопль! Я все бросил — и туда, к тупику, рысью. И тут я увидел ее.

— Кого? — хрипло спросил Клавдий.

— Бабу. Убийцу. Капюшон с ее башки спал. Волосы у нее светлые, стрижка короткая. А сама она упитанная, здоровая бабища в плаще болотного цвета и белых башмаках. И спереди весь ее плащ кровью залит. Мелькнула она передо мной на фоне тепловоза, тот уж назад подавал, фарами сигналил. И в свете его фар я увидел рядом с бабой…

— Что? — Макар замер.

— Обрубок! — выпалил Петрыкин. — Обрубок того мужика, поездом перееханного!

— Ни черта себе! — Макар отшвырнул лапшу. — А дальше?

— Она… та баба приволокла его, бедолагу, в тупик. Пьяного, наверное. А потом под поезд его толкнула!

— Но ты ж, кормилец, не видел, как она его толкнула, — возразил Клавдий.

— А кто его еще мог толкануть под тепловоз? Только она. Они ж мимо меня вместе брели!

— Они не шли вместе, ты нам сказал: она его на себе тащила, закинув его руку на шею. Но видел ты их в тот момент лишь со спины, — уточнил Макар.

— Ну да, да! Но это ж все равно она. Я ее потом разглядел уже в кровище всю изгвазданную. До смерти ее не забуду. Сволочь проклятая! Живодерка! Уж на что я ментов не люблю, сам от них порой ховаюсь, но не выдержало мое сердце ее злодейства. Я в полицию звякнул. Менты мимо станции кандехали, сразу ее с поличным повязали, стерву. Не утекла она.

Петрыкин продемонстрировал им свой старенький мобильный и допил джин из бутылки. Они молчали. Кошарики и щенки продолжали ненасытно лопать. Макар и Клавдий поднялись с земли, поблагодарили Петрыкина за угощение. Макар созерцал щенков и котят. В другое время он бы взял двух-трех бездомышей для детей. Но объяснить сейчас Петрыкину, не вызывая у него подозрений, для чего двум залетным бомжам-голодранцам питомцы, невозможно. В его памяти они должны остаться незнакомцами перекати-поле, случайными собутыльниками и слушателями его «баек у костра». Они брели в темноту, где с нетерпением их ждал Вениамин.

— Он Марию утопит! — констатировал Вениамин, едва они сели в машину и двинулись прочь от места ночного пиршества. — Я слышал и видел все! — Он кивнул на ноутбук. — Прикалывались вы мастерски. Эх, Макарушка, талант не пропьешь… А Петрыкин меня просто пугает.

— Почему? Нормальный мужик оказался, — мрачно произнес Клавдий. — Я его отдубасить хотел до потери сознания за донос, а он добрый… милосердный.

— В этом вся и беда — добрый, милосердный, честный, отзывчивый. — Вениамин хмурился. — Он, повторяю, Марию утопит своими показаниями. Самое страшное — он не врет, он искренне убежден, что видел именно ее дважды за ночь — со спины, бредущей с Матвеевым, и у тепловоза, когда Матвеев уже превратился в труп.

— Но в первом случае он видел убийцу Матвеева, — возразил Макар. — И мы знаем теперь: в тупике находился некто третий. И нам известны его приметы: человек пусть не слишком высокий, но крупный, достаточно сильный, одетый в плащ, подобный Машиной парке — зеленый или хаки, — и белые кроссовки. Пол его — загадка. По комплекции подходят из женщин сестра Акакиевой Ангелина и ее домработница Яна, ее дочь невысокая и хрупкая, но имеется еще