Неле Нойхаус - Злой волк Страница 35

– Нет, нет, все в порядке. Я поеду сам. – Боденштайн поднял глаза. Немного свежего воздуха ему не повредит. – Не могли бы вы распорядиться, чтобы фотографии и фрагменты одежды были отправлены сегодня же? Адрес я здесь написал.

– Все ясно. – Остерманн кивнул. – Кстати, ехать вам надо в Вайльбах. Там обнаружили женщину в багажнике автомобиля. Подробности, к сожалению, я тоже не знаю.

– Где конкретно? – Боденштайн встал. Он раздумывал, стоит ли ему брать с собой пиджак. Гроза прошлой ночью принесла лишь кратковременную обманчивую прохладу. Сегодня было тяжелее, чем в предыдущие дни, так как к жаре прибавилась тропическая влажность, составлявшая почти семьдесят процентов.

– Где-то в поле, позади придорожного ресторана «Вайльбах», в направлении Франкфурта. Крёгера я уже туда отправил.

– Хорошо. – Боденштайн взял со спинки стула пиджак и вышел из кабинета.

Его очень занимало дело погибшей девушки, найденной в Майне. На протяжении всей службы в уголовной полиции у него было два дела, которые, несмотря на интенсивные следственные мероприятия, до сего времени оставались нераскрытыми. Тогда он еще работал в отделе К2 уголовной полиции Франкфурта, когда в пешеходном туннеле в квартале Хёхст было обнаружено тело тринадцатилетнего мальчика, а в 2001 году – труп молодой девушки в Майне, у Вёртшпитце, недалеко от Нидда. В обоих случаях подростки – почти еще дети – стали жертвами жестоких преступлений. Их смерть осталась безнаказанной, и преступники до сих пор гуляют на свободе. Не хватало только, чтобы это дело стало третьим подобным случаем. Уровень раскрываемости преступлений против жизни человека был в Германии относительно высок, но если спустя почти три недели все еще не было ни одного важного следа, это было плохим знаком.

– Ханна!

Майке остановилась в прихожей и прислушалась. Хотя у нее был ключ от входной двери, она предварительно дважды позвонила, так как не хотела, чего доброго, застать мать в постели с каким-нибудь кавалером.

– Ханна!

Никого. Птичка улетела. Майке прошла в кухню, потом через столовую и гостиную в кабинет. Она мельком заглянула в комнату, где, как всегда, царил хаос. Наверху, в спальне, кровать была застелена, двери шкафа распахнуты, в шкафу на плечиках висела пара платьев, вокруг валялось несколько пар туфель.

Наверное, ее мать опять не могла решить, какие тряпки надеть вечером на передачу. Те наряды, которые ей подбирала стилист, редко ее устраивали, и она почти всегда отдавала предпочтение собственному выбору. Спальня не производила впечатление места, где прошла ночь страстной любви, скорее она выглядела так, будто Ханны вовсе не было дома.

Майке вновь спустилась вниз.

Она не любила этот дом. Он вызывал у нее неприятные ощущения. Когда она была ребенком, было здорово жить на улице, где никогда не ездят машины. Она вместе с соседскими детьми каталась на роликах и на педальном автомобиле, прыгала через резинку, играла в классики и бродила по лесу. Но потом дом превратился в ее врага. Родители после нескольких месяцев ссор расстались, ее папа неожиданно исчез, а мама все время оставляла ее с постоянно меняющимися девушками-иностранками. А когда она подросла, стало чистым адом киснуть в Лангенхайне у леса, в то время как где-то кипела жизнь.

Майке открыла почтовый ящик, вынула из него пачку писем и быстро стала их просматривать. То и дело попадались адресованные ей письма. На землю упала записка, застрявшая между письмами. Майке нагнулась и подняла ее. Это была страница, вырванная из календаря.

«Ждал тебя до 1.30, — прочитала она. – Хотелось бы тебя увидеть. Аккумулятор от мобильника сел! Вот адрес, БП в курсе. Позвони мне. К.».

Что это может означать? И что это за адрес в Лангензельбольде, который написал этот К.?

Майке стало любопытно. Она сама никогда бы не призналась себе в этом, но то изменение, которое произошло с ее матерью в последние недели, злило Майке. Ханна скрытничала, никому не говорила, куда она пошла или где она была, даже Ирина ничего не знала. Был ли этот самый К, который хотел увидеть Ханну, ее новым возлюбленным? И кто такой БП, который был в курсе?

Майке посмотрела на мобильник. Было начало двенадцатого. Времени больше чем достаточно, чтобы быстро съездить в Лангензельбольд и посмотреть, что скрывается за этим адресом.

Боденштайн нажал на кнопку разблокировки двери и вышел в вестибюль. Он кивнул дежурному, который сидел за стойкой с бронированным стеклом, и тот пропустил его. Пия уже ждала в машине с включенным двигателем. Он сел в автомобиль и вздохнул. Она взяла служебный автомобиль с кондиционером, и в салоне стояла приятная прохлада.

– Появилась еще какая-нибудь информация? – спросил Боденштайн, шаря рукой в поисках ремня безопасности.

– Сообщили, что в багажнике обнаружена женщина, – ответила Пия. Она свернула налево от автобана. – Ты вчера успел на встречу с нотариусом?

– Да. Дом продан.

– Было тяжело?

– Как ни странно, нет. Может быть, это будет потом, когда мы будем вывозить вещи. Но поскольку все удачно сложилось с домом в Руппертсхайне, расставание пройдет легче. – Боденштайн вспомнил свою встречу с Козимой вчера вечером в канцелярии нотариуса в Келькхайме. Впервые после их не очень приятного расставания без малого два года назад он мог смотреть на нее и совершенно по-деловому с ней разговаривать, не испытывая при этом никакой боли. Это уже были не те чувства, они не были ни добрыми, ни злыми. Это были чувства, которые он испытывал к матери своих троих детей, с которой прожил более половины своей жизни. Ощущение ужаса и облегчения одновременно. Но, возможно, это было основанием, на котором они могли встречаться в будущем.

По пути в Вайльбах он сообщил Пие о слушании в Управлении уголовной полиции земли и о поражении Бенке. Резкий звук телефона Пии прервал его рассказ и размышления о том, следует ли ему рассказывать своей коллеге о состоявшемся в коридоре уголовной полиции шоу с участием Бенке и Николя Энгель.

– Возьми, пожалуйста, трубку, – попросила Пия. – Это Кристоф.

Боденштайн взял телефон и поднес его к уху Пии.

– К сожалению, я не знаю, когда сегодня освобожусь, мы только что получили новое дело и как раз едем туда, – сказала она. – Гм… да… сделать что-нибудь на гриле – это здорово! В холодильнике есть еще салат с лапшой, но если ты все равно идешь в магазин, не забудь, пожалуйста, купить стиральный порошок, я забыла его записать.

Типичный повседневный разговор, какой Боденштайн раньше так часто вел с Козимой. В последние два года его жизни без семьи ему так недоставало этих доверительных отношений. Как бы он ни пытался уговорить себя, что свобода, которую он обрел, – это захватывающий новый шанс, в глубине души он тосковал по настоящему дому и близкому человеку, с которым он мог бы разделить свою жизнь. Он не привык к длительному одиночеству.

Пия некоторое время слушала, то и дело выражая согласие, но при этом она улыбалась той необычной улыбкой, какую Боденштайн лишь изредка видел на ее лице.

– Все ясно, – сказала она, завершая разговор. – Я еще позвоню.

Боденштайн выключил телефон и положил его на выступающую консоль между сиденьями.

– Что ты так сияешь? – спросил он с любопытством.

– Да ребенок, – ответила она вскользь, не глядя на него. – Она такая славная! И иногда говорит такие смешные вещи! – Ее лицо опять стало серьезным. – Жаль, что она скоро уедет.

– Еще пару дней назад все выглядело совершенно иначе, – заметил Боденштайн весело. – Ты была взвинчена и отмечала в календаре дни до ее отъезда.

– Верно. Но мы с Лилли постепенно притерлись друг к другу, – ответила Пия. – С таким ребенком все в доме действительно меняется. Прежде всего я не осознавала до конца, какая ответственность на меня неожиданно свалилась. Иногда она бывает настолько самостоятельной, что я забываю, что она еще нуждается в серьезной защите.

– Ты права. – Боденштайн кивнул. Его младшей дочке в декабре исполнилось четыре года, и когда она каждый второй выходной или среди недели бывала у него, он постоянно замечал, сколько внимания требует маленький ребенок, но, в то же время, сколько радости он приносит.

При выезде с автострады в Хаттерсхайме они съехали с трассы А66 и повернули на L3265 в направлении Кизгрубе. Еще издали они увидели место происшествия, так как на лужайке стоял вертолет спасательной службы, лопасти винта которого вяло вращались на холостом ходу.

На краю соседнего пшеничного поля расположились оперативный автомобиль полиции, карета «Скорой помощи» и машина спасательной службы. Пия притормозила и помигала, но прежде чем она свернула на полевую дорогу, коллега в униформе дал им знак остановиться на обочине. Они вышли из машины, чтобы оставшиеся метров пятьдесят пройти пешком. Боденштайна окатила волна горячего влажного воздуха. Он шел вслед за Пией по узкой тропинке, так как размытая грозовым дождем дорога была перекрыта. Ночная стихия повредила пшеницу, мощные дождевые потоки погнули множество колосьев и прижали их к земле.