Марина Серова - Еще не все потеряно Страница 35

Признал. Задрал кверху ствол своей гаубицы.

— И чего ты здесь? — осведомился, не делая ко мне и шага.

— Тебе объяснить?

Я, засунув после снежного мытья замерзшие руки в карманы, привалилась к боку машины.

— Желательно!

Он меня узнал, перестал бояться и ответил поэтому язвительно-зло, перенервничал, видно, сегодня. Нервы у меня тоже не веревочные, но ругаться с ним сейчас не следовало.

— Не буду тебе ничего объяснять, — прошипела сквозь зубы. — Ты же видишь, что я не воровка, взять отсюда нечего, — кивнула на пожарище. — Не смей поэтому на меня кричать! Он подошел ближе, всмотрелся.

— Точно, ты!

— Я тебе сейчас, Ефимыч, деньги дам. Нужны тебе деньги?

Он оперся на ружье, как на палку, засопел.

— После меня, может быть, вскоре, может, под утро приедет сюда Дмитрий Филиппов. Возможно, будет ковыряться в головешках. Ты не мешай ему. Лучше всего — не замечай совсем.

— А если он сам обратится? Принял Ефимыч уже и деньги, и мои условия.

— Тогда — другое дело, — отвечаю. — Но то, что я здесь была, не говори, ладно?

— Больно мне надо! — вскричал он в сердцах. — Устал я от вас, провались вы к лешему! То портфель ему сбереги, то не замечай его, а самому человека по уху стукнуть — что сплюнуть!

Понесло Ефимыча жалобами на свою беспокойную жизнь и несло до тех пор, пока я не всунула в его кулачок бумажки, добытые из «бардачка». Ощутив их в руке, он замолчал, постоял еще немного и, хрустя валенками по ледку, отправился восвояси, на ходу буркнув через плечо:

— Не скажу и не замечу, будь спокойна, Ефимыч слово держит!

Выехав на трассу, я свернула в противоположную от города сторону и остановилась сразу, как только нашла на обочине место достаточно широкое, чтобы не беспокоиться за судьбу, слушая, как проносятся мимо редкие в это время суток машины. Погасив огни, заглушив двигатель, в тишине, в темноте и неподвижности я наконец позволила себе расслабиться. Откинулась на подголовник, прикрыла глаза, глубоко вздохнула и минут пять, не меньше, слушала, как шумит в ушах, как гудит усталое тело, наливаясь расслабляющей тяжестью, как кровь пульсирует в висках. Через пять минут я оценила глубину усталости, позволила себе обратить на нее внимание, перестала бороться с ней, приняла как факт и отдалась ей покорно, вся, без остатка.

Уж так получилось, что от сего момента и до утра ничего срочного не было, отлилась прекрасная пауза в горячей сутолоке последних дней, и я решила, не изобретая забот, пустить ее всю на отдых.

Гнать машину в город мне сейчас не хотелось. Вероятность встречи с Дмитрием на пустой ночной трассе существовала, а я не была бы ей рада. Узнав мою машину, даже только предположив меня за рулем, он мог заподозрить хладное, потому что делать мне здесь, то здравом размышлении, не имея, конечно, в виду кое-какие известные обстоятельства, было нечего. Рисковать не стоило, а тратить время, колеся по незнакомой местности в поисках объезда, мне не хотелось тоже. Нет у меня времени для того, чтобы так неумно его транжирить.

То ли навалившаяся усталость сдвинула мерки, то ли не заметила я впопыхах — кейс оказался тяжелым, почти неподъемным. Взломав шпилькой запоры, я открыла его и ощупала содержимое. Это был тот случай, когда предположение подтверждается блестяще — он был под завязку заполнен плотно уложенными пачками денег. Ни золота, ни бумаг я не обнаружила, что тоже соответствовало ожидаемому.

Включив освещение приборного щитка, я оценила достоинство купюр, осмотрев несколько наугад взятых пачек. Прикинула: содержимого с лихвой хватало для удовлетворения чаяний моих заказчиков — компаньонов Аркадия. Закрыв крышку и защелкнув замки, я сбросила кейс на пол. Шлепнулся он классно, тяжело, с глухим стуком. Вернувшись на подголовник, не сразу поняла, что остаюсь на удивление спокойной. Спокойствие тонкой, падающей без брызг струйкой заполнило меня до краев, не оставив места ни удовлетворению, ни облегчению, ни радости. Нет, нервный это все-таки способ зарабатывать таким образом себе на хлеб насущный! Как бы там ни было, а чемодан денег стоил потраченных усилий!

Эта мысль произвела на меня впечатление, согрела ноги и плечи, закрыла глаза и погрузила в мягкий, пушистый сон без сновидений. Усталость и напряжение прошедшего дня сделали свое дело, и ни проносящиеся со свистом мимо редкие машины, ни завывания поднявшегося к утру ветра меня не беспокоили.

ГЛАВА 11

Но ветер выгнал из салона остатки тепла, и без того скудные к этому времени, и холод разбудил меня вернее любой тревоги. Зуб на зуб не попадал спросонок, и это было мучительно! Затекшее от неудобной позы и продрогшее тело отказывалось повиноваться. Запустив двигатель, машину я прогрела быстро, но в себя прийти удалось только после хорошей разминки, завершившейся пробежкой по обочине дороги. Едва начавшее синеть небо предвещало близость утра. Утро свидетельствовало о том, что время, отпущенное на отдых, на исходе. Удовлетворившись мыслью, что использовано оно должным образом, я покатила в город, отбросив всякие опасения. Утро вечера мудренее — точно!

Проезжая мимо КП ГАИ, возле которого люди в синих бушлатах с автоматами наперевес уже вовсю предавались своему обычному развлечению — проверке документов и машин частников, выдергивая их из довольно плотного здесь автомобильного потока, я подумала, что, случись невероятное, приди кому из дорожных хранителей правопорядка блажная мысль заглянуть в валяющийся на полу возле сиденья кейс, объяснить правдоподобно его содержимое мне будет непросто. Мысль оказалась стойкой и загнала меня в лабиринт переулков, подальше от основных магистралей, подальше от патрульных машин любых мастей.

Избежать объяснений с Пашиной братвой по поводу событий прошедшей ночи мне представлялось невозможным, тянуть с этим не следовало, и я с ходу связалась по сотовому с Валерием Жуковым, поставив его в известность, и одновременно получила санкцию на очередное посещение мастерской. Скарабей оказался в курсе дел, как я поняла с первых его слов, но разговаривал со мной, против ожиданий, любезно, даже шутливо.

— Явка с повинной? — закончил разговор шуткой. — Ждем!

Взошедшее солнышко освещало мне путь. Проезжая часть улиц радовала грязно-снежной слякотью, хлюпающей под колесами.

В мастерской меня не ждали. Никто не вышел навстречу, не открыл дверцу, не взял меня под белы руки. Выбитое окно в будочке на крыше было загорожено фанеркой, транзистора под стенками видно не было. Обычное для этого места безлюдье.

Остановив машину там, где я впервые оскорбила действием Лобана, будь земля ему пухом, я, покинув ее, уверенно направилась к дверце в красных воротах, настраиваясь внутренне на хамски-веселый или жестко-лихой, в зависимости от обстоятельств, лад.

Откровенно говоря, входить в мастерскую не хотелось. Не хотелось надевать на себя маску Ведьмы. Не хотелось отвечать за побег и избитого сторожа. Не хотелось врать и изворачиваться, перекрашивая черное в белое и наоборот. Но не прятаться же мне от бандитов! Даже если б это было возможным, характер не позволит, вытолкнет на поверхность, на вид. Поэтому, как там в расшифровке одного из сочетаний чисел, выпадавших мне при гадании не так давно; «…неприятностей можно избежать лишь путем правильных и активных действий». Вперед!

Я со вздохом взялась за широкую облезлую ручку, дернула. Дернула еще раза два, но дверь осталась закрытой по-прежнему. До такой степени меня здесь ждали!

Самое дурацкое, а значит, и самое неожиданное для моих неприятелей в подобном положении — ломиться в запертую дверь, будто я здесь хозяйка положения, добиваться допуска к возможным неприятностям.

Я загрохотала каблуком в железо ворот и упражнялась в этом до тех пор, пока не почувствовала по ту сторону живую душу.

— Открывай! — прорычала.

— Подождешь! — ответили с наглой интонацией.

Ударив еще несколько раз, чисто для того, чтобы оставить за собой последнее слово, я отошла в сторону. Вот теперь меня обеспокоила мысль о кейсе, таком безнадежно-заметном и даже не запертом. Следовало бы завезти его куда-нибудь по пути. Поспешила.

Изнутри лязгнула задвижка, и под скрип петель из-за дверцы глянула на меня рожа со следами вчерашних побоев.

— Тебе кого? Яву? Сейчас выйдет. И скрылась, не дав мне, слегка опешившей, времени рта раскрыть.

Что-то не понимаю я их сегодняшних телодвижений, и это из рук вон плохо. Стало быть, не могу предвидеть развития событий. А человек я не настолько азартный, чтобы испытывать удовольствие от неожиданностей в такой ситуации.

В широко распахнувшуюся дверцу вышагнул Ява, одетый на сей раз вполне по-джентльменски — с иголочки. Кивнув, без слов направился к моей «девятке» и уверенно уселся за руль, махнул приглашающе мне, опешившей еще больше. Запустил двигатель и, опустив окно, крикнул раздраженно: