Гелий Рябов - Мертвые мухи зла Страница 35

Вслед за рабочими подошли к невзрачному холмику, на нем не было ни столбика, ни крестика - ничего. Кирста оглянулся на свидетеля.

- Здесь похоронили?

- Так точно. Сам видел всё. От и до.

- Начинайте.

Безразлично смотрел, как выкидывают лопаты податливую, еще не успевшую слежаться землю, как яма становится всё глубже и глубже, и, когда наконец показался грязноватый край белого платья, - не удивился, не вздрогнул, потому что кто-то не то в сердце, не то в голове произнес отчетливо: "Не бойся. Это не она".

Тело подняли и положили рядом с ямой. Тление уже тронуло и лицо и руки - грубоватые, рабочие руки. Кирста с недоумением взглянул на Ильюхина, похоже - всё понял.

- Нет, - сказал Ильюхин. - Не она.

- Да ведь большевики просто орали вслух, что это она! - закричал свидетель. - Я вон в тех кустах сидел и все видел! И слышал! Я пришел спокойно бутылку опростать, дома не велят...

- Поехали... - Кирста отправился к дрожкам.

...На обратном пути, в купе, он неожиданно рассмеялся:

- А знаешь, Ильюхин, я начинаю тебе не то чтобы верить - я тебе безусловно верю. Я начинаю думать, что ты прав, увы...

Когда вернулся в скорбное свое жилище, увидел на кровати Зою. Она сидела и молча смотрела в потолок. Заметив Ильюхина, сказала сурово:

- Собирайся. Миссия твоя закончена. Мы возвращаемся в Москву. Тебя ждут...

- А пройдем ли? - спросил с сомнением. - Ладно. Зачем я там понадобился?

- Тебе объяснят... - сказала безразличным голосом, и понял Ильюхин, что ничего хорошего в столице его не ждет.

"Может, кокнуть ее и... рвануть когти? Хоть к чертовой матери на рога?" - пронеслось в голове, и вдруг почувствовал, что она читает его мысли.

- Пустое, братишка... - лениво ковырнула спичкой в зубе. Наипустейшее, скажу я тебе. Может, советвласть ничего путного пока и не сделала, но одно она сделала выше всего остального мира: она создала нас, ВЧК... Ну, прокантуешься год-другой-третий, и что? А ничего. Найдут. Об этом помни. Все же сейчас шанс у тебя есть. Поспим? В смысле - с тобой?

- Забудь. - Взял подушку, направился в сени.

- А зря. Другого случая может и не быть, - сказала ему в спину.

Оглянулся.

- Знаешь, Зоя, бабы бывают, которые - да! А ты, которая - нет. Уж извини.

И закрыл дверь.

Спал тяжело, душно, сны одолевали, тяжкие и безысходные. То товарищ Войков, улыбаясь мертвецки, протягивал кусок пирога с яблоками и заливался смехом, то Юровский, стоя в углу своего кабинета в "Американской", мочился на пол и внятно объяснял при этом, что мочеиспускание - в тот момент, когда очень хочется, - наипервейшее дело и обязанность члена РКП(б). Проснулся от стука в окно. Зоя взлетела к потолку с револьвером в руках.

- Живой я им не дамся.

- Да кому ты нужна, - отозвался скучным голосом; всё же поднадоело оно изрядно, это ладно скроенное тело, от таких баб - в главном деле - одно только огорчение...

- Кто? - спросил, приоткрывая форточку.

- Александр Федорович требуют вас незамедлительно к себе! - донеслось с улицы.

Посмотрел на Зою.

- Спите спокойно, дорогой товарищ. Вернусь - обсудим. - И, мгновенно одевшись, закрыл за собою дверь. И вдруг улыбнулся странной мысли: "Александр Федорович совпадает с Керенским, а также... и с императрицей. Замкнутый круг получается..."

Кирста был краток: задержан и помещен в камеру Ивановской тюрьмы начальник караула Медведев. Явился он сам. С раскаянием. Тем интереснее услышать его мнение: живы или нет.

...Увидев Ильюхина, Медведев расцвел улыбкой и, показывая в сторону бывшего сотоварища обеими руками, сказал с издевкой:

- Я, ваше благородие, этого овоща всегда подозревал. Он так и норовил к вам сдуться... что, Ильюхин, сбылось? А ты не дурак... Я вот позднее тебя прозрел и даже в Перми, когда велено было перед ихними войсками мост рвануть - не сделал етого... А почему? Совесть замучила. Я вам, ваше благородие, просто скажу: они все убиты. Убиты, и всё. Я у окна стоял и все видел собственными глазами.

- Но ведь стекло, наверное, было не совсем чистым? - подозрительно осведомился Кирста. - Далее: перед вами еще и прихожая была, так? Потом открытая дверь той самой комнаты?

- Прежде как начать - дверь закрыли, лукавить не стану.

- Их провели мимо вас, когда вы стояли у окна? Или когда вы подошли к окошку в саду - они уже рассаживались на стулья?

- Так точно. Императрица еще капризничала, а товар... А Юровский ее осаживал. Ну... Издаля - они. А так - что хотите, то и считайте. Я правду говорю...

Когда арестованного увели, Кирста задумчиво взглянул на Ильюхина:

- Что скажешь?

- Он правду говорит. Но его показания - в смысле горькой правды полушка цены.

- Здесь ты прав... - Сузил глаза: - Мне докладывают, что у тебя постоянно ночует какая-то баба? Кто она?

- Не беспокойтесь... Я ведь терпел долго. А когда затвердело так, что на крик, - взял первую попавшуюся на вокзале. Пока у меня. Может, я женюсь?

- Тьфу! - не выдержал Кирста, - ты еще и циник, Ильюхин. Ладно, иди, досыпай...

Зоя встретила подозрительно, но, выслушав рассказ, успокоилась, сказала, кривя ртом:

- Я этого Медведева раскусила сразу. И много раз говорила Юровскому: убери его. Но у Якова был свой взгляд... Ладно. Уйдем в ночь. Патрули, конечно, но я изучила - где и как они предпочитают дефилировать...

- Как? - не удержался Ильюхин. - Что за слово такое?

- Ходить, - объяснила. - Когда молодая республика Советов пошлет тебя в университет - там тебе расскажут остальное.

Ушли перед рассветом. В последний раз оглянулся Ильюхин на Татьянин дом, вспомнил равнодушно, как дернулась ее голова после удара, сплюнул под ноги, растер и улыбнулся Зое:

- Отряхаю прах с ног своих, сестра ненаглядная. Пойдем медленно и станем петь псалмы. Ну, хоть этот... - И затянул дурным голосом: - "Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста, и на седалище губитель не седе. Но в законе Господни воля его..."

Покрутила пальцем у виска:

- Ты, наверное, у попа первым учеником был?

- Угадала...

На вокзал не пошли - там и патрули, да и кто знает этого Кирсту: ему взбрендит проверить, а Ильюхин - тю-тю...

Двинулись в сторону Верх-Нейвинской - поезда и там проходят, а если удастся добраться до Перми - там подполье, свои, пересидим как не то, а может, и переправят безопасно, навстречу Красной армии. Правда, далеко до нее пока...

Но когда благополучно сели в полупустой вагон, поняли: никто и не думает искать, никаких патрулей нет и в помине, и когда поутру вполз состав на насыпь и открылся внизу знакомый вид - спросил Зою:

- У тебя ход в подполье прямой или щупать надо, искать?

- Я не Дзержинский, - отмахнулась. - Всего не знаю... Но - найдем. Если надо.

- У меня другое предложение...

И рассказал о домике на взгорке, в мотовилихинской низине. Когда Зоя услыхала, что попадет в дом Федора Лукоянова, - смутилась:

- А нас примут? Опасно ведь...

- Там сестра его, он меня с нею познакомил еще в прошлые счастливые времена... - И, вздохнув, закатил глаза.

- Не балагань! - разозлилась. - Поехали.

...К домику поднялся первым, Вера возилась на кухне и, увидев гостя, обрадовалась.

- Вы? Вот, нечаянная радость... А друг ваш где?

- В Екатеринбурге остался. Вот что...

И кратко объяснил - с кем, откуда и куда. Вера слушала с интересом и чему-то улыбалась - своему, бабьему, должно быть. Но эта ее невнятная улыбка Ильюхину не понравилась.

Позвал Зою, женщины обменялись проникновенно-изучающими взглядами, и понял Ильюхин, что отныне станет он ходить по острию бритвы "золлинген"...

Но вечер и ночь прошли на удивление спокойно, а поутру Зоя, выпив наскоро чаю, отправилась в город. Объяснила:

- Я - на поиски наших. Здесь кокнули Михаила, царева брата, и его слуг. Если кокнули - значит, кто-то и остался. Я найду. И эти наши товарищи переправят нас дальше.

Хотел возразить - а зачем переправляться? Лучше пересидеть, дождаться своих, но... Это наверняка бы не понравилось суровой Зое, и потому решил промолчать.

Чай допили вдвоем с хозяйкой; вымыв посуду, она подошла к зеркалу, мазнула по губам и подвела брови. Вернулась с нехорошей улыбкой.

- Ты с ней спишь?

- С чего ты взяла?

- Я видела, как она на тебя смотрит... Ладно. Пока - раздевайся. И я стану...

Откинула одеяло, сняла юбку, мгновенно распустила волосы. Была она ничего - в голом виде. Похуже Зои, - но ничего. Особенно хорош был зад: в меру большой, в меру плотный, а главное, чудовищно привлекательный. Ильюхин даже глаза зажмурил. И, словно уловив сокровенные его мысли, она широко расставила ноги, согнулась и оперлась о кровать.

- Давай... - произнесла задушевно.

Несколько мгновений он вглядывался и вдруг ощутил такое непреодолимое желание, что потемнело в глазах. Уже готов был броситься на нее, аки тигр, но вдруг в ушах зазвучали знакомые слова: "Верю в солнце Завета... Вижу... очи... твои..."

- Ты чего там бормочешь? - оглянулась, посмотрела из-за плеча.

- Ничего. Я не могу. Извини...