Марина Островская - Черная вдова Страница 35

— Само собой — берет, — продолжал Михайлюк. — И берет, насколько я знаю, немало. Не коренной москвич, вроде нас с тобой. Денег, по моим прикидкам, у него немерено, потому как особо ни на что их не тратит. Все, что у него есть, — это двухкомнатная хата в новостройке и «Жигули» — «десятка», которые он даже не покупал. Пользуется услугами проституток, потому что бабы его не любят. Ну, это и понятно. Кому такая падла понравится?

— Ты специально таких клиентов подбираешь? — возвращая фотографию очередного лоха, поинтересовалась Наталья.

— Какие попадаются. Я же не виноват, что у них такие морды отвратные.

Нам главное, чтобы у клиента были бабки, а любовь крутить с ними не обязательно. Твое дело — завлечь, глазками поиграть, ну там — коленку показать, а под это дело выкачать у него информацию. У тебя, Наташка, это хорошо получается.

— Значит, Кашинцев Игорь Петрович, — тяжело вздохнула она. — Что про него еще известно?

— Жмот страшный, за бакс удавится.

— Час от часу не легче. Может, мне еще его за свои по ресторанам водить?

— Может, и так, — ухмыльнулся Михайлюк. — Да ты не бойся, расходы компенсируем.

Глава 14

Выходя из театра, Наталья отметила про себя некую странность в поведении вахтерши. Та при ее появлении не расплылась, как обычно, в приветливой улыбке, а с озабоченным видом нырнула под стол и загремела там какими-то банками. Однако Наталья прекрасно догадывалась о причинах этого: подруги поведали о неприятных разговорах с милиционером, правда, постарались представить их как глупое недоразумение.

На улице она огляделась. Не заметив знакомого «Мерседеса», вздохнула с облегчением и направилась в сторону метро. Но не успела сделать и двух шагов, как к ней подошел светловолосый мужчина с бесцветной внешностью:

— Вы Наталья Мазурова?

— Смотря кому это нужно знать, — настороженно ответила она.

Мужчина вынул из кармана удостоверение и, развернув его, представился:

— Следователь уголовного розыска майор Старостин.

Ощутив некоторую слабость в ногах, Наталья все-таки сумела быстро взять себя в руки и холодно поинтересовалась:

— Тот самый Старостин, который активно интересуется моей скромной личностью?

— Тот самый, — спокойно сказал следователь. — Вам уже доложили?

— Вы полагали, что может быть по-другому?

— Да нет.

— Тогда зачем задавать глупые вопросы? Могу я узнать, чем продиктован столь настойчивый интерес? В театре скоро каждый монтировщик сцены будет подозревать меня в том, что я уголовный элемент. Правда, среди них много «синих», и это только подымет мой авторитет.

— Об этом пока рано говорить… — замялся Старостин.

— Но вы же меня в чем-то подозреваете?

— По долгу службы мне приходится подозревать многих.

— Тяжелая у вас жизнь. Как же вы по улицам ходите? Ведь любой прохожий может оказаться грабителем или убийцей!

— К счастью, в большинстве случаев это не так.

— На всех преступлений не хватает?

— Слава богу, честных людей больше, чем преступников. Но для того, чтобы не пострадали невинные, я обязан что-то делать, что оправдывало бы мое существование.

— Вы так и будете темнить? Если вас что-то интересует — спрашивайте, нет — извините, и разойдемся, как в море корабли.

— Вам это может показаться странным, но меня интересует происхождение шрама у вас на щеке.

Если бы он смотрел Наталье в глаза, то заметил бы в них холодную неприязнь.

— Допустим, я упала и порезалась. Вас это устраивает?

— Странный порез — в форме креста.

— Всякое бывает. Что дальше?

— Я — следователь. В силу специфики своей работы меня интересуют различные детали. Шрам ваш имеет столь нестандартную форму, что увольте, но я вам не верю.

— Вы можете предложить другие варианты? — с ядовитой усмешкой спросила Наталья.

— Могу. Например, это — результат преступного посягательства на вас или след от сведенной татуировки, которую могли сделать насильно. Думаю, по крайней мере один из этих вариантов близок к истине.

— На эту тему я говорить не желаю, — отрезала Наталья.

— Понимаю, что вы симпатии ко мне не испытываете. Это вполне естественно. Мало кто получает удовольствие от общения с сотрудником уголовного розыска. Я к этому давно привык. И если вы, мадам, хотите вывести меня из себя, у вас ничего не получится. Кишка тонка. Я не очередной ваш воздыхатель, которых вы так ловко динамите. Короче, если на вас было совершено нападение и вы скрываете этот факт, то тем самым помогаете преступнику, который, оставаясь на свободе, может совершить еще немало подобных деяний. Своим молчанием вы ставите под угрозу жизни других людей. Вы становитесь сообщником!

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Наталья приложила максимум усилий, чтобы скрыть волнение.

— Недавно в Битцевском лесопарке обнаружили труп женщины. У нее на щеках были порезы в форме креста…

Хотя само известие о трупе в лесопарке вряд ли могло порадовать нормального человека, Наталья все же вздохнула с некоторым облегчением. Она поняла, что интерес, проявляемый к ней со стороны угро, не имеет никакого отношения ни к ее прошлому, ни к ее настоящему. Если, конечно, следователь не солгал умышленно.

— Ну что ж… Раз такое дело, я скажу, что одна из ваших догадок была верной. Это след от сведенной татуировки.

— Татуировка на лице — довольно необычное явление в нашем обществе. Я был бы очень вам обязан, если бы вы рассказали об этом подробнее.

— Вы уже знаете, что у меня не совсем обычная судьба.

— Кое-какие детали вашей биографии мне известны, — согласился Старостин. — Вы сирота. Ваши родители погибли в автокатастрофе, а отношения с опекуншей у вас не сложились.

— Согласитесь, что это не имеет никакого отношения к убийству в лесопарке.

— Тем не менее, — настаивал следователь. — Хоть я и понимаю, что вам неприятно ворошить прошлое.

Наталья горько усмехнулась.

— Общение с вами напоминает мне посещение кабинета зубного врача. А я, извините, не мазохистка. Если у вас есть какие-то конкретные факты, доказательства, что ж, выписывайте повестку, приглашайте в кабинет, допрашивайте… Если нет — увольте. Вам в какую сторону?

Старостин неопределенно пожал плечами.

— А мне — в противоположную. Всего доброго.

Глянув Наталье вслед и мысленно отметив достоинства ее фигуры, он достал сигареты и закурил.

— Скрываешь ты что-то темное, дорогуша, скрываешь, — пробормотал он себе под нос. — Сдается мне, придется копать под тебя поглубже. Завтра же с утра займусь составлением запроса. Пусть ребята копнут материалы на тебя.

Наталья шла не оглядываясь. "Что делать? — пульсировало у нее в голове.

— Может, рассказать Михайлюку? Вдруг тогда он отстанет? Нет, ни в коем случае!

Он испугается и начнет заметать следы. А я становлюсь нежелательным свидетелем.

Еще решит убрать меня! С ним шутки плохи… Тогда бежать, скрыться? Но куда, где? Да и есть ли смысл. Не знаю, что в голове у этого следователя, но, похоже, он про меня пока ничего не знает. Про то, что я из Калининграда, в Москве никто, кроме Федора, не знает. А с Ригой ему связаться будет не просто. Латвия теперь другое государство, и отношения с ним — не радужные. Чтобы в Риге согласились помочь, нужны веские основания. А что у него на меня? Ничего. Но этот, похоже, не остановится. Слишком крысоподобная внешность. Вынюхивает все, высматривает. Что, если до Калининграда докопается? Тогда мне конец! Что же делать? Ждать? Может оказаться поздно…"

Кашинцев сидел за столом в своем скромном кабинете, с головой погрузившись в изучение документов из толстой папки, обложка которой была украшена крупными буквами: "ЗАО «Росвнешимпэкс». Внимательно вчитавшись в очередной документ, а затем последовательно сравнив его с другими бумагами, удовлетворенно хмыкнул и, покусывая нижнюю губу, принялся делать пометки в своей записной книжке.

Записи эти состояли из длинных рядов цифр и символов, смысл которых был понятен только самому Кашинцеву.

— Придется раскошелиться, Руслан Каримович, — шевеля губами, едва слышно произнес он. — Надеялись меня развести? Э нет… Я каждую запятую в ваших документах помню. Мне еще в детстве говорили, что у меня память на цифры феноменальная.

Этот увлекательный процесс был прерван осторожным стуком в дверь.

— …Минуточку! — торопливо крикнул Кашинцев. — Я занят! — Дописав еще несколько строк, он захлопнул записную книжку и спрятал ее во внутренний карман пиджака. Выпрямившись за столом и постаравшись придать лицу как можно более внушительное и серьезное выражение, крикнул:

— Войдите!

Дверь осторожно открылась. Увидев посетителя, точнее, посетительницу, которая шагнула через порог, робко прижимая к себе тоненькую папочку, Кашинцев обомлел: таких красавиц раньше ему приходилось видеть разве что на обложках дорогих журналов да еще, пожалуй, по телевизору.