Коды жертв и убийц - Александр Николаевич Бубенников Страница 35

снят с Кремля, и воздвигнуто новое полотно триколора. И, действительно, нечего посыпать голову пеплом, а попытаться вписаться в новые времена и веяния, не скукситься, а попытаться назло всем обстоятельствам, мелким неудачам, расцвести всеми цветами радуги и запахнуть новыми свежими идеями и планами. Подумаешь, не добрал нужных голосов в РАН, – зато новые творческие времена с безграничными возможностями для самореализации в исследованиях независимого исследователя, новые сильные, просто сумасшедшие идеи и неожиданные фантастические подвижки…

– Мне бы сейчас твою бешенную энергию, Иван, я бы горы свернул, но энергии и удачи кот наплакал, – как-то по телефону горько и по-своему завистливо посетовал Владимир Андреевич. – Сдается мне, что в делах именно сейчас тебе пригодилась бы академическая поддержка званием членкора больше, чем моему заму… Но, что случилось, то случилось: дважды прокатили…

– Дважды обнесли, – весело в тон шефу ответил Иван Николаевич, – да только времени горевать нет, горюют во время нехватки и отсутствии работы, не до этого – планов громадье…

– Я рад за тебя, что у тебя с корейцами, с Самсунгом контакт вытанцовывается… А у нас дело застопорилось из-за недофинансирования темы… Отделение «Дельты» сокращают, и в академии денег кот наплакал…Что будет с академией, даже Господу неизвестно после того как человек Ельцина новый президент РАН Осипов победил человека Горби Евгения…

– Перспективы-то какие-то светлые или светло-серые остаются с вашим суперкомпьютером…

– С ним идем ко дну, президент наш академический уже мрачно высказался, мол, потребляет много энергии, академии он нужен, скоро и высокий кремлевский президент повторит эти слова – слово в слово – пока все глухо, как в танке…

– Пока или вообще…

– И пока, и вообще… Но развитие предполагается, если деньги найдутся… Так, что надежды на тебя и твой Самсунг… Лишь не теряй своего энергичного задора, на выборах 1994-го проведем тебя в членкоры, а то и сразу в академики… Считай, что один мой принципиально важный голос уже у тебя есть, а с голосами моих выучеников Юрия и Виктора уже три… А там и новоиспеченный академик, мой родственничек Сева Сергеич с Олегом биллем с твоим соавтором Юркой присоединятся, ты ведь у них в любимчиках ходил… Это у тебя, Иван, светлые перспективы на выборах, что в членкоры, что в академики, а не у меня – весьма туманные с супермашиной ССБИС, будь она неладна… Может, дело в первых двух буквах «эсэсовских»?.. Я ведь обратил внимание, что ты маркируешь в своих отчетах «дээспешных» суперкомпьютеры новых поколений: «Электроника СССБИС-2», «Электроника СССБИС-3»… Понимаю, что ты имеешь ввиду сверхБИС, ультраБИС… Только будут ли новые поколения, если первое поколение контрреволюция демократов и рыночников сожрала… Скажу честно, как на духу, теперь я уже ни в чем не уверен… Но своей неуверенностью я не хотел бы ухудшить твой творческий настрой и обесточить твою энергию независимого исследователя, бьющую бурным ключом…

Это были последние слова Владимира Андреевич, услышанные Иваном Николаевичем по телефону, не предпоследние, последние. Ведь во время самой первой командировки в Сеул на Самсунг Электроникс, в гостинице Сеула ночью 7 мая 1993 года Ивану Николаевичу приснился мистический сон: умирающий академик Владимир Андреевич в каких-то немыслимых мучениях при переливании крови врачей ЦКБ РАН, чтобы купировать отравление обессиленного человека. Он почувствовал острое проявление биоэффекта погибели близкого по духу человека – за многие тысячи километров от него… То же дикой учащенное сердцебиение, тот же холодный обильный пот на лбу, предчувствие от укола острой ржавой иглой локального и глобального приближения погибели, контакта с бездной ужаса и исчезновения – ни за медный грош, ни за грустный последний понюх табаку… И все это при пробуждении сознания: смотри, ужасайся, сочувствуй, милый человек, если краткая жизнь с погибелью недалекой соседствует…

Глава 12

Артиллерия эпохи демократических перемен и поголовного обнищания для большинства устроена так, что она способна бить по «своим» и тем самым усиливать «чужаков». И чем более они «свои», чем сильнее чужаков-иноземцев, тем сильнее артиллерия перемен по ним бьет, не оставляя выбора, как переходить, точнее стремительно перебегать, уезжать, улетать из родных пенатов. Речь идет о пресловутой утечке сильных мозгов, креативных свежих умов, воспитанных и созданных трудом для новых перспективных исследований на стыке наук и разнородных технологий.

Ведь у завлаба профессора Ивана Николаевича, по мнению трех первых академиков страны в вычислительной технике и вычислительной математике – Владимира Андреевича, Всеволода Сергеевича и Олега Михайловича – была самая сильная в своем направлении, пусть небольшая, но спаянная лаборатория в перестраиваемом отечестве. Может быть, невольно и спонтанно рвался завлаб в членкоры, что быть в своем конкурентном лидерстве стать примером для своих молодых сотрудников-аспирантов, ставших под его научным руководством кандидатами наук, и готовящихся стать кандидатами наук. Не хотел быть тормозом для своих амбициозных коллег, уже с дипломных работ носящих в своих ранцах железные жезлы докторов-профессоров. А распад страны, всеобщее обнищание, неудачи с запуском в серию отечественного суперкомпьютера «Электроника ССБИС» подталкивало его даровитых сотрудников на эмиграцию на запад, в ту же Кремниевую Долину. И он, зная, что это худо, не предпринимал никаких шагов, чтобы поставить барьеры для вынужденной эмиграции своих ребят распавшейся страны.

Ведь труд мэнээса и эсэнэса в стране Советов оплачивался значительнее, чем в рыночной экономике, которую подмяли под себя зачастую ханыги, ворье и откровенные бандюги. Именно тонкий слой образованных интеллектуалов должен был первым почуять на своей шкуре «артналет эпохи перемен», удары «по своим», чтобы потечь умам в разные стороны, избирательно туда, где больше платят и не озадачивать себя и свои семье, как поддержать спадающие от свистопляски и реальной, а не мифической голодухи штаны.

Конечно, Иван Николаевич вынужденно отпускал от себя своих молодых сотрудников-кандидатов, как куски мяса, с болью отрывал, расставаясь по-хорошему, по-доброму, хотя догадывался, что с каждым «утекшим» мозговитым научными работниками утекают и закрытые от чужих глаз и ушей полезные для перспективных дел наработки и ноу-хау и программные продукты, и методологии идентификации. Но куда деваться, как только с переменами и утечками соглашаться и печалями не предаваться. Ведь в эти «подлые времена перемен» эмигрировали не только аспиранты и кандидаты наук, но и доктора, членкоры с академиками за бугор намыливались, погнавшись за «длинным рублем», причем на этой стезе со временем преуспели, как кандидат наук Гейм и аспирант Новоселов, Нобели, как тот же упомянутый доктор Максим Франк-Каменецкий, как математик-членкор «квантовый вычислитель» Манин, физик-теоретик академик Абрикосов и т. д. и т. п. У каждого при объяснении причин временной или постоянной эмиграции были свои внешние и внутренние причины. Тот же приятель-коллега