Наталья Солнцева - Дьявольский поезд Страница 36

Он закашлялся и прижал салфетку к губам.

– Франческа беременна, – неожиданно признался Брасов, сожалея о своих словах. Однако отступать было некуда.

– Беременна?..

– Нет ли у тебя хорошего доктора, Николя?

– Чтобы принял роды? По-моему, еще рано беспокоиться. По девушке ничего не заметно.

– Какие роды? – вспылил мичман. – Ты полагаешь, мне сейчас самое время обзавестись ребенком?

Гридин кашлял, закрывшись салфеткой. Безответная любовь к Франческе обострила его болезнь. Гость поморщился и непроизвольно отодвинулся подальше.

– Не бойся, я не заразен… до кровохарканья еще не дошло.

– Я не боюсь.

Брасов действительно не боялся, в нем проснулась природная брезгливость. Похожую брезгливость он ощутил, узнав о беременности любовницы. Маменька бушевала, кляла Франческу на чем свет стоит и упрекала сына в безрассудной неосторожности.

«Ты обрюхатил ее, Жорж! Что теперь делать? Я договорилась с повитухой, она готова сделать аборт. Но твоя девица уперлась!»

Франческа отказалась избавляться от ребенка. Она словно ослепла и оглохла. Ее каменное лицо ничего не выражало. Все доводы разбивались об ее упрямство.

– Как мне убедить ее, Николя?

– Кого? Маменьку? Боюсь, у тебя не получится. Графиня будет стоять на своем, такой у нее характер.

– Да нет же! Надо объяснить Франческе, что ребенок нам ни к чему. Она должна понять!

– Ты не догадывался, что от любовных забав появляются дети? Франческа неопытна… Тебе следовало быть бережнее с ней.

– Я старался, – буркнул мичман. – Но она… Если бы ты видел ее обнаженной! Страсть захлестывала меня, я забывал об осторожности…

Он пустился в оправдания, приводя подробности, от которых Гридина бросало то в жар, то в холод. По словам графа, в постели Франческа преображалась, из милой скромницы превращалась в ненасытную вакханку. Он не мог устоять перед ее неуемной чувственностью.

– Это шторм, Николя!.. Стихия!.. Я был щепкой на ее волнах!.. Потом Франческа сразу засыпала, а наутро словно не помнила ничего. Смущалась, краснела и отводила глаза.

– Наверное, итальянки все такие, – выдавил Гридин.

– Помоги мне найти доктора, который умеет молчать.

– Но ведь Франческа не согласна!

– Я уговорю ее…

– А если нет?

– Тогда… тогда…

Брасов уже задавал себе этот вопрос. Ответ пугал его. Полумесяц в окне проникал в его сознание, вводил в транс.

– Не убивать же ее…

– Ты о чем? – напрягся Николя.

Мичман вздрогнул и провел руками по лицу, будто обирая паутину. В его зрачках застыли два голубых серпа.

Гридин невольно поддался той же мысли. Убить! Только не Франческу, а ее малодушного любовника… и тем самым расчистить себе путь к сердцу красавицы.

Он опомнился, когда набежавшая тучка закрыла нестерпимо сияющий лунный серп…

Мессина, наши дни

После обеда Ренат потащил Ларису на пляж. Они взяли напрокат шезлонги и большой полосатый зонт.

– Надо загорать равномерно. А то у меня руки и лицо потемнели, а тело белое.

– Ты сюда на пляже валяться приехал?

– И еще купаться в море!

Лариса промолчала, глядя на зеленоватую рябь воды. Прибой вынес на песок мелкие ракушки и пучки водорослей. В воздухе пахло йодом и кремом для загара, которым обильно покрывал себя Ренат.

Лариса представила себя Франческой, которая гуляла по этому же берегу… Какие мысли одолевали ее? До землетрясения, вероятно, романтические, возвышенные… Девушка готовилась к свадьбе, ей нравился жених… Она была счастлива!..

А потом ее как подменили.

Лариса «увидела» Римский вокзал, солнце, разодетую публику и прогулочный поезд «Санетти». Франческа жалась к мужу, который старался развеселить ее. Она чувствовала, что эта поездка перевернет ее жизнь. Но все-таки пила шампанское, через силу улыбалась и позволила посадить себя в вагон…

От страшного туннеля ее отделяло совсем немного времени и небольшое расстояние. Железная дорога в Ломбардию, ухоженные города, живописные скалы… Марио успел спрыгнуть с подножки, упал и покатился по насыпи. Франческа осталась стоять в вагоне, вцепившись в поручни и глядя в окно на выползающий из зева горы белый туман…

Поезд нырнул в заполненный молочными клубами туннель. Ларису объял ужас, кожа покрылась мурашками. Это длилось недолго. Туман рассеялся, вокруг посветлело. Локомотив выехал под открытое синее небо и… покатил дальше, вперед…

Франческа увлеклась пейзажем. Серые скалы, зеленые холмы, стада овец, каменные домики под черепичными крышами…

Где же Марио? Он вышел в тамбур взглянуть, что происходит, и до сих пор не вернулся. Франческа начала беспокоиться.

– Вы не видели моего мужа? – спросила она у жены банкира, которая лениво обмахивалась веером.

– Он был здесь!

– Да, но…

– Куда ему деться? – вмешался банкир. – Поезд не останавливался!

– Перед туннелем Марио пошел взглянуть, откуда появился туман…

– Ужасный был туман! – подхватил кто-то из пассажиров.

– Внезапно возник и быстро рассеялся…

– Мне стало не по себе, – призналась дама в шляпке с атласной лентой. – Я испугалась!..

Женщины оживленно обсуждали происшествие, мужчины обменивались недоуменными репликами:

– Не думал, что север Италии выглядит таким диким. Никакой цивилизации. Сплошные поля и горы…

– Вы только взгляните на эти дороги… Каменный век!

– Я вижу телегу с лошадью!

– Боже мой! Всадники! – восторженно взвизгнула жена банкира. – Наверное, тут принято скакать на лошадях верхом! Как они странно одеты!

– Мне приходилось бывать здесь, но я не замечал этой отсталости…

Поезд, пуская пар, замедлял ход. Впереди появилось препятствие.

– Невероятно! – воскликнул банкир, указывая на сооружение, обнесенное каменной стеной. – Монастырь, что ли? В путеводителе он не указан. Где наш гид? – заволновался он. – Позовите его немедленно! Пусть объяснит, куда мы попали…

Начали искать гида. Тот перебрал шампанского и едва ворочал языком. Пассажиры забросали его вопросами. Парень тупо уставился в окно и молчал.

– Будто воды в рот набрал! – возмутилась жена банкира и стукнула гида веером по плечу. – Очнитесь, сеньор! Вы забыли о вашей работе!

– От него вином разит…

Франческа оглядывалась, ища среди прильнувших к окнам пассажиров Марио. Его не было. Она нерешительно двинулась к тамбуру. В ее голове мелькали странные мысли. Что она больше никогда не увидит мужа!.. Что все кончено!.. Он покинул ее, сбежал, как два года назад сбежала она! Он нарочно выбрал поезд, чтобы сделать свое бегство эффектным, у всех на виду…

Марио отомстил ей за прошлые обиды. Он бросил ее публично! Чтобы отыграться за пережитые унижения. Что ж, кажется, ему удалось…

Глава 37

Петербург, 1909 год

Той ночью Брасов был на грани срыва. Что еще ему сделать? Какой аргумент привести Франческе, которая и слышать не хочет об аборте? Он готов на крайности: броситься перед ней на колени и умолять поступить разумно, либо… убить любовницу. А потом застрелиться. Пустить себе пулю в лоб! Разом прекратить мучения – ее и свои.

Рогатый полумесяц заглядывал в окно, возбуждая низменные инстинкты графа. Он не выдержал, вскочил и задернул выцветшие портьеры. Убогая обстановка комнаты угнетала его. Деньги, полученные за рукопись, быстро таяли, и переезд в более приличную квартиру пришлось отложить.

– Я забочусь в первую очередь о тебе! Я люблю тебя! Не важно, будут у нас дети или нет… Главное – мы сможем жить вместе!

– А с ребенком – не сможем? – упиралась Франческа.

– Какой ребенок?! Ты в своем уме? Мы не женаты!

– Так женись на мне…

Эта фраза далась ей с трудом. Фактически она сама, первая предложила мужчине взять себя в жены. На Сицилии такое поведение было неприемлемо. В Петербурге тоже не приветствовалась подобная смелость. Но Франческа уже давно переступила ту грань, за которой приличия и девичья гордость имели какое-то значение.

– Ты погубишь мою карьеру, – твердил мичман. – Зачем нам внебрачный ребенок? Разве тебе недостаточно моей любви? Я весь твой, дорогая… но дети нам пока не по карману. Я ухожу в плавание, ты останешься одна, с младенцем на руках, без помощи, без поддержки. Подумай! Я не имею права подвергать тебя столь серьезному испытанию…

Он не мог признаться, что Брасовы разорены, в долгах, что у него нет ни гроша за душой, кроме офицерского жалованья, которого едва хватает на ежедневные расходы. Что огромная сумма, вырученная от продажи манускрипта, не стала панацеей от материальных проблем.

Франческа не плакала. Глаза ее были сухи, губы сжаты. Она не смотрела на любовника, словно потеряла надежду на понимание. Впрочем, как и он. В ее душе шла борьба между материнским долгом и страстью к этому красивому безжалостному мужчине. Она сама виновата, что приехала к нему без приглашения… приняла его признания в любви за истинную любовь. Слова и поступки – не одно и то же.