Александра Маринина - Оборванные нити. Том 2 Страница 36

А вот санитары — эти да, эти могут и заложить, ведь все у них на глазах происходит. И кто как не санитар точно знает, какой труп вскрывали, а какой — нет? Но санитара можно «заткнуть» при помощи купюр. Причем даже не очень большого номинала.

— Единственное приятное и полезное, что вы можете для меня сделать, — сказал Сергей, — это перестать предлагать мне нарушить закон. Я этим заниматься не буду. Всего вам доброго.

Он повернулся, чтобы выйти из вестибюля, но длиннолицый с таким завершением переговоров согласен не был.

— Сергей Михайлович, — он чуть повысил голос, — я настоятельно прошу вас подумать. Наш мальчик умер по совершенно некриминальной причине. Более того, мы все знаем, от чего он умер, для нас это не является секретом. Но нам бы хотелось избежать огласки истинной причины его смерти. Вы посмотрите сами и убедитесь, что ничего криминального там нет. Мы не призываем вас скрывать убийство. Вам ничего не грозит, если вы выполните нашу просьбу. А деньги вы можете заработать очень хорошие. Они ведь не будут для вас лишними, правда?

Он улыбнулся тонко и многозначительно, переводя взгляд с дешевых часов Сергея на его еще более дешевые ботинки.

— Деньги лишними не бывают, — согласился Сергей. А вот головная боль — бывает. И угрызения совести тоже жить мешают. Одним словом, я вам свою позицию озвучил. И менять ее не собираюсь. Всего доброго.

Он снова сделал шаг назад, чтобы уйти, но длиннолицый «говорун» и на этот раз не сдался.

— Хорошо, я объясню вам суть проблемы. Гена Цыбин — боевик, исполнитель. Был долгое время на хорошем счету. Потом начал позволять себе… ну, вы понимаете, о чем я. Начал покуривать, потом таблетки в ход пошли, потом героин. Но работал по-прежнему хорошо. И когда к нам обратились серьезные люди с просьбой дать надежного парня, мы послали Гену. А он работу запорол. Нам выкатили предъяву. Мы отбились, сумели представить дело так, что заказчики сами виноваты, не всю информацию собрали, не все предусмотрели. Дело вроде сладилось. И теперь, если станет известно, что Гена Цыбин умер от передоза, они поймут, что мы подсунули им вместо надежного парня ненадежного наркомана. И полетят головы. Может даже начаться криминальная война местного масштаба. Вы видите, Сергей Михайлович, я с вами предельно откровенен. И прошу вас пойти нам навстречу. У Виталия Николаевича в подобных случаях люди умирали от ишемической болезни сердца. Никому не станет хуже, если Гена Цыбин тоже окажется сердечником. Вы можете даже вскрыть его, если без этого никак нельзя, но в документах слово «наркотики» употребляться не должно.

— Ой, спасибо, — с дурашливой ухмылкой протянул Саблин. — Вы мне даже вскрыть вашего мальчика разрешаете. Доброта ваша поистине беспредельна. А что я буду делать со вскрытым телом? Я должен выделить органокомплекс, набрать материал для дополнительных исследований, назначить эти исследования, потом дождаться результатов и изложить их в заключении. Вам ваш друг Филимонов этого не объяснял? Или, может, вы думаете, что я провожу вскрытие один? Так должен вас разочаровать: со мной вместе в секционной присутствуют и медрегистратор, и санитар. А бывает, что и другие люди. И что мне делать? Как я должен потом превращать наркомана в кардиологического больного при таком количестве свидетелей? Вы как себе это представляете? Или вы собираетесь ходить по всему Бюро и каждому нашему сотруднику предлагать деньги за молчание и слепоту? Так это вы разоритесь, сотрудников у нас много, и все хотят кушать. Так что, повторяю, я не вижу реального способа оказать вам содействие в решении вашей, безусловно, серьезной проблемы.

Длиннолицый «говорун» пытался сказать что-то еще, но Сергей больше слушать не собирался. Ему стало скучно. И противно.

На следующий день он провел вскрытие Геннадия Цыбина, сразу же обратив внимание на свежий след от инъекции в левой локтевой ямке с подкожным кровоизлиянием. И еще несколько старых следов от инъекций по ходу вен на обеих руках. Но все равно, пока не придут результаты судебно-химического исследования, нельзя с уверенностью говорить о причине смерти, в том числе и о передозировке наркотиков. В медицинском свидетельстве о смерти придется написать: «Причина смерти временно не установлена». Ладно, пусть покровители Гены Цыбина еще поживут спокойно пару недель. А там — как Бог даст. Может быть, Виталик Филимонов уже выздоровеет и включит одному ему известный механизм преобразования одних причин смерти в другие. Саблина это уже не касается. Он свое дело сделал честно.

Но все-таки… все-таки… Проходя мимо регистратуры, Сергей не удержался и спросил у Анны Антоновны:

— И часто к Филимонову приходят такие посетители?

Она отвела глаза и с деланым равнодушием ответила:

— Это не моего ума дело. Если вам интересно — у него и спросите. А мое дело — с документами работать.

Понятно. Значит, к Виталику регулярно обращаются не только эти, с длиннолицым «говоруном» во главе, но и другие просители. И отказа никто не знает.

Злость уже остыла, но осталось недовольство собой: он опять не сдержался и вместо четких аргументов прибегнул к грубости и повышенному тону. Но ей-же Богу, любому терпению наступает в один прекрасный момент конец! Да, не надо было так вести себя в горздраве… Но и им не стоило так разговаривать с Саблиным. Ничего, сейчас он придет домой, там его ждет Ольга, которой он все расскажет в подробностях и которая найдет, как всегда, нужные слова, чтобы его успокоить и объяснить, в чем он неправ. Интересно, а в чем же он неправ сейчас? Сергея иногда одолевало просто-таки азартное любопытство: рассказывая ей об очередном конфликте или просто о какой-то неоднозначной ситуации, он каждый раз с нетерпением ждал, что она скажет. Ведь он-то на сто процентов уверен в собственной непогрешимости! Но что бы ни случилось, Ольга всегда ухитрялась найти в его рассуждениях или действиях хотя бы малюсенькую ошибку. Никогда в ее глазах он не выглядел абсолютно и безоговорочно правым.

Поворачивая ключ в дверном замке, Сергей услышал доносящиеся из глубины квартиры голоса, один из которых принадлежал Ольге, а второй был мужским. Горячая волна ревности ударила в голову, но уже в следующий момент он узнал этот голос. Петька Чумичев, Чума, с которым он не виделся уже давно. После того памятного разговора об экспертном заключении по делу о ДТП, когда пытались «отмазать» от уголовной ответственности дочку директора обогатительной фабрики Ирашина, отношения между школьными друзьями словно сошли на «нет»: Петр, как и все предыдущие годы, звонил в свой день рождения и в день рождения Саблина, но разговор получался сухим и коротким. А о личных встречах даже речь не заходила.

«Чего он приперся? — устало подумал Сергей. — Чего ему теперь-то надо? Вроде никаких «спорных» случаев мне в последнее время не отписывали».

Он молча начал раздеваться в прихожей, делая вид, что не слышит голосов. Однако Петр выскочил ему навстречу даже раньше Ольги.

— Трудно жить на свете пионеру Пете! — заорал он как ни в чем не бывало.

Саблин посмотрел на него и неожиданно улыбнулся.

— Бьет его по роже хулиган Сережа, — с особенной интонацией произнес он.

Интонация была услышана и понята правильно. Чума изобразил на лице глубокое раскаяние.

— Ну брось, Серега, хватит уже! Ты ж понимаешь, мне дочка Ирашина до одного места. Но меня попросили поговорить с тобой, а отказать я не мог. Зато ты смог мне отказать, и все разошлись довольными. Ну? Мир?

Сергей молча всунул ноги в тапочки и прошел мимо гостя на кухню, где Ольга что-то колдовала над стоящей на плите кастрюлей. Поцеловав Ольгу в затылок и вдохнув такой родной и такой вкусный теплый запах ее волос, он уселся на свое привычное место за столом. Чума, шедший следом, занял место напротив.

— Я спрашиваю: мир? Или ты собираешься всю оставшуюся жизнь на меня дуться? — не отставал он.

— Это смотря зачем ты явился, — сдержанно ответил Сергей. — Если опять собираешься показывать аттракцион под названием «Укрощение строптивого», то лучше вали отсюда сразу. Не договоримся.

— А если нет? — прищурился Чума.

— Тогда возможны варианты.

— Слушай, — Чумичев заговорил совсем другим тоном, уже не дурашливым, а вполне серьезным, — мне сказали, что ты сегодня в горздраве всех на хрен послал. Причем громко. Врут? Или было?

— Было, — невозмутимо признался Сергей. — И что? Будешь учить меня дипломатическому этикету? Будешь объяснять, что надо держаться в рамочках и вести себя культурненько?

— Да иди ты! — махнул рукой Чумичев. — Я хочу понимать, что происходит, из-за чего весь сыр-бор. Чего они тебя дергают-то? Чего им надо?

Саблин вздохнул. Рассказывать одно и то же в тысячный раз было неохота. Надоело. Да и зачем рассказывать об этом Петьке, который к медицине никакого отношения не имеет и ничего не поймет? Только время и силы тратить.