Филип Пулман - Тигр в колодце Страница 36

Он приподнял шляпу, Салли вновь увидела его гипнотизирующие черные глаза, и он ушел. Женщина сказала:

— Пойдемте со мной, мисс. Мисс Роббинс вас встретит.

— Но кто… — начала Салли, но та уже начала подниматься по ступенькам.

Пришлось проследовать за ней в комнату, где женщина оставила их одних. Салли начала осматриваться.

Это была большая комната, практически пустая, не считая пары стульев и большого письменного стола, заваленного бумагами, правительственными сообщениями, копиями отчетов о заседаниях парламента и разными политическими журналами. За столом сидела женщина, которая, как поняла Салли, и есть мисс Роббинс: около сорока, суровое, почти жесткое выражение лица, крепкое телосложение. Простое платье, волосы собраны в пучок — все лишь подчеркивало ее строгость. Белки ее глаз были видны даже над радужной оболочкой, что придавало ее взгляду хищное выражение. Она смотрела на Салли несколько секунд, потом встала и протянула ей руку. Салли пожала ее.

— Садитесь, мисс Локхарт. Меня зовут Элизабет Роббинс. Я из Общественной миссии Спайталфилдс. Я ждала вас.

Салли была поражена. Она села, осторожно держа Харриет.

— Ждали меня? — глупо повторила она.

— Мистер Катц мне все про вас рассказал. Человек по имени Пэрриш заявил, что вы являетесь его женой и что он отец вашего ребенка. Это так?

— Да… но кто этот мистер Катц? И откуда он меня знает? Мисс Роббинс, я не понимаю…

— Не сомневаюсь, что мистер Катц сам вам все объяснит завтра. А пока вам и вашей дочери нужны ночные рубашки. Сюзан проводит вас в спальню. Думаю, вы хотели бы помыться. Можете оставаться здесь, сколько пожелаете, но тогда будете помогать нам. Насколько я понимаю, вы профессионально занимаетесь бизнесом?

— Я финансовый консультант, — ответила Салли. — По крайней мере, была. Но… Сегодня я выяснила, что… Я хочу сказать, что у меня почти не осталось денег. Мисс Роббинс, вообще не осталось.

— Вы можете работать. Вы сильны и здоровы. Можете работать здесь, убирать постели. Готовить. Помогать доктору Тернер. Помогать во всяких делах.

Салли кивнула:

— Да, все, что угодно. Возможно, я смогу помочь со счетами…

— Еще один вопрос. Вы случайно не социалистка?

— Нет… а что?

— Просто любопытствую. Не бойтесь, никто не собирается вас агитировать. Я позову Сюзан, она проводит вас наверх.

Она позвонила в колокольчик и углубилась в свои бумаги, забыв про Салли. Вошедшей женщине мисс Роббинс велела отвести гостей в спальню и найти, в чем им спать, затем отрывисто пожелала им спокойной ночи.

Салли последовала за женщиной наверх по лестнице в маленькую комнату, где та зажгла свечу и отвернула одеяла на двух маленьких кроватях.

— Постараюсь найти вам бутылку с горячей водой, мисс, — сказала она. — Полотенца в комоде. Ванная рядом.

Минуту спустя она появилась вновь с глиняной бутылкой горячей воды, даже слишком горячей, и двумя ночными сорочками, одной для Салли, другой — детской. Салли с благодарностью взяла их. Женщина была немногословной и, видимо, не хотела оставаться и разговаривать, поэтому Салли принялась раздевать Харриет. Девочка была раздражена, что ее разбудили, но позволила без лишних возражений помыть и вытереть себя, лишь дрожала от холода. Салли обернула маленькую ночнушку вокруг горячей бутылки, белье было несвежим, его явно не проветривали.

— Мы будем спать вместе, — сказала Салли. — Как вчера на Вильерс-стрит.

Было ли это только вчера? Это был самый длинный день в ее жизни. Она подоткнула Харриет одеяло, поцеловала, спела колыбельную, увидела, как ее глаза закрываются и пальчик тянется ко рту, погладила ее жесткие волосы (расчески нет, надо купить завтра. На что, интересно?) и сидела рядом, пока не удостоверилась, что дочка уснула.

Потом она зевнула. Этот зевок она ждала уже давно, поэтому он разинул ей рот так широко, что она подумала, будто никогда больше его не закроет. Зевнув, она поставила локти на колени; Салли была чрезвычайно измотана.

Возможно, она бы и заснула в такой позе, но в коридоре послышался какой-то шум. Кто-то кричал, кто-то хлопнул дверью… Салли вскочила и выглянула из комнаты.

Какая-то женщина вела подвыпившую даму с разбитой в кровь головой в ванную. Увидев Салли, она крикнула:

— Эй, помогите, пожалуйста! Зажгите газ в ванной…

Салли поспешила сделать то, о чем ее просили, а затем кинулась на помощь. Пьяная женщина что-то бессвязно кричала, сопротивлялась и дурно пахла.

— Давайте затащим ее в ванную, надо промыть рану… Ну же, Мэри, это хорошая девушка, чего ты сопротивляешься? Вот так, давай взглянем на твою голову.

Медсестра, если эта женщина действительно была ею, удачно подставила Мэри стул, чтобы та села. Затем сильными руками взяла ее голову и принялась осматривать рану. Сквозь спутанные волосы раненой Салли разглядела, что голова кишела вшами.

— Ей бы душ принять, — сказала медсестра. — Потребуется продезинфицировать кровать, если она будет здесь спать. Вы поможете?

Это была проворная женщина с красным лицом, немного старше Салли, жизнерадостная и с приятным голосом. Она уже включила воду.

— Да, конечно, — отозвалась Салли.

Она помогла медсестре раздеть Мэри, которая все еще брыкалась, правда, не так энергично, все время валилась на пол и тут же вставала. Салли узнала, что деньги, потраченные на выпивку, Мэри почти наверняка заработала проституцией и что у нее сифилис. Услышав последнее, Салли поспешно отступила назад.

— О, не бойтесь, — весело сказала медсестра, намылив грязную голову Мэри и сунув ее под воду, чтобы ополоснуть. — Вы не заразитесь. Господи, да если бы она была больна только этим… Она… — женщина понизила голос, яростно намыливая уши Мэри, — она долго не протянет. В следующем году еще один такой раз — и все. Алкогольное отравление — вот что ее свалит, хотя может найтись еще с полдюжины причин. Неприятный порез у нее на голове, но готова поспорить, тому, кто его сделал, досталось еще больше. Не думаю, что она умрет насильственной смертью…

Мэри, возможно, ошеломленная горячей водой и мытьем, почти впала в беспамятство. Салли помогла ей вылезти из ванны и обтерла насухо полотенцем, пока медсестра приклеивала ей на лоб пластырь.

— Бросьте ее одежду в кучу, — велела она. — Мы ее постираем, прокипятим и отдадим ей обратно. Кстати, как вас зовут?

— Салли Локхарт. Мисс Локхарт. Но я не совсем понимаю… Что это за место? Вы медсестра?

— Моя фамилия Тернер, и вообще-то я врач, — ответила женщина.

Салли покраснела. Она знала, что сейчас много квалифицированных женщин-докторов, и, видимо, сказала так по привычке… Но доктор Тернер не обиделась. Она продолжала говорить, помогая Мэри облачиться в ночную рубашку:

— Это миссия. Хотя и не религиозная. Мы здесь не для того, чтобы спасать души. Честно говоря, я и не знаю, что такое душа. Хватает того, что мы спасаем тела. Это социалистическая миссия. Мисс Роббинс — президент Социалистической лиги женщин Восточного Лондона. А я тут просто подтираю кровь и разношу таблетки да микстуры. А вас что привело сюда?

— Человек по имени Катц, — ответила Салли, продевая руку Мэри в рукав. — Но, по правде говоря, не знаю. Я, конечно, очень благодарно, но… Я собиралась выспаться. Я просто не знала, что делать…

Она почувствовала, что вот-вот расплачется. Доктор Тернер посмотрела на нее с любопытством, на ее явно дорогую одежду, и решила промолчать.

— Давайте уложим Мэри в кровать, — продолжила врач. — Она будет спать как младенец. Давай, Мэри, ложись, баю-баюшки-баю…

Это явное, неприкрытое дружелюбие очень понравилось Салли. Доктор Тернер была из той породы искренних, веселых англичанок, которые при других обстоятельствах охотились бы с борзыми или исследовали рукава реки Замбези. Трудно было представить человека, более приспособленного к Ист-Энду. Салли помогла ей уложить Мэри (в маленькой комнатушке, где было еще две кровати, и обе заняты), а потом отнесла грязную одежду в помещение для мытья посуды за кухней.

— Бросьте в углу, — сказала доктор Тернер. — Если повезет, утром она в ней уйдет. Все, хватит, идите вымойте руки.

Салли так и сделала, а потом снова начала зевать. Кем была эта доктор Тернер? И кто такая мисс Роббинс? И самое главное — кто такой Катц? «Я не могу думать, сделать запись в дневнике уже нет сил. Я все выясню утром. Харриет здесь. В безопасности. Подвинься, милая, подвинься. Дай маме вздремнуть».

Среди обшарпанных многоквартирных домов, грязных подворотен и зловонных аллей Ист-Энда попадались действительно красивые и элегантные строения: к их числу принадлежал квартал или целая улица высоких старых кирпичных домов, построенных для ткачей-гугенотов, которые прибыли в Лондон, спасаясь от преследований во Франции. В те времена строители не могли построить уродливый дом, даже если бы очень постарались.

Одним из таких уголков в Спайталфилдс (рукой подать от миссии) была площадь Фурнье. Девятнадцатый век ее почти не коснулся. Убрать двухколесную повозку, этого мальчика на побегушках из мясной лавки, плакат, рекламирующий мясо «Брэнде Эссене», тоже с глаз долой, и можно было бы заполонить улицу людьми в париках, со шпагами и треуголками. И если бы великий доктор Джонсон [9] вернулся сюда пообедать, как он уже обедал однажды на площади Фурнье в доме номер двенадцать, он бы и не заметил перемены. В доме номер двенадцать царило оживление. Почти все окна горели, слышался звон тарелок, и запах пара поднимался вверх из кухни, находившейся в полуподвальном помещении; в комнатах сновали слуги, они носили лампы, задергивали занавески и поправляли сдвинутые с места стулья и кресла.