Анна и Сергей Литвиновы - Ревность волхвов Страница 36

И его встречу с носатым мутным человеком Панайотом, которую засекла Леся (и заметил покойный Вадим).

И еще одну его встречу – с неким, как я его окрестил про себя, топ-менеджером международной корпорации – в поселке в новогоднюю ночь.

И, наконец, их совместную со Стеллой поездку в Рованиеми второго января, в день убийства. Вопрос: была ли та поездка? Во всяком случае, Стелла никуда не уезжала, находилась здесь, в баре «Гондола», уговаривала бритоголового Володю избить Вадима. Тогда спрашивается, где в то время был и чем занимался Родион?

Однако я нисколько не собирался вывалить свои подозрения первому встречному вопрошальщику, да еще из нашего посольства. Хотя вопросы дипломата про Родиона выглядели сами по себе, согласитесь, необычными и даже настораживающими.

Я как можно равнодушней заявил:

– Ничего такого я за Сыромятским не замечал. Мужик как мужик. Спокойный, немногословный. А почему вы спрашиваете?

– Есть к нему интерес, – неопределенно промолвил Боков.

– Он что, шпион?

Дипломат расхохотался. По-моему, искренне.

– Вот уж нет.

– Его подозревают в убийстве?

– Все может быть, – опять ускользнул от ответа Боков. – Ну ладно, пойдемте к господину Кууттанену, а то он нас заждался…

…Потом, когда все допросы завершились, я спросил сначала у Леси, а потом у Сани, о чем говорили с ними.

И, оказывается, обоим посольский, специально оставшись с ними тет-а-тет, задавал вопросы о Родионе. Надо думать, что и остальным нашим – тоже.

Чем же, интересно, провинился г-н Сыромятский, что попал под колпак российской разведки?.. (Уж не будем лукавить, совершенно понятен основной род занятий товарища Бокова, у него на плечах сквозь костюмчик погоны прорастают…)

…А ближе к ночи случилось вот что. Писать об этом трудно, но раз уж я взялся быть летописцем, то негоже трусливо убегать от того, что лично мне тяжело и неприятно.

Итак, вечером я возвращался с горы. Я накатался на борде в одиночестве, ледяной ветер и скорость выветрили наконец из моих мозгов и убийство, и следствие, и Лесю, и случай с Женей. Однако нашлись люди, не давшие мне ни о чем забыть.

На дорожке, ведущей к нашему коттеджу, я повстречал Петра Горелова. Похоже, он поджидал именно меня. Когда я поравнялся с ним и остановился, он, со спокойной злобой глядя мне прямо в глаза, сказал:

– Я все знаю. Ты мерзавец и негодяй.

Я попытался прикинуться чайником. Пробормотал:

– О чем ты, не понимаю…

– Все ты понимаешь. О тебе. И о моей жене. И о том, как ты с ней кувыркался. В твоей машине.

– Н-ну да, мы ездили с ней… Покатались полчаса…

Я изо всех сил пытался сохранить честь дамы. И свою. Не исключено, что Петя просто брал меня на понт. Слышал ночью отъезжавшую от их коттеджа «Хонду». Видел, как в нее садилась Женька, а остальное – его ревнивые домыслы.

– Не трынди, – скрипнул он зубами. – Она мне все рассказала.

«Сволочь, берет меня на пушку!» – подумал я.

– Все? Что все ты знаешь? – усмехнулся я.

Он тяжело задышал. Слова, казалось, с трудом вырываются из его рта.

– Вы поехали на вершину. Туман. Остановились на обочине. Ты вышел. Она разделась. Разложила сиденье. Ты накинулся на нее… Она рассказала мне. Она болеет. Она не владела собой. Тогда. Ты воспользовался ее слабостью. Ты негодяй.

– Хорошо, – миролюбиво сказал я. – Что дальше?

Он по-прежнему глубоко вдыхал и со свистом выдыхал холодный воздух.

– Поедем разберемся.

Похоже, разборка действительно была неизбежна. Я как можно спокойней спросил:

– Поедем – куда?

– На ту же гору, – он слегка успокоился, и я понял, что он все заранее продумал. – На ту же самую дорогу, на которой вы с ней… – Он нервно сглотнул. – Там сейчас наверняка туман. Опять туман.

По этому «опять туман» я безошибочно понял, что Женька ему действительно все рассказала. Зачем она это сделала? Что она, дура? Или садистка? И ей доставляет извращенное удовольствие мучить своего мужика?

А Горелов продолжал:

– Дорожка там узкая. Поедем. Ты на своей машине, я – на своей. Навстречу друг другу. На полном ходу. Кто не выдержит и отвернет – улетит в пропасть.

Глаза его горели. Он действительно казался психом.

– А если никто не отвернет?

– Тогда сойдемся лоб в лоб. Там уж поглядим, у кого ремни с подушками лучше.

– Замечательно! Оба останемся на всю жизнь калеками…

Он пожал плечами и с вызовом произнес:

– Я готов рискнуть.

Бред какой-то! Взрослый вроде бы человек…

– А я – нет, – твердо сказал я. – Хотя бы потому, что мне моей машины жалко.

– Пытаешься увильнуть?

– Если ты так хочешь дуэли – давай придумаем что-нибудь другое, – спокойно промолвил я.

В этот момент я вдруг почувствовал к нему расположение. И жалость. Вон, мешки под глазами какие – на пол-лица. Эх, наверное, я и вправду мерзавец!.. Зачем я его-то оскорбил, переспав с Женькой!.. Но она-то какова!.. Все выложила мужу!..

– Или, – с наружным спокойствием произнес он, – сыграем в «русскую рулетку».

Я подумал, что он, вероятно долго просчитывал, возможно, бессонной ночью, разные варианты.

– Это как?

– Поднимаемся туда же, на гору…

Далась ему эта гора. Или он хочет избыть свою психологическую травму на том же самом месте, где она ему была нанесена?

– …И бросаем жребий, – продолжал Петя. – Красное или черное, чет-нечет, орел или решка… Кто проиграл – сам садится в свою машину и добровольно летит с обрыва… Никакой полиции, все шито-крыто… Несчастный случай…

– Это мне нравится чуть больше, – молвил я. Хотя ни фига, конечно, не прельщала меня перспектива с пятидесятипроцентной вероятностью бросаться в многометровый обрыв.

– Но нужны секунданты, – добавил он. – Чтобы никто в последний момент не струсил.

– Секунданты? Не слишком ли пафосно?

– А ты привык шуршать втихаря? – зло бросил мой противник.

– О’кей, – я пожал плечами. – Кого возьмешь в секунданты ты?

– Я?

Он, кажется, не ожидал, что я так быстро соглашусь. У меня затеплилась надежда: может, еще обойдется? Может, нам удастся договориться по-хорошему? Вряд ли ему тоже хочется помирать, в его-то тридцать восемь лет.

– Я возьму Иннокентия, – молвил он. – А ты?

Я задумался. Саня, после всего, что произошло здесь, – точно нет. А больше у меня и выбора не имелось. Не посольскому же мальчику Бокову предлагать стать свидетелем дуэли.

– Итак? – нахмурился Петя.

– Родион, – бросил я.

Горелов удивился (видимо, тому, что я выбрал не Саню) и молвил:

– Идет.

– Знаешь, – сказал я, стараясь держать тон дружелюбным настолько, насколько позволяла ситуация, – давай-ка мы еще раз проговорим условия. Может, придумаем что-нибудь другое.

– А в чем дело? – спросил он заносчиво и высокомерно.

– Мне машину жалко. Особенно свою. Она-то в чем провинилась?

– Она тебе больше не понадобится. Впрочем, можно иначе, – сказал мой соперник после паузы, – тот, кому не повезет, просто разбегается и прыгает вниз с обрыва.

Да, девушки, беседовавшие тогда на крыльце, были правы: Горелов – действительно не кто иной, как опасный сумасшедший.

«Что ж, – подумал я, – это чуть получше. Если не повезет и мне придется прыгать с обрыва вживую, больше шансов, что секунданты удержат. Я особенно вырываться не буду».

Мне о-очень не хотелось помирать из-за такой ерунды, как банальный секс с чужой женой.

– Ладно, – молвил я. – Договорились.

Мой противник, кажется, обрадовался.

– Давай скажем секундантам, да не будем тянуть, поедем на гору.

– А почему сейчас? Дуэль обычно назначают на рассвете. Может, мне надо завещание написать. Письма любимым женщинам.

– Не юродствуй! – отрезал Петя и зло добавил: – Придурок!

От гнева я сжал кулаки, но сдержался и продолжил ерническим тоном, стараясь сбить накал страстей:

– Я хочу переодеться в чистое и принять душ. Я не могу помирать потным и в горнолыжном костюме.

Тут вдруг что-то хлестнуло меня по лицу. Я отшатнулся. Петя залепил мне мощную затрещину.

– С-сука… – проговорил я, сплевывая на снег кровь. Он ухитрился рассечь мне губу.

– Не надо шуточек, – тонким от злости голосом попросил он. – Не надо. У нас все всерьез.

– Да уж теперь, пожалуй, всерьез. Жди меня здесь через час. Ты сдохнешь.

…Через полтора часа мы поехали на машинах на гору. Настроение у меня было хуже не придумаешь. Какого черта эта Женька выбрала именно мою персону объектом для своих приставаний? Какого дьявола я пошел у нее – и у своего телесного низа – на поводу? Зачем она, стерва, рассказала все мужу?

В итоге мы с хорошим, умным, несчастным парнем стали врагами. Да что – врагами! Если он не отступит, если доведет затею с дуэлью до конца – одному из нас суждено погибнуть. Ну разве не глупость! А ведь я тоже не стану просить пощады. Я упрямый. К тому как я могу потерять лицо перед Иннокентием и Родионом?