Марина Серова - Осыпь меня золотом Страница 36

– Ну, я тоже не экономист, – пожал плечами Челышев. – Но думаю, что-то он оставил. Счет ли, или что другое – не знаю.

– Так-так… – проговорила я. – А вот Куропаткин может знать.

– Вполне, – согласился Челышев. – А Разлогов, по всей видимости, нет. Иначе он давно бы нашел способ подобраться к этим деньгам в одиночку. Или они у самого Куропаткина, а он просто пудрит тебе мозги. И если это так, либо он знает, где их искать, то тогда можно попытаться использовать его как живца, чтобы выйти на Разлогова. Но это только после того, как Куропаткин даст свое согласие на помощь в операции. Ты уверена, что он согласится?

– Не уверена, – призналась я. – Но что поговорить с ним повторно необходимо, это точно.

– Ну вот и поговори, – сказал Валерий, посмотрев на часы. – Когда что-то появится конкретное, можешь звонить – обсудим. А пока извини, мне вмешиваться рано.

– Хорошо, Валера, я поняла, – кивнула я. – Спасибо, я тебе позвоню.

– Давай! – Челышев махнул мне рукой и поднялся.

Я допила свой кофе и тоже засобиралась. Предстояло вернуться к Куропаткину и продолжить с ним беседу. Да еще провести ее так, чтобы он проникся моими аргументами. Сейчас это сделать было сложнее, чем час назад. Единственное, на что я надеялась, – Куропаткин упоминал, будто у него есть кое-какие соображения, касающиеся дальнейших планов. Можно попытаться убедить его соединить их с моими и на этой основе выстроить совместный план.

И вообще я не привыкла пасовать перед трудностями, поэтому спокойно направилась в Ягодную Поляну. По дороге я все время мысленно возвращалась к утреннему разговору с Куропаткиным и все больше приходила к выводу, что он знает про заначенную Полежаевым часть денег. Поэтому он и замешкался, когда я спросила его насчет того, все ли бандитские деньги Полежаев вложил в общак. И это же подтверждало его собственные слова насчет Разлогова, что тот не удовлетворился бы парой тысяч. Разлогов тоже уверен, что бандитский общак существует.

Подъехав к дому Куропаткина, я подошла к воротам и обнаружила, что они заперты. Собственно, после смерти кавказцев Куропаткина это стало его правилом. Охранника во дворе не было видно, и я подумала, что он находится в доме вместе с Куропаткиным, и даже отметила, что это не очень-то хорошо. Лучше бы ему на всякий случай находиться где-нибудь на подступах к двери.

Позвонив, я стала ждать ответа, но никто не спешил открывать мне. Удивившись, поскольку была уверена, что Куропаткин не собирался никуда уезжать, я повторила попытку дозвониться. Потом достала сотовый телефон и набрала номер Куропаткина. То, что никто не ответил, хотя сигнал проходил, мне совсем не понравилось.

И тут я обратила внимание на то, что шторы в окне плотно задернуты, хотя я совершенно точно помнила, что, когда мы сидели с Николаем Ивановичем в кухне, они были приоткрыты. И он периодически поглядывал в окно, посматривая то на охранника, то на ворота.

Поняв, что пора действовать решительнее, я огляделась и вплотную приблизилась к воротам, крепко ухватившись за довольно широкие металлические прутья. Несколько раз подтянувшись, я добралась до верха, перемахнула через ворота и мягко и практически бесшумно приземлилась вниз. Я была уверена, что не могу быть услышана.

Но у человека, кроме слуха, есть еще и зрение, и я, конечно, помнила об этом, что моментально подтвердилось: из-за угла дома вылетела пуля. Интуитивно я ждала чего-то подобного, поэтому в доли секунды успела увернуться и рухнула на землю, прикрыв голову руками и успев заметить, что возле крыльца лежит тело охранника…

Все было ясно: Разлогов здесь! И я находилась под его прицелом. А вот судьба Куропаткина оставалась неизвестной. Также неизвестным для меня оставалось и то, один ли Разлогов хозяйничает у Куропаткина во дворе или у него есть помощники. Скорее всего, один, поскольку в противном случае он поставил бы кого-нибудь у дверей на шухере. И это уже хорошо. Справиться с одним Разлоговым будет проще.

Я быстро перекатилась по земле к дому за другой угол и присела на корточки, оглядываясь по сторонам. Разлогов снова выстрелил, теперь, как мне показалось, наугад. Лежавший на земле охранник не подавал признаков жизни и, судя по всему, был застрелен насмерть.

Прижавшись к стене дома, я осторожно стала пробираться дальше, надеясь неслышно обойти дом вокруг и настигнуть Разлогова из-за спины. Ситуация слегка осложнялась тем, что взять его следовало во что бы то ни стало живым.

Крадучись и вообще не издавая ни малейших звуков, я продолжала свое движение. Я уже практически достигла очередного угла, выстрелив из-за которого, могла нейтрализовать Разлогова. Я знала, что он там: тяжелое дыхание слышалось даже из-за угла. Осторожно высунувшись и сразу же нырнув обратно, я успела заметить затылок Разлогова, застывшую в напряжении спину и вздернутую правую руку с зажатым в ней пистолетом Макарова. Разлогов стоял у самого края и тяжело дышал. Было видно, что он готов в любой момент нажать на курок. Собственно, оставалось только пальнуть ему по ногам, что я и собиралась сделать не мешкая, как вдруг из окна высунулся край дула ружья, а следом прогремел выстрел.

Разлогов стремительно рванулся вперед, я за ним. Пробегая мимо окна, я заметила окровавленную руку, сжимавшую многозарядный карабин – тот самый, что висел у Куропаткина в числе прочих образцов оружия.

– Николай Иванович, это я! – успела я крикнуть, дабы Куропаткин не выпустил в меня заряд.

Заглянув в окно, я увидела, что Куропаткин сползает с подоконника, на глазах лишаясь сил. И только ружье он продолжал держать крепко. По лицу и груди его струилась кровь.

– Догони… Уйдет… – прохрипел Куропаткин, опускаясь на пол.

Разлогов тем временем уже преодолел ворота. Метнувшись было за ним, я остановилась и бросила взгляд на окно, за которым остался истекающий кровью Куропаткин. В отчаянии я замешкалась на доли секунды, мучительно решая, что мне делать.

За воротами тем временем взревел автомобильный двигатель – Разлогов уходил. Я быстро перемахнула через ворота. Из-за деревьев, росших на противоположной стороне дороги, выехали синие «Жигули» шестой модели и, виляя, рванули вперед. Подняв руку, я выстрелила по колесам. Увы, ни одна из пуль не достигла цели: во-первых, Разлогов ерзал из стороны в сторону, во-вторых, я действовала впопыхах. Догнать Разлогова на своем «Фольксвагене» я бы смогла, но мысль об оставшемся в доме Куропаткине не давала мне покоя. То, что ему требовалась срочная помощь, иначе он умер бы от потери крови, было очевидно.

Проклиная и ситуацию за то, что даю Разлогову уйти, и Куропаткина, который вмешался так не вовремя в партию, бывшую для меня выигрышной, и самого Разлогова, я плюнула на все и, вернувшись к окну, влезла через него в дом.

Куропаткин лежал на полу, глядя в потолок, и хрипло дышал. Глаза его были красными и помутневшими. Также на руках его я заметила красные следы, словно руки были туго стянуты чем-то.

– Аптечка где? – выкрикнула я, озираясь по сторонам.

Куропаткин ткнул пальцем в сторону кухни. Бегом направившись туда, я быстро распахивала один за другим шкафчики, перетряхивая содержимое и не очень заботясь о том, что половина вещей с грохотом валится на пол. Наконец в ящике буфета я увидела то, что искала. Вернувшись к Куропаткину, я принялась перевязывать раны, стараясь пережать вены и остановить кровопотерю. Попутно достала из кармана сотовый и быстро набрала 03, продиктовав адрес Куропаткина.

Руки, плечи, грудь Куропаткина были покрыты колото-резаными ранами, наносившимися беспорядочно. Раны не были глубокими, но все же сильно кровоточили. Хорошо еще, что на теле Куропаткина я не обнаружила пулевых ранений.

– Сейчас вас отвезут в больницу, все будет хорошо, – сквозь зубы говорила я, продолжая оказывать ему первую помощь, на которую была способна.

– Где… он? – спросил Куропаткин слабым голосом.

– Ушел, – коротко ответила я. – Не думайте сейчас об этом. Сейчас приедет «Скорая».

– Погоди… – Куропаткин попытался ухватить меня за руку.

– Что такое? – спросила я.

– Спустись… в подвал, – говорил Николай Иванович с перерывами почти после каждого слова. – Там, у стены… ящик… со старыми газетами. Внизу… В самом низу… карта… Возьми… Ее не спутаешь… Поди, принеси…

И он закрыл глаза. Понимая, что Куропаткин не бредит и что эта непонятная карта очень важна, раз он заговорил о ней в момент, когда находится на краю смерти, я послушалась и вышла в прихожую, где в полу находилась дверца, ведущая в подвал.

Спустившись вниз по лестнице, я увидела только один ящик с газетами. Они впрямь были старыми, пыльными, и было непонятно, для чего Куропаткин их хранит. Объяснение этому обстоятельству нашлось, когда я извлекла со дна сундука плотный сверток, отличающийся от прочих своей толщиной. Мельком взглянув на него, я увидела нарисованный от руки план какой-то местности и какие-то пометки в виде крестиков и точек.