Алексей Нагорный - Рожденная революцией Страница 36

– Ладно, уговорили, – сказал Бушмакин. – Только ты, Николай, не шибко старайся. А то дамочку эту от преступной среды отобьешь и незаметно сам отобьешься от законной жены. Знаю вас, мужиков… Сам такой был.

Он подошел к Колычеву, пожал ему руку.

– От лица службы благодарю за ценное предложение. Вы свободны, Нил Алексеич…

Когда Колычев ушел, Бушмакин обратился к Коле:

– Звонил начальник кадра. Приказано направить Колычева за расчетом.

– Боятся, что он нас в дворянскую веру обратит? – невесело пошутил Коля.

– Шутку не принимаю, – свел брови Бушмакин. – Бывшие полицейские тормозят работу, вредят. Такие факты кое-где есть. Но вот что меня лично поражает и даже злит – так это дурацкая наша привычка всех стричь под одну гребенку! Где же наш хваленый «индивидуальный подход»? А эта гнида Кузьмичев? Знаешь, как товарищ Ленин о таких говорит? Читай, специально заложил… – Бушмакин протянул Коле папку с машинописными страницами. – Это было написано товарищем Лениным Богданову и Курскому. Товарищ Курский специально размножил, чтобы прочитали эти ленинские слова как можно больше работников аппарата.

– Здесь говорится о бюрократизме и волоките, – сказал Коля.

– Последние слова прочти, – улыбнулся Бушмакин.

– «Будем сажать за это коммунистическую сволочь в тюрьму беспощадно…» – оторопело прочитал Коля. – Ничего себе. Даже страшно.

– Не страшно, – уверенно сказал Бушмакин. – Хорошо! Дай бог, если Кузьмичев «святенький, но безрукий болван», как пишет товарищ Ленин. – Я-то думаю, что далеко не болван. Он именно матерая сволочь! Враг! В общем, так: Колычева я оставляю на свой страх и риск!

– А я в тебе никогда и не сомневался, батя, – с нежностью произнес Коля.

Выйдя в коридор, он увидел Никиту. Рядом с ним стояла веснушчатая девушка.

– Феня, домработница Богачевых, – представил ее Никита. – Катаемся с ней на трамваях, вдруг она узнает кого-нибудь из налетчиков? Представляешь, глупая девчонка, сразу же уехала в деревню, как будто мы там ее не найдем!

– Нашли, – прошептала Феня. – На мою погибель.

– Ладно, барышня, – рассмеялся Никита. – Нам с вами о погибели говорить рано. Мы еще с вами поживем и общими силами негодяю Пантелееву нос утрем!

– В случае чего – на рожон не при, – предупредил Коля. – Сам знаешь – Пантелеев не новичок, чуть что, – и будешь с дыркой. С девчонкой поаккуратнее. Сдается мне, от нее больше крику будет, чем толку.

– Хорошо, – улыбнулся Никита. – На скорую встречу с Пантелеевым я как-то не надеюсь. Как твои занятия?

– Читаю Соловьева, – сказал Коля. – Уже второй том. Честно признаться, даже подумать не мог, что русская история сплошь заполнена уголовниками.

– Эк куда тебя метнуло, – Никита весело толкнул Колю в плечо. – Осади, не с того боку подходишь. Хотя, если, скажем, взять Грозного или Годунова, то в чем-то ты и прав. Ладно, вечерком зайду, поспорим.

Никита схватил Феню за руку и потащил вниз по лестнице. Она хихикала и упиралась. Коля проводил их взглядом и пошел обедать. В столовой, пока официантка отрывала талоны и ходила за борщом и кашей со свиным жиром, Коля сидел и думал, что Никите давно уже пора поступать в университет и серьезно учиться. «Скажу ему об этом твердо», – решил Коля. Если бы он только знал, что ни вечером, ни на следующий день он уже ничего не скажет Никите. А в разговоре с Бушмакиным горько заметит: «Надо было мне с этой Феней ехать. У меня в наружном наблюдении опыт, и реакция хорошая. А Никита в этом всегда был слабоват…» – «Да, – ответит Бушмакин, – мы допустили ошибку…»

А Никита, между тем, решил проехать с Феней по 14-му маршруту. Они сели в трамвай. Народу было немного. Трамвай свернул с Забалканского на Сенную площадь и загромыхал по Садовой. Никита стоял на задней площадке моторного вагона и внимательно наблюдал за Феней. Она о чем-то оживленно болтала с кондукторшей. «Вот негодница, – подумал Никита. – Нашла время…» Он уже хотел было одернуть Феню, но в этот момент в трамвай вошел… Пантелеев. Бандит был в длинной шинели, с портфелем в руках. Никита замер. Теперь он молил судьбу, чтобы Феня продолжала разговаривать с кондукторшей и не увидела Пантелеева. «Надо же, – радовался Никита. – Вышли за случайной удачей, за любым паршивым сообщником, любому дерьму были бы до смерти рады, а тут „сам“ пожаловал! Козырной туз собственной персоной. Все, голубчик, отгулял…» Никита начал осторожно продвигаться по вагону. «Сейчас подойду к Фене, спокойно, с улыбочкой, велю ей идти домой. На следующей он не выйдет – из-за одной короткой остановки не стал бы садиться. Значит, как только она испарится, – еду с ним, выхожу следом и в укромном месте – мало ли, может, стрелять придется, – беру его…» Никита подошел к Фене и уже было открыл рот, как вдруг Феня увидела Пантелеева и отчаянно завопила:

– Ратуйте, православные! Это он! Он! Узнала я его!

– Дура, – вслух выругался Никита и бросился к Пантелееву.

– Держи его! – вопила Феня. – Хватай!

Пантелеев пятился к площадке вагоновожатого. Пассажиры пропускали его, мертвея при одном взгляде на маузер.

Вагоновожатый оглянулся и резво перевел руку динамо-машины – трамвай рванулся вперед. «Хоть этот понял, – с теплотой подумал Никита. – На быстром ходу Пантелеев не спрыгнет…»

– Стой! – Никита обнажил кольт.

Пассажиры шарахнулись в стороны.

«Нельзя, нельзя стрелять, – лихорадочно соображал Никита. – Женщины его перекрывают, задену наверняка».

– Стой! – снова крикнул он. – Бросай оружие!

Пантелеев криво усмехнулся, наклонился к вагоновожатому, что-то сказал – из-за грохота Никита не услышал, что именно, но понял, что бандит приказывает сбавить скорость.

– Быстрее, товарищ! – крикнул Никита. – Иначе он уйдет!

Пантелеев поднял маузер к виску вагоновожатого. Тот растерянно посмотрел на Никиту и сбавил скорость. Пантелеев ударил вожатого рукояткой пистолета по голове и резко крутнул ручку динамо-машины. Трамвай дернулся и встал. Пассажиры с криком попадали. Никита с трудом удержался на ногах, бросился вперед и спрыгнул с подножки следом за Пантелеевым. Тот выстрелил. Пуля с визгом прошла над головой Никиты. Где-то зазвенело разбитое стекло. «В окно попал, гад – догадался Никита. – Не убил бы кого…»

Пантелеев уходил проходными дворами Госбанка. Он мчался, делая длинные скачки, словно взбесившаяся лошадь, которая из последних сил пытается уйти от стаи волков. Никита не отставал. Он не отвечал на выстрелы Пантелеева, понимая, что стрельба на улицах города опасна, а главное – бандита во что бы то ни стало нужно взять живым.

Пантелеев свернул за угол дома. Никита в горячке не сообразил, что теперь нужно проявлять максимум осторожности, и вылетел за угол, не останавливаясь. И тут же получил две пули в живот – Пантелеев стрелял в упор. Никита попытался поднять кольт и выстрелить, но не смог, не хватило сил. Уже гаснущими глазами успел он увидеть, как наперерез Пантелееву бросился человек в форме охраны Госбанка. Никита узнал его: это был сосед Коли – Бирюков.

– Осторожнее! – крикнул Никита, но Бирюков не услышал. Пантелеев трижды нажал на спусковой крючок. Трижды выплеснулось из вороненого ствола короткое пламя, и, сделав несколько заплетающихся шагов, Бирюков упал. Пантелеев подобрал его наган, нагнулся к Никите. Тот был мертв.

…Вечером к Кондратьевым зашел Ганушкин, остановился на пороге:

– Добрый был мужик… Когда похороны?

– Завтра, – с трудом сказала Маша и зарыдала.

Коля попытался ее успокоить, но не смог. С тоской посмотрел на Ганушкина:

– Слышь, Ваня, мне на работу надо. Ты посмотри здесь.

– Не сомневайся, – с готовностью отозвался Ганушкин. – Мы с Таей посидим, ты иди.

Коля шагнул к дверям, и вдруг Маша бросилась к нему, повисла на шее:

– Не пущу! – срываясь на визг, закричала она. – Тебя тоже убьют, Коля! Я не хочу, не хочу, чтобы тебя… несли… Музыки этой… страшной… не хочу!

Коля молча оторвал ее руки от своих плеч, кивнул Ганушкину и ушел.

…Бушмакин сидел за столом, опустив голову на большие, узловатые, серые от намертво въевшейся металлической пыли руки. Увидев Колю, сказал:

– Жалко Никиту… Молодой совсем… Голова светлая.

– Разрешите доложить суть дела. – Коля отвернулся.

Бушмакин недоуменно взглянул на него и понял: Коля сдерживается из последних сил, чтобы не разрыдаться.

– Дамочка установлена, – докладывал Коля. – Мы с Колычевым продумали подходы к ней. Я должен представиться ей спекулянтом-лотошником. Для этого нужен товар. Я говорил с пятой бригадой. Они считают, что нужен шелк с цветами. Самый большой дефицит.

– Достанем, – кивнул Бушмакин, помолчал и добавил: – Похороны завтра.

«Похороны, – про себя повторил Коля. – Вчера разговаривали с ним на лестнице… Он был живой, здоровый, улыбался и шутил. Об истории обещал поспорить. А теперь – похороны… И Бирюков… На вид совсем не храбрец, а на тебе. Не задумываясь, пошел на такого волка. Скольких еще положат эти сволочи.