Лев Гурский - Никто, кроме президента Страница 36

– Не бойся, на выборочном, как у всех наших в Управлении, – успокоил я. – Ты, главное, вместо ключевых слов употребляй нейтральные. Можно матерные.

– Матерные я не могу, мой босс рядом… – зашипел в трубку Сердюк. – Короче, позарез нужна твоя помощь. Выручи, а? Надо кое-кого в Москве пошукать, причем быстро.

– Помогу, без проблем, – согласился я. – Надо так надо. Кого искать-то будем? Опять того артиста?

В былые времена мой кореш носился с идеей найти и хорошенько отдубасить одного эстрадного трансвестита, который – в этом Сердюк был уверен! – нарочно издевается над памятью его покойной мамочки Веры Петровны.

– Не, теперь у нас с тобой задачка будет поважнее, – напустил туману Сердюк. – Мы тут еще кое-куда съездим, по кое-какому делу, поэтому я тебе позже звякну и мы договоримся, где нам пересечься. Тогда все подробно обсудим. А ты покамест прикинь, как нам вычислить музыканта, у которого дача не дальше Жуковки.

– И у этого музыканта есть фамилия?

– Есть, – обнадежил меня Сердюк. – А як же! Просто мы ее не знаем. Ну все, я отключаюсь, нечего зазря деньги переводить. Ваш московский тариф – тоже, я скажу, не подарок. Ты, короче, телефон свой держи под рукой, я перезвоню.

Выходя из коридора, я на ходу размышлял о дачниках и музыкантах. В Москве ими можно заселить целый большой район. Три района! Черт знает по какой причине мне представился вдруг наш генерал Голубев. В необъятую сердюковскую сеть попадают не только всякие Плетневы и Спиваковы, но даже и мой шеф. Легко. Дача у него близко от МКАД – раз, музыке он не чужд – два. В молодости, например, Голубев служил в танцевальном ансамбле НКВД, вместе с Эрдманом и Любимовым. Генерал собирает не одни зажигалки, но и оперные компакты, хотя об этом распространяться не любит…

В кухне меня ждали Анька, Ленка и остывший чай.

– На чем мы остановились? – спросил я, отпив глоток.

– На Сибири, – упрекнула меня дочка. – Уже все забыл?

– Вот и нет! – с горячностью возразил я, хотя, конечно же, забыл. – Просто выигрываю время для ответа. В Сибири у нас… у нас… да вот хотя бы мой двоюродный дядя, а тебе, получается, двоюродный дедушка Сергей Константинович, в Кемерово… но зачем нам все-таки Сибирь?

– Потому что только там меня и смогут увидеть, – объяснила Анька. Вид у нее при этом был не слишком довольный. – Утренний выпуск, где я участвую, покажут в Сибири и на Дальнем Востоке. Для вечернего у них уже есть девочка, на класс старше меня.

– Ничего не понимаю, – искренне сказал я. – Разве вечером нам крутят не утреннюю запись?

– Па-ап, да пойми ты, – Анька постучала пальцем себе по лбу, – это игра в прямом эфире, все должно быть натурально. У нас на телевидении всего одна такая передача осталась, которая не в записи. Тетя Таня маме говорила, что даже новости теперь снимают на час раньше, чем показывают… Чтобы, значит, все было без ошибок… Понял, наконец?

– Да, – сказал я. – Да, папа не совсем тупой. Последнее шоу на ТВ, прямой эфир, мне все ясно. Вечером позвоню дяде Сереже в Кемерово… От меня еще что-то требуется? – По ждущим лицам жены и дочки я догадался, что тема не закрыта.

– Ага, Макс, – подтвердила Ленка. – Нужно еще будет сегодня вечером переговорить с их главным, Львом Абрамовичем. Он в центре живет. Это займет у тебя буквально минут сорок.

– Зачем еще? – подозрительно спросил я. – Я что, должен запугать этого Льва подвалами Лубянки и вынудить его ту девочку перевести на утро, а мою гениальную дочь взять в вечерний эфир?

– Да разве можно такое делать? – ахнула честная Анька.

Но в глазах у нее, пусть на миг, вспыхнула безумная надежда, что папочка пойдет на это преступление. Ну паршивица!

– Нельзя, конечно, – сурово отрезал я. – Категорически. Я тебя просто испытывал. Ты молодец, что не поддалась… Но, если без шуток, зачем это рандеву?

– У него такие правила, – объяснила мне жена. – Знакомство с родителями и все такое. Я бы сама сходила, ты не думай, просто у нас сегодня, как назло, вечерняя верстка. Без меня они весь макет испортят, я их знаю…

Ленка работала в маленьком, но гордом литературном журнальчике. Тираж его, и без того невысокий, неуклонно сокращался, зато художественное качество текстов, по заверениям жены, росло в той же самой прогрессии. Недалек был тот славный день, когда они напечатают Самую Великую Вещь Века – тиражом в один экземпляр.

– Ладно, – сказал я, – так и быть. Я суну голову в пасть этого Льва. Куда и во сколько мне надо подъехать?

Ответить Ленке помешал мой беспокойный телефон. Капитан Лаптев сегодня нарасхват, определенно. Теперь из коридора доносился печальный битловский «Естедей»: звонил прапорщик Юрин, которому я приказал отслеживать мои новости. В том числе прослушку дачи Звягинцева. Они, оказывается, получили первую запись разговора.

– Виноват, товарищ капитан, – покаялся Юрин, – это еще утренний перехват, но пленку из техотдела нам доставили только что. Прикажете составить на них рапорт? Мы…

– К черту рапорт, – перебил я его, – читайте текст!

Прапорщик отбарабанил четыре фразы. Две из них принадлежали Сусанне Евгеньевне, две других – неизвестному лицу. Хотя…

– Читайте еще раз! – потребовал я. – Медленнее.

Прапорщик пошел на второй круг. Теперь он не барабанил, а бубнил. Та-ак, крайне интересно. А в досье, разумеется, сказано, что этот тип сейчас в Норвегии. Хотя границу он, надо думать, пересекал не вплавь, в районе Шпицбергена, а легально, в Шереметьево-2. И служба аэропорта скинула нам данные через пять секунд после того, как он прошел паспортный контроль. Правда, с этой информацией надо еще кому-то разбираться. А у них там в фондах, наверное, восемь перекуров в день – каждый по часу.

– Теперь прокрутите мне саму запись, – скомандовал я.

Слова я уже знал наизусть и следил лишь за интонацией. Она была очевидней слов.

– Что-нибудь еще? – спросил я.

– Еще для вас есть одна новая информация по активам Звягинцева. Аналитики час назад передали. Прикажете прочесть устно или зашифровать и скинуть на ваш рабочий мейл?

– Устно! – Когда не надо, Юрин становился жутким формалистом.

Прапорщик выдал мне информацию. Нечто подобное я ожидал.

– Спасибо, отбой, – сказал я Юрину и сразу же набрал номер; я помнил его наизусть, хотя пользовался редко.

– Подстанция, – без выражения сказали в трубке.

На самом деле это была оперативная линия спецназа ФСБ. Любой сотрудник Управления, от капитана и выше, мог, в случае цейтнота, вызывать поддержку напрямую, минуя все ступени согласования. Надо было назвать свой код и дать вводную.

– Это начальник участка, – сказал я. – Два сорок два.

– Неполадки на линии?

Спецназу нужна была степень риска операции и место. От этого зависели время в пути, численность группы и ее экипировка.

– Поломка в Усково, – отозвался я после трех секунд паузы. Длина паузы означала: задание сопряжено с риском, но легкого стрелкового оружия им хватит.

– Где вас встретить?

– Через двадцать минут, на углу.

Им не требовалось объяснять, на каком. Мой цифровой позывной открывал все необходимые сведения, включая имя, адрес и схему наилучшего проезда ко мне. Окажись я вне дома или даже в не известном для меня месте, они бы все равно запеленговали меня по сотовому, через систему JPS.

Надеюсь, подумал я, что мы успеем. Если я промахнулся, то меня ждет что-то похуже, чем выговор за вхолостую вызванный спецназ. Уж больно нехороший подтекст мне почудился во второй из фраз мадам Сусанны. Очень опасный. Тем более, что после разговора прошло часов пять. Да нам еще пилить до Усково.

Я вернулся на кухню уже одетым и застегнутым на все пуговицы.

– Так, – сказал я Ленке, – давай мне телефон вашего Льва. Я постараюсь к нему заехать, попозже, но ничего не обещаю…

Домочадцы даже не пикнули. Уж в этом моем «ничего не обещаю» они разбирались прекрасно. Так я обычно говорю, когда дела мои обстоят – хуже не придумаешь.

28. ФЕРДИНАНД ИЗЮМОВ

В 15.32 я отменил вегетарианство. Сделал я это не из холодного расчета, а только по велению сердца. Ну ладно, вру: и сердца, и желудка. Но все равно порыв мой был спонтанен, что свойственно лишь пылким молодым богам вроде Нектария Светоносного.

Думаю, запрет на животную пищу продержался бы у меня еще дней двадцать. Кабы не деятели из «Мосэнерго». Мои младшие партнеры по Свету расхвастались мною на Микояновском мясокомбинате, а те, не будь дураки, тотчас же отрядили ко мне волхвов с дарами.

Я ничуть не обольщался: в объятья живого бога хитрых колбасников бросала не обретенная вера, а суровая необходимость. Эпоха самой эффективной рекламы – на ТВ – для нашей страны завершалась. В битве за здоровый образ жизни Госдума уже приравняла пиво к водке и окончательно впала в юродство. Теперь там собирались приравнять закуску к выпивке. Каспийская сельдь и литовские маринованные огурчики стали первыми жертвами борьбы. Колбаса была на подходе. Лук и капуста под подозрением. Швейные фабрики заранее сокращали производство шмоток: депутаты в любую минуту могли вспомнить о русском обычае занюхивать водку рукавом.