Диана Кирсанова - Созвездие Овна, или Смерть в 100 карат Страница 36

Алка, неловко спотыкаясь в темноте о корни деревьев, побежала домой, я же отправился отгонять назад грузовик - туман стоял у меня перед глазами, я был как пьяный... Может быть, поэтому я не сразу сообразил избавиться от узелка с материнской одеждой, который держал в руках всю обратную дорогу. Надо было закопать его в лесу или сжечь - боже мой, я не догадался, и какой же это оказалось ошибкой!

Ошибкой было и другое: я подумал, что этот кошмар кончился для меня навсегда. Но он только начинался.

Я понял это уже на следующий день, когда увидел лицо моего брата. Мы стояли с ним в том же морге, и растерянная санитарка - к счастью, она меня не узнала - объясняла нам нечто, с точки зрения простого обывателя, невероятное: тело нашей матери всего несколько часов тому назад выкрали неизвестные люди!

Я был осужден на это: видеть ошарашенного брата, самому неловко играть какую-то роль, вместе со всеми участвовать в обсуждении странного, необъяснимого для всех события, изображать удивление, горе, страх, боль... Все это должно было затихнуть, угаснуть очень скоро, как только в поселке появилась бы другая тема для обсуждения - я ждал этого дня, все время чувствуя в своих руках тяжесть мертвого тела моей матери... Но кто же мог предположить, что брат мой обратится в газету?!

Пока Илья ходил по всем инстанциям, я был спокоен: я знал, что такие походы никогда ни к чему не приводят, и даже сам вместе с братом пообивал пороги нескольких чиновничьих кабинетов. Но вот того, что, обессилев от отчаяния, брат мой обратится за помощью к ней, к сидящей в вашем кабинете корреспондентке, - этого предугадать я не смог. Но, как оказалось, брат мой принял именно это, убийственное для всех нас решение.

Ни Алка, ни я не догадывались об этом до тех пор, пока однажды ночью в нашем доме не появился странный гость. Как только единственный его глаз глянул на мою жену - она, как призналась мне потом, почувствовала леденящий ужас. Но гость не только посмотрел на мою жену - он с ней заговорил. Он заговорил и потребовал объяснений.

Я не присутствовал при этом разговоре и знаю о его подробностях только со слов моей жены. Одноглазый человек оказался тем самым адвокатом Ромуальдисом Табунсом, который написал нам письмо о свалившемся на нас наследстве. Оказывается, душеприказчик моего деда, отправив нам официальное уведомление, вскоре и сам выехал следом, чтобы уже здесь, на месте, уладить все формальности.

Как ему удалось так скоро найти наш дом в паутине поселков, облепивших всю округу - бог его знает! Главным было не это. Главным оказалось то, что, сойдя на перрон с поезда, привезшего адвоката в наш областной центр, этот человек тут же купил газету.

Как сам этот адвокат вскоре упомянул в разговоре с моей женой, он вообще имел такую привычку - покупать местную газету в каждом городе, где бы он ни останавливался... Но надо же было так случиться, чтобы он купил именно ЭТУ газету!

У Ромуальдиса Табунса был достаточно богатый юридический опыт для того, чтобы, прочитав статью, задаться некоторыми вопросами, которыми, очевидно, озадачились и вы. К тому же он знал и прошлое моей матери - то, которое она тщательно ото всех оберегала: он знал, например, что муж ее погиб в самом начале войны, а замуж потом Руфина так и не вышла... Одним словом, он имел достаточно оснований усомниться в нашем с ней кровном родстве, о чем и заявил очень прямо в разговоре с моей женой - и категоричного тона этого адвоката Алка устрашилась больше, чем его изуродованного лица!

Но, конечно, она постаралась ни словом, ни делом не показать охватившей ее тревоги.

Она приняла Ромуальдиса Табунса как дорогого гостя, как доброго вестника: она даже одарила его бутылкой такого же виски и коробкой конфет, что были подарены в свое время и санитарке. «Нет-нет, не отказывайтесь, у нас так принято!» - говорила она весело и, смеясь, засовывала эти дары в карман его модного френча...

Ромуальдис Табуне ничем не дал понять, что чары моей жены действуют на него, напротив! Я больше молчал, а Алка делала вид, что не замечает его хмурого взгляда и требовательного тона: да, он требовал! Латышский адвокат потребовал от нас львиную долю наследства - как плату за свое молчание. «Иначе, - сказал он, - иначе я потребую экспертизы!»

А Алка смеялась, запрокидывая голову, обхватив его за плечи, пыталась усадить за стол - он отказался и потребовал, чтобы утром ему дали ответ. Жена вышла вместе с ним, устроив шантажиста на ночь на раскладушке в летней кухне, а когда вошла обратно, на лице ее лежала темная тень. Оно показалось мне страшным, это лицо.

-    Что ты намерен предпринять? - спросила она быстро, остановившись прямо передо мной.

-     Я?

-     Мы не можем допустить, чтобы какой-то хлыщ...

Она не договорила, вновь обвила меня руками, и ее прохладные ладони скользнули вниз, под мою рубашку, к моему лицу прижалась ее шелковая щека, на меня пахнуло легким ароматом ее гладкой кожи -только одна женщина в мире имела такой аромат...

...Я сделал все возможное, чтобы подойти к нему как можно тише -и все-таки он проснулся. «Кто здесь?!» - громко спросил этот Ромуальдис Табуне и резко поднял голову с раскладушки, когда половицы скрипнули под моими шагами.

-     Я, я, - прошептал я, приближаясь.

-     Что вы... Зачем вы?.. Что вам надо?! - наверно, он плохо видел в темноте и потому неловко шарил вокруг себя руками.

-     Попить... попить я зашел, - сказал я первое, что пришло мне в голову.

И бросился на него.

Адвокат оказался еще сильнее, чем можно было предположить, глядя на него, - мы боролись, как два зверя, с хрипением, рыком, он съехал с раскладушки, мы стали кататься по полу... Я мог бы проиграть эту битву, даже очень бы мог - но оказалось, что Алка неслышно вошла следом за мной и одним точным, гибким, кошачьим движением накинула на его шею капроновую веревку.

Он еще долго не умирал, выгибая свое сильное тело и стуча по половицам босыми пятками, одна его рука пыталась просунуться под удавку, а другая до последнего тянулась к моему... к моему горлу. Но вот она дернулась, со стуком упала на пол, и глаз его остекленел... Мы поднялись, оглушенные. Это было настоящее убийство.

-   Его надо перетащить в сарай! - прошептала Алка. - Я тебе помогу.

Но я отказался от ее помощи и поволок его сам... По дому и по двору я шел, шатаясь от тяжести его тела. Там, в сарае, Алка раздела его, брезгливо поворачивая это тело своими тонкими, белыми руками, сдернула с него рубашку, кальсоны... Белье снимать не стала - может быть, постеснялась при мне, а возможно, посчитала, что по белью опознать человека не удастся. К снятым вещам она присоединила принесенные из дома франтоватый френч и ботинки убитого нами адвоката. Одежду она скатала в узел (что стоило мне тогда вспомнить о том, другом узле, с одеждой моей матери, который в ночь похищения я забросил в погреб, не заметив, что одна туфля вывалилась и упала на пол сарая! - но я не вспомнил) и бросила рядом с телом.

-  Сегодня уже поздно - скоро рассвет. Эти ночь и день пусть он лежит здесь, - сказала она мне, забрасывая тело тряпками и париками, которые извлекла из стоявшего рядом же сундука, - а ночью мы вывезем его.

-     Куда? - глупо спросил я. Мне вдруг стало страшно. Она посмотрела на меня удивленно.

-     Туда, - ответила жена с ударением. - Туда же.

Это значило - туда, в известь.

Мы вернулись в дом. Я думал, что не смогу уснуть в эту ночь - но я уснул, провалился сразу же, как только моя голова коснулась подушки. Мне ничего не снилось - совсем ничего... Один раз в эту мутную пучину сна ворвался яростный лай нашей привязанной во дворе собаки, ворвался - и стих...

А проснулся я оттого, что жена с силой трясла меня за плечо:

-     Проснись! Проснись, слышишь? Он ушел!

-     Кто?.. - я еще ничего не соображал и силился открыть глаза -они не разлеплялись...

-     Тот! Этот... адвокат! Которого ты...

Я рванулся на кровати - и залепил ей пощечину. Она отшатнулась, но я уже стоял рядом с ней и зажимал ей рот:

-  Что ты орешь, дура?!

В доме стояла абсолютная тишина - было слышно мерное тиканье ходиков.

Жена    моя    смотрела    на    меня    не    мигая    -    я    опять    терял самообладание под этим взглядом.

-     Как ушел? - прошептал я, убирая руку от ее губ.

-     Так! Его нет... там! Он ушел. Очнулся и ушел. Ты не добил его!

-     А собака?

-      Пес лаял, лаял под утро - но ты не проснулся! Я сел на кровать - отчаяние охватило меня.

-      Что же делать?..

-   Послушай,   -  зашептала  Алка,  опускаясь  на   колени   рядом  с кроватью. - Послушай, может быть, все еще обойдется... Похоже, что он ушел, накинув на себя ту хламиду - помнишь, она лежала на сундуке. Но френч и обувь на нем - те самые, которые я бросила рядом с телом.

-     Ну и что?

-     А то, что там, в кармане - виски и шоколад... Они отравлены.