Головоломка для практикантки - Николай Иванович Леонов Страница 36

– Я понял, понял, начальник, не нервничай так.

Лоб Гурова покрылся испариной, лицо побледнело, а в глазах можно было увидеть степень его гнева. В одно мгновение Лев Иванович опомнился, оттолкнул от себя Липатова и одернул на себе пиджак. Через несколько секунд от былого эмоционального всплеска не осталось и следа, включились самообладание и самоконтроль. Анна смотрела на происходящее со стороны, боясь малейшим шорохом привлечь к себе внимание. Она в какое-то мгновение даже пожалела, что оказалась свидетелем этого разговора. Как будущего специалиста ее волновало следующее: как бы она себя повела на месте Гурова, какие вопросы задавала бы подозреваемому, как бы дала ему словесный отпор при подобном непозволительном вызывающем поведении, ведь она – женщина, а для таких, как Липатов, противоположный пол – не авторитет.

– Еще раз тебя спрашиваю, говорить будешь? – спокойным тоном спросил Гуров.

– Все сказал, начальник. Все.

– Ну, раз так, то у меня для тебя будет сюрприз.

Липатов замолчал и стал выжидательно смотреть на Гурова. Лев Иванович прекрасно знал этот взгляд: человек, которому нечего скрывать, в подобных ситуациях удивленно приподнимает брови и, даже не зная, о чем речь, уже не согласен с тем, что ему предъявят. Реакция Вадима была иной, он именно выжидал, словно факир должен был показать ему какой-то интересный фокус. В его выражении лица читалось: «Ну, что нашел? Показывай скорее, где я прокололся».

– Аннушка, будь добра, подай коробку вон с той полки, – попросил Гуров.

Липатов следил за каждым движением, и по мере приближения практикантки к коробке он нервничал все сильнее и сильнее. Это было заметно по его движениям: он ерзал на стуле в попытке найти комфортную позу и в то же время не сводил глаз с таинственной коробки.

Короб без опознавательных знаков Лев Иванович поставил на стол и медленно, демонстративно стал снимать крышку, следя за реакцией Липатова. Когда обнажилось содержимое коробки, Вадим сделался пунцовым, а это означало лишь одно – раньше этот предмет ему доводилось видеть и даже держать в руках. Перед взором Липатова предстала та самая «Юдифь», статуэтка из квартиры Фельцман.

– Ну, что, Клячкин, узнаешь вещицу? – с видом победителя обратился к Липатову Гуров.

– Никак нет, впервые вижу.

– Брось ваньку валять. Чего тогда красный такой? Что тебя так смутило? Женское тело в фарфоровом исполнении? Так ты и не такие формы видал, чего стесняться? Вовсе ты не поэтому распереживался, а сказать, почему? Да потому, что именно этой раритетной статуэткой ты Фельцман и убил. Массивная, с тяжелым основанием, хорошо подходит для такого случая, не правда ли?

– Нет, неправда! Не было такого, я не убивал! – почти на крик перешел Липатов.

– А кто, кто убил? В том, что это орудие преступления, сомнений нет, потому как на статуэтке обнаружена кровь покойной.

– И что, разве это доказывает мою причастность к убийству?

– Э, вот ты как заговорил. А что это ты нервничаешь и тон сразу сменил? – язвительно спросил Гуров, припоминая Липатову прошлые обидные колкие фразы.

– Не пытайтесь выдать желаемое за действительное. У вас нет на меня ничего!

– Как же нет?! Когда на статуэтке обнаружены отпечатки твоих пальцев…

– Нет, не может такого быть! Не может! – запаниковал Липатов.

– Может, еще как может. Современные методы судмедэкспертизы и не на такое способны. Они тебе по отпечаткам расскажут, чем прабабка и прадед болели.

Конечно же, никаких отпечатков пальцев на статуэтке не было, она прошла через несколько рук и тщательно очищалась перед тем, как попасть к антиквару. В магазине ее еще раз осматривали и до блеска натирали, однако следы крови в пористой поверхности остались, а потому Гуров решил слукавить. Он блефовал, рассчитывая с помощью хитрости вывести Липатова на откровения. Но Липатов шел в отказ вопреки любым доводам, ничто не могло заставить его признаться, хотя Гуров знал, что истинный убийца Татьяны Николаевны Фельцман сейчас сидит перед ним. Полковник был уверен в этом на все сто процентов, потому и позволял себе хитрить.

– А хочешь, я тебя еще удивлю, чтобы наверняка, чтобы было о чем вспомнить?

– Что еще? Я – убийца Кеннеди? Что вы еще придумаете, Лев Иванович?

– Нет, с Джоном все понятно – его убил бывший морпех. Хотя, собственно, и с тобой все понятно – ты убил Фельцман. А знаешь, почему я так в этом уверен? Потому что смертельный удар был нанесен этой статуэткой, ее тяжелым основанием, при этом убийца держал ее в левой руке, убийца – левша, как и ты. Как и ты, Липатов, как и ты, Клячкин. Именно левой рукой ты поймал стакан, помнишь, именно в левой руке ты держал пистолет в лесу, когда тебя «выключил» Крячко.

В кабинете вновь воцарилась тишина. Липатов был в шоке, он смотрел на Гурова широко раскрытыми глазами, как и Анна, которая до настоящего момента ничего не слышала об этом и даже не подозревала, что Липатов был левшой. Более Вадим, он же Виктор, не проронил ни слова, будто в одно мгновение стал немым. Гуров и не пытался настаивать на продолжении беседы, поскольку понимал, что сегодня он правды от подозреваемого не добьется.

Глава 31

– Лев Иванович, Жанна Вайцеховская едет в Питер. Она по телефону сегодня заказала билеты, – объявил молодой опер, который быстрым шагом вошел в кабинет.

– Так, так, так, – многозначительно пробормотал Гуров.

– Напомнить ей, что она под подпиской, или как?

– Ты что, с ума сошел? Не смей! И всему-то вас учить приходится, желторотых. Следить нужно за каждым шагом, понял, за каждым, в оба!

– Есть! Будет сделано.

– Докладывай обо всем, что узнаешь о Жанне. Даже малейшая подробность из ее жизни должна быть в первую очередь известна мне и, пожалуй, быстрее, чем тебе самому. Ясно?

– Ясно, Лев Иванович, все сделаю в лучшем виде, не беспокойтесь, – сказал опер и покинул кабинет.

Гуров закурил и стал ходить из угла в угол, а потом вдруг обратился к Анне:

– Что, Аннушка, видишь, не все так просто, как могло показаться на первый взгляд. Ведь я было подумал, что Жанна выпала из круга подозреваемых, я забыл о ней. Только вот людей своих все никак не отлучал от слежки, все мне что-то мешало, и, как видно, не зря.

– Думаете, что Жанна все-таки замешана в преступлении?

– Все