Голос крови - Олег Юрьевич Рой Страница 36

– Прямо так и сказали?

– Сперва твердили, что мне померещилось, а когда я настаивать стал, сказали, что при Альцгеймере очень полезны прогулки на свежем воздухе, а в полицейском участке воздух совсем не свежий, так что… – он улыбнулся такой печальной и всепонимающей улыбкой, что Арине стало его жаль.

– Вы не похожи на человека с Альцгеймером. И на того, кому что-то мерещится, тоже не очень, – теперь она взглянула прямо в бледные, выцветшие, а когда-то, должно быть, ярко-голубые глаза. Взглянула, как бы требуя объяснений: почему это, милсдарь, в полицейском участке не стали слушать приличного человека? Да, наши полицейские, особенно те, кто в самом низу, загружены выше головы, так что вздохнуть некогда, и да, попадаются среди них… всякие. Но конкретно в данном случае… Сомнительно.

– Их сомнения понятны, – еще печальнее улыбнулся «дирижер». – В указанном мной доме живет почтенная многодетная семья. Понимаете?

– Пожалуй, понимаю. А вы только мальчика во дворе видели?

– Нет-нет, с ним была женщина. Молодая, лет, должно быть, тридцати, впрочем, нынче иногда трудно бывает определить возраст.

– Посмотрите, пожалуйста, – она веером выложила на стол несколько снимков, среди которых третьим слева лег один из кадров с автозаправочной камеры.

– Вот эта дама, – «дирижер» почти без размышлений указал именно на этот снимок.

– Давно это было?

– Позавчера, ближе к концу дня. А сегодня я увидел на остановке листовку с фотографией этого мальчика. Пошел в полицию, но… Впрочем, это я уже рассказал. К счастью, на листовке были указаны несколько телефонов, в том числе – вашего следственного комитета. И я осмелился вас побеспокоить.

– Понятно, – повторила Арина.

– В таком случае мне, наверное, не стоит больше отнимать у вас время. Спасибо, что выслушали.

– Вам спасибо.

Уже стоя у двери, он отвесил Арине еще один «поклон», такой же характерный, как два предыдущих: короткий наклон головы, сопровожденный легчайшей улыбкой.

Да, неравнодушные граждане – страшная сила, подумала она еще раз. Хотя конкретно этот – конечно, пустой номер. Выглядит и звучит убедительно, но… бессмысленно. Если семья, на которую он указал, в тамошней полиции известна – и, судя по всему, в самом лучшем смысле – то увы.

Кадр видеонаблюдения он выбрал уверенно и безошибочно. Но – потому ли, что и впрямь видел эту женщину или – потому что видел ее фотографию на одной из листовок? Правда, на листовках были снимки из Эллиного телефона, но женщина-то та же!

Так что полицейские тамошние правы, как это ни печально. Дедуля ошибся. Малышня вся на одно лицо.

Обидно. Черт побери, как обидно.

Женщина с мальчиком на руках растворились в миллионной городской толпе.

* * *

Подумав немного, Арина набрала номер Зверева.

– И что ты хочешь от меня услышать? – недовольно буркнул тот вместо приветствия. – Получил я твой пакет.

– И?

– И – все. Я уже Оберсдорфу письмо передал, может, он из него сумеет что-нибудь извлечь, а у меня по нулям.

– Но как это возможно? Я специально спросила мальчишку про перчатки, и забыть такое он не мог, лето все-таки. У женщины, что конверт передала, руки были голые. А ты говоришь…

– Вершина, ну ты как маленькая. Кончики пальцев намазываются лаком каким-нибудь бесцветным… да хоть суперклеем – и вуаля, некоторое время имеем эффект перчаток. Работает недолго, но работает. Не, я, само собой, еще покопаюсь, но чудес не обещаю.

– С чем ты покопаешься, если ты все уже Оберсдорфу отдал?

– С тем, что сумел снять.

– Так там все-таки что-то имеется? Кроме Семина и пацана этого?

– Непонятно. Ошметки то есть. Тут краешек, там еще. В этом роде.

– Что, и на купюре ничего?

– Говорю же, ошметки.

– Слушай, но это вообще-то странно. Ладно бумага, она в пачках, а тот, кто письмо печатал, проявил аккуратность, но на деньгах обычно куча следов бывает. И – конверт? Хоть какие-то отпечатки должны же там быть. Например, продавщицы.

– Во-первых, конверты тоже не только поодиночке продают, но и пачками. И через автоматы тоже. То есть первым, кто касается конверта, вполне может оказаться тот, кто его использовал. Купюра, если она недавно из банкомата, тоже может быть практически чистой. Но ты права, что-то с этим письмом странное. Почему похититель проснулся только сейчас? Двое суток пауза! Бессмыслица. Если уж хочешь денег, ты их сразу требуешь. Зачем тебе лишний день, два, три держать у себя ребенка?

– Хочешь сказать, изначально выкуп никто не собирался требовать? Я-то была почти уверена, что дело в каких-то семейных разборках. Но если требуют выкуп, значит, дело в другом.

– Не обязательно. Если это какая-нибудь обиженная дамочка, то ее могли листовки напугать. Но желание насолить тем не менее не пропало. Итого: дай-ка я выкуп потребую. Ну и если прав Молодцов со своей версией о нищих, то же самое. Хотели ребенка в бизнесе использовать, а после листовок это стало опасно. Но денег-то хочется, вот и поменяли планы.

– Иван Сергеич говорит, что по этой линии пока глухо.

– В смысле, господа нищие твердят, что это не их работа?

– Вроде того. Господи, неужели гастролеры?

– Какие гастролеры, Вершина? А письмо?

– Плохо соображаю уже, Лерыч. Трудно не думать о том, что с ребенком.

– Если нищие или кто-то в этом роде, ничего плохого. Ну, может, снотворным подкармливают.

– Тоже, знаешь, не радует. А теперь, получается, только ждать, когда они свои инструкции пришлют. Но пауза эта бессмысленная пугает. Что, если изначально похищение задумывалось как способ давления на Семина – версия обиженной дамочки – а ребенок… погиб. Снотворным перекормили или еще какая-то случайность. И дальше – по принципу «хоть шерсти клок». Потому что гипотетическая обиженная дамочка – не идиотка же, понимает, что ее искать станут. Пока ребенок был жив, можно еще на какие-то эмоциональные мотивы ссылаться, а если он погиб – надо бежать во все лопатки. А на бегство нужны деньги.

– Ты погоди пока пугаться. Что-то в этом письме мне не нравится. Что-то в нем неправильное. Только не пойму – что. За квартирой-то наблюдают?

– Наблюдают. А толку? Если уж в первый раз хватило ума гонцом пацана использовать, то дальше тем более.

Арина хотела было позвонить сразу и Оберсдорфу – вдруг он что-то уже успел? – но телефон ожил сам по себе.

– Федь, давай я тебе вечером позвоню? – ответив, Арина почти пожалела, что не сбросила вызов.

– Арин! – голос брата звенел так, словно