Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов - Денис Игоревич Воронцов Страница 36

— Кстати, нет здесь никакой радиации. Наверняка это дерьмо выдумали, чтобы никто сюда не совался.

Не слышу, что он говорит. Или не хочу слышать. Минуту назад материя преодолела пространство без затрат времени, и это невероятно. А он рассуждает про какую-то радиацию. Точно псих.

— Ты здесь?

Уйма вопросов приходит на ум: как это работает? насколько опасно для жизни? что это вообще за штуковина? почему его порш не выкинуло в космос или не зарыло под грунт? распадется ли теперь континуум?.. Озвучиваю же самый идиотский:

— Там что-то было, когда ты проскакивал?

Молчит. Или задумался, почему я все это время не выходил на связь, или прислушивается к своим ощущениям в момент «прыжка». Через несколько секунд отвечает:

— Ты имеешь в виду свет в конце тоннеля?

Не могу понять, в прямом он смысле или переносном. Но это и не важно, потому что ни то, ни другое я не имею в виду:

— Видно ли эту штуку, когда к ней подъезжаешь?

Вздыхает. Видимо, пытается подобрать слова тому, что почувствовал, когда продырявил пространство. Наконец, прокашливается и говорит:

— Ничего не видно. Просто появляется ощущение, что ты сейчас окажешься на той стороне. А потом становится ясно, что это не просто ощущение, а так оно и есть. Короче, когда будешь перемещаться, ты поймешь, что это именно оно. Если ничего не почувствуешь — тормози, чтобы не врезаться в железяки или еще во что-то. Лучше — попрактикуйся.

Разумеется, попрактикуюсь. Когда хоть каплю приду в себя. В голове не укладывается, насколько зыбкими оказались мои представления о пространстве и времени. Неужели такая жуткая штуковина, как кротовая нора, может существовать в реальности? и опасно ли «открывать» ее практически на поверхности планеты?

Допустим, она не может образовываться за пределами поля, а точнее — его гребней (как объяснял Лью, кротовина может раскрываться только в тех областях, где волна накладывается на волну, то есть чуть выше поверхности платформы). Но означает ли это, что весь остальной пространственно-временной континуум в безопасности? Почему-то мне так не кажется…

В любом случае, какие бы подводные камни не таились в этой штуковине, и как бы пугающе все это не выглядело, подобные мысли не остановят меня: я готов на все ради победы, и не сверну, даже если придется нырнуть в безвременье.

Но для начала нужно научиться ездить по бездорожью, и желательно на хороших скоростях…

Утром о комплексе «ОАЗИС-1» поговорить особо не с кем. На орбите третий день висит грузовой «Меркурий», а оформлен и разгружен он только наполовину. В док опускается очередной шаттл с контейнером, и нужно рассортировать его содержимое по беспилотникам. Работа проще некуда. Но после того, что случилось ночью, даже дергать рычаги крана кажется непосильной задачей: ощущаю себя словно лист бумаги, который сложили пополам и продырявили карандашом.

На все вокруг смотрю по-новому, будто пространство обрело свойство вроде хрупкости. Даже порт, в котором я работаю уже два года, больше не кажется чем-то привычным: желтые скелеты кранов, погрузчики с торчащими бивнями, ржавые пузыри офисных модулей и возвышающиеся над ними диспетчерские кабины — все теперь кажется искусственным и декоративным, словно макеты, залитые эпоксидной смолой…

— Не спать, Нил! — Кряхтение голоса в динамиках возвращает меня к реальности. — Ты же сейчас врежешься!

Смотрю на контейнер и едва успеваю дернуть рычаг — как бы шуточно не звучал тон Тима, напарник оказался прав: я чуть не сбил контейнером погрузчик.

— Неужели еще столько же? — Спрашиваю просто так, чтобы поддержать разговор. На самом деле мне не так уж и важно, сколько контейнеров осталось на «Меркурии». Мысленно я продолжаю находиться у останков завода.

— Меньше. — Вздыхает, будто ему осточертело ждать, когда закончится подача груза. — Часть контейнеров забраковали, потому что сильно фонят. Плохо упакованные батарейки, короче.

Недолго думая, решаю спросить:

— Кстати, насчет радиации — ты что-то слышал об экспериментах под прикрытием «Оазис один»?

На миг замолкает — чтобы зафиксировать рычаг, судя по щелчку.

— Ты про тот проект «Перпетуум мобил», о котором все заговорили после коллапса?

Значит, что-то слышал. Уже интересно.

— Да. Что скажешь по этому поводу?

В динамиках раздается ни то кашель, ни то смех. В какой-то момент начинаю жалеть, что спросил — по его тону можно предположить, что это какая-то чушь вроде марсианских катакомб или травы в районе Скиапарелли. И тут неожиданно для меня он говорит:

— Скажу, что они доигрались, вот что. Все эти опыты с антиматерией всегда заканчиваются или взрывом, или мощным облучением. Думаешь, там постарались фанатики, которые хотели предотвратить войну на почве терция? — Берет паузу, хотя вряд ли дожидается ответа на вопрос, потому что вопрос скорее риторический. Замечаю в иллюминатор, что он просто увлечен водружением ящика на зерновой беспилотник. И похоже операция пошла не совсем удачно, так как ящик чуть не опрокинулся. — Смешно.

В его голосе чувствуется разочарованность наукой, причем ближайшие лет на сто. И это позиция большинства жителей Оазиса, которую я никогда не разделял. Да, «заморозка» канула в лету, потому что оказалась опасной для жизни. Да, что-то случилось с заводом, и скорее всего из-за научных экспериментов. Но всего два события не должны характеризовать научно-технический прогресс в целом. Просто с момента обнаружения терция началось что-то вроде золотой лихорадки с лошадиными скачками. А еще — несколько сфер деятельности оказалось не в тех руках. Только и того.

После рабочего дня направляюсь не в бар, а сразу на стоянку за «акулой». Предстоит долго и нудно изучать местность и прокладывать маршрут, поэтому начать нужно немедленно. А если я планирую небольшое отклонение от заезженных мест — в сторону завода — быть может, придется еще и пройтись там несколько раз «метлой». Так что о всякой ерунде вроде бара или виртуального сна в ближайшее время можно забыть.

V

Тренироваться без инструктора еще