Данил Корецкий - Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 4. Еще один шпион Страница 37

Но Родион, если честно, был к этому готов. Даже ждал. Он давно уже не тот наивный голодный мальчик, что уплетал когда-то луковый суп в «Кабачке мамаши Катрин». Кое о чем он догадывался. О Бобе. И об отце. И о себе тоже. С матерью они никогда напрямую не обсуждали эту тему, все только полунамеками да полувздохами, из которых следовало, что отец стал жертвой чудовищного недоразумения, а так он ни в чем не виноват, конечно. Ладно. Теперь речь не об отце, о нем самом. Как называется то, что связывает его с Бобом? Взаимная симпатия? Маленькие дружеские услуги? Наивно твердить что-то о чистой дружбе после этой поездки на Майорку. Боб предложил ему эти каникулы, Боб щедро оплатил их, поставив одно-единственное условие: установить контакт с конкретным лицом, с Семаго. Хотя это не было высказано напрямую, в лоб. Внешне все выглядело очень благородно: мол, понимаешь, Роди, на Майорке сейчас отдыхает близкий друг твоего отца, его однокашник, и тебе, наверное, хотелось бы встретиться с ним, расспросить, поговорить и вообще как-то наладить отношения… И вот тебе двадцать тысяч наличными, нет-нет, только не отказывайся, это не важно, откуда эти деньги, главное, чтобы вы хорошо провели время, чтобы вам было нескучно вместе, чтобы хотелось встречаться еще и еще, понимаешь? Конечно, Родион понял. Вслух ничего не сказал, но понял прекрасно. Он согласился. Взял деньги. Установил контакт. Произвел самое благоприятное впечатление. Отработал свою сумму. И — что дальше?

А теперь пора тебе, девочка, узнать: то, чем мы с тобой занимаемся, это не игра в больницу и не лечебный массаж. Ты трахаешься за деньги, девочка. Трахаешься неплохо. Будь добра назвать свою цену, чтобы нам как-то дальше строить наши отношения.

Вот именно. Сегодня ему главное не продешевить.

Красный «ситроен» напротив главного входа он нашел сразу. Только за рулем сидел не Боб. Незнакомый пожилой мужчина жевал зубочистку и смотрел на Родиона с выражением неземной скуки, характерным для парижских таксистов.

— Простите, — сказал Родион, — но я…

— Все правильно, приятель, — сказал мужчина, включая двигатель. — Ваш друг не смог приехать, он извиняется. Садитесь. Придется немного прокатиться.

Родион сел. Они выехали на бульвар Шуази, пересекли бульвар Периферик, который служил границей города, потом долго кружили по улочкам с односторонним движением — казалось, водитель заблудился. А может, он нарочно ездил кругами. В конце концов машина остановилась около длинного шестнадцатиэтажного дома, который живо напомнил Родиону московские микрорайоны, Бутово какое-нибудь. Тесный грязный двор, бетонные «карманы» для мусорок, забитые старыми машинами парковки. И целые стаи подростков всех оттенков кожи — словно гетто для несовершеннолетних, которые здесь живут и размножаются сами по себе. После десяти вечера Родион, наверное, не рискнул бы здесь появиться.

Уступая место какой-то развалюхе, водитель загнал машину прямо на пешеходную дорожку.

— Во-он, ближний отсюда подъезд, квартира 146, — сказал он, для верности показав пальцем, куда следует направляться. — Там ждут.

Родион опять засомневался было, он хотел уточнить на всякий случай, кто именно там ждет его и зачем. Но водитель поторопил:

— Идите, идите, не стойте. Все правильно.

— Что правильно?

— Квартира 146, — повторил водитель.

Родион поднялся на второй этаж. Длинный коридор общажного типа. Где-то ревела музыка, слышались громкие голоса. Дверь, которая была ему нужна, находилась в самом конце коридора. Стену рядом с ней, небрежно захватывая кое-где и дверное полотно, покрывали какие-то аляповатые надписи, аббревиатуры, выполненные из баллончика. Родион позвонил. Сразу щелкнул замок, дверь отворилась. На пороге стоял Боб с пустым стаканом в руке.

— А, заходи. Можешь не разуваться, здесь и так сарай.

Он отступил в глубь квартиры, помахал стаканом, приглашая за собой.

Здесь было пусто, голо и грязно. Пол покрывал потрескавшийся линолеум, на стенах кое-где висели постеры с иероглифами и незнакомыми узкоглазыми киноактерами, но по большей части не было ничего, даже обоев. В гостиной стояли три довольно приличных кресла, между ними — разложенный наполовину теннисный стол. Бутылка виски, стакан, вскрытая банка с жареным арахисом. Да, и две ракетки для пинг-понга.

— Не очень, да? — Боб налил себе виски, протянул бутылку Родиону. — У меня все по-простому, не пугайся. Романтический минимализм. Ты садись, садись. Стакан чистый, сам мыл. В холодильнике, кажется, гамбургеры какие-то валяются — будешь? На кухне даже микроволновка есть, можно разогреть.

— Нет, спасибо, — сказал Родион.

Он сел, налил себе. Хмыкнул. Потом не удержался, рассмеялся.

— Ты чего? — Боб поднял брови.

— Сперва подумал — это твой корпункт. В целях экономии редакционных средств как бы. Потом подумал — нет, не может быть, все-таки «Вашингтон Пост». Тогда, наверное, какая-то блатхата под прикрытием. Ну, где ты назначаешь встречи всяким там «источникам». Наркота, бандиты, проститутки, все такое… Угадал?

— У цветных это считается приличный квартал, между прочим, — сказал Боб. — А этот дом они с уважением именуют «Доллар». Это при всей их нелюбви к Америке, заметь. Я прикупил квартирку в «Долларе» — звучит, а? А ты — блатхата, блатхата… Все не так просто, как кажется.

Он взболтнул виски в стакане, улыбнулся Родиону.

— Ну что, за твое благополучное прибытие, Роди. Как там поживает Семаго? Вы познакомились? Предались воспоминаниям?

— Да. Конечно. Все отлично.

Боб кивнул, выпил.

— Я рад.

Он поставил стакан на стол, сел в соседнее кресло, спросил:

— В Москве будете видеться?

— Звал. На Наташкин борщец под укропную настоечку. И вообще — дружить домами.

— Наташкин? А-а, его подружка. Как она тебе, кстати? Ты ведь у нас падок на зрелых да опытных, а?

— Ну, ей еще далеко не пятьдесят, — в тон ему ответил Родик. — И она далеко не мадам Дюпарк.

Боб опять кивнул, будто услышал что-то чрезвычайно важное. Но развивать тему не стал.

— Ты мне очень помог, — сказал он.

Родион поднял на него глаза.

— Брось. Чем же я тебе помог?

— Понимаешь, Роди… Есть некоторые вещи, которые не рассказывают даже близким друзьям, родителям, любимым девушкам, женам, родным детям и так далее. Только коллегам.

— Журналистам, наверное? — Родион сделал непонимающее лицо.

— Нет. Я имею в виду другую организацию. Другую. — Боб сделал паузу, наклонился, поставил стакан на место. — Эти люди давно интересуются твоей судьбой. Они очень заинтересованы в том, чтобы у тебя все было хорошо. Всё. Понимаешь?

Родион молчал.

— Ты и сам в этом заинтересован, конечно, Роди. Ты умен, трудолюбив. Ты талантлив. Но не всего можно добиться трудом и способностями, ты это понимаешь. Именно они сделали так, чтобы ты мог получить степень и хорошую работу.

— То есть… — медленно проговорил Родион, — если бы не эта загадочная организация, докторантуры мне было не видать. Я правильно понял?

— Ну-у… Нельзя сказать, чтобы на все сто процентов. Есть погрешности, флюктуации всякие… Мы ведь живем в реальном мире. Но за девяносто девять процентов я могу ручаться. Хочешь, покажу тебе пятилетнюю статистику по докторским степеням в юриспруденции среди иностранцев? Арабы, румыны, немцы, американцы — не имеет значения. Так вот: полтора человека на сотню рожденных во Франции. Это при том, что за последнее десятилетие есть некоторый рост.

— И эти полтора иностранца, конечно, находятся под покровительством вашей организации?..

— Думаю, это не имеет значения, Роди. Я могу сказать тебе так, могу сказать эдак — ты что, пойдешь проверять? Брось заниматься ерундой. Давай сосредоточимся на главном. Есть организация, есть ты. На самом деле вы уже несколько лет сотрудничаете при моем посредничестве. Цюрих, хлебосольный Борис — помнишь? И Краков тоже, и Страсбург… Да-да, никакой журналистикой там и не пахло, как ты тогда уже, наверное, догадывался. Догадывался ведь?.. Ладно. Но это был как бы испытательный срок, притирка, проверка способностей. У нас ведь очень большой конкурс, Роди. И жесткий отбор. Поверь, попасть к нам на самом деле куда труднее, чем в комитет Совета Европы или, скажем, в адвокатскую контору с мировым именем. Да, множество людей работает на нас, оказывает услуги и все такое прочее. Но — втемную. Их у нас так и зовут: «черный корпус». Официальное сотрудничество с оплатой по тарифу «А» предлагают единицам. Я достаточно ясно выразился?

Родион поднял стакан и обнаружил, что тот как-то незаметно опустел. Он даже не помнил, как выпил его. И страшно, страшно хотелось выпить еще. Волновался. Сам не ожидал, что будет так волноваться. Посмотрел на бутылку. Он мог бы и сам подлить себе, но боялся, что руки задрожат, выдадут его. К счастью, Боб все понял, взял бутылку и наполнил ему стакан до половины. У Боба руки не дрожали.