Зухра Сидикова - Тайна Страница 37

А она вдруг привстала, перегнулась через стол, протянула испачканную руку, с силой надавливая, провела по его груди, оставляя на белоснежной рубашке тонкие багровые полосы.

- Посмотри, - сказала она, - как кровь…

Он смотрел на ее изменившееся в колеблющемся пламени свечей лицо, словно видел в первый раз…

Глава семнадцатая

Дверь открыла черноглазая девочка с коротенькими черными косичками, которые смешно торчали по обе стороны круглого миловидного личика.

- Вам кого? – серьезно спросила она.

- Позови, пожалуйста…маму, - сказал Максим, невольно улыбнувшись этому удивительному сходству девочки с женщиной, подошедшей к нему на кладбище. – Дома твоя мама?

- Да, дома. Идемте, - девочка доверчиво взяла его за руку и повела в глубь темного коридора. Слегка привстав на цыпочки, отворила тяжелую, обитую потертым коричневым дерматином, дверь, и они вошли в небольшую комнату, очень скромно обставленную. У окна на узеньком диванчике лежала женщина, укрытая старым клетчатым пледом. Увидев Максима, она привстала.

- Мама! - звонко сказала девочка. - Этот дядя тебя спрашивает.

- Вы извините, - женщина села на диване, - что-то я разболелась. Плохо стало с сердцем, все Полину вспоминаю, - она вздохнула, посмотрела на дочь. - Маруся, иди, дочка, поиграй.

Девочка отошла в другой угол комнаты и, взяв куклу, стала возиться с ней, одевая ее в какие-то цветные тряпочки. Почему-то она вызывала у Максима какое-то умиление и жалость своим трогательным серьезным видом, своей скромностью, тихой детской деловитостью. Он вспомнил о Лере, мучительно захотелось увидеть ее.

- Вы хотели передать мне что-то от Полины, - напомнил он.

- Да, конечно, - женщина встала, вынула из старого потертого шкафа что-то, завернутое в газету. - Вот возьмите. Я не знаю, что там... Полина просила не смотреть.

- Вы были очень дружны с ней?

- Да, мы дружили, – вздыхает женщина, - у нее ведь никого не было, да и у меня не было родственников. Она вот Машеньку очень любила, своих детей ведь у нее не могло быть, вы знаете, наверное. Вот она с моей Машей и возилась, подарки покупала, платьица, баловала. Я еще Маше не говорила, - говорит она вполголоса, - боюсь, плакать очень будет. Попозже скажу, как сама приду в себя. Она уже и спрашивала: где тетя Полина? Я говорю, уехала, мол, приедет скоро. Кто же знал, что так получится…

Максим слушал тихий голос женщины, смотрел на играющую девочку, которая изредка вдруг взглядывала на него с застенчивым любопытством из своего уголка, и чувствовал себя виноватым в том, что эта малышка будет горько плакать, когда узнает, что тетя Полина больше никогда не придет.

Он встает, прощается. Женщина провожает его до входной двери. Девочка идет следом за ними, семенит маленькими ножками, волоча за собой старую куклу с желтыми всклокоченными волосами.

Максим протягивает женщине деньги. Она удивлено поднимает на него глаза.

- Возьмите, пожалуйста, - говорит он, - ведь, наверное, нужно поминки какие-то организовать.

- Да, конечно, - отвечает женщина, - но здесь слишком много. Это очень много.

- Нет, нет, берите все, - говорит Максим, - то, что останется, возьмите себе, вот ей купите что-нибудь… что-нибудь хорошее… - он улыбается девочке, и попрощавшись с женщиной, спускается вниз к машине, чтобы здесь в тишине салона, закрыв все окна и двери, развернуть газету и увидеть, наконец, почему Полина хотела убить его.

*  *  *

Это была красная папка… Папка, которую Виктор Борисович принес Володьке, и не оставил, испугавшись чего-то в последний момент. Папка, которая пропала из гостиницы вместе со значительной суммой денег сразу же после убийства Виктора Борисовича. Каким образом эта папка попала к Полине? Значит, Полина была в номере Арсеньева. Это она - та женщина, которую видел лифтер. Максим смотрел заворожено на кожаную, отливающую багрянцем поверхность, боялся открыть ее, боялся увидеть то, что могло перевернуть всю его жизнь, весь его мир, скрупулезно создаваемый им день за днем.

Бешено колотилось сердце. Он медленно открыл папку. Письма в пожелтевших от времени конвертах, официальные бланки с ответами, написанными сухим казенным языком, короткие записки на измятых обрывках бумаги, вырезки из газет, фотографии. Он начал перебирать бумаги, одни сразу откладывая, к другим возвращаясь вновь и вновь, всматривался в фотографии, близко подносил их глазам, пытался распределить документы в хронологическом порядке. Потом стал читать все подряд. Постепенно перед ним выстраивалась ясная, беспощадная в простоте своей, страшная картина чужой жизни, чужой искалеченной, изломанной судьбы.

«Не знаю, прочтешь ли ты когда-нибудь это письмо. Я хотела помочь тебе, но видела по твоим глазам, что тебе не нужна моя помощь. Я прожила свою жизнь с надеждой, что когда-нибудь ты вернешься ко мне и скажешь: «Вся моя жизнь без тебя была ошибкой…» Но этого не случилось - я была не нужна тебе. Я знала, что если я скажу: «Тебя окружают люди, которые обманывают тебя, хотят навредить тебе», - ты не поверишь. Каждый раз, когда я хотела предупредить тебя об опасности, я читала в твоих глазах неверие и равнодушие. Я должна сама устранить причину всех твоих неприятностей, должна спасти тебя от гибели, и может быть, тогда ты поймешь, что я одна любила тебя по-настоящему все эти годы, и, может быть, тогда ты вернешься ко мне. А если что-нибудь случится со мной, эта папка окажется в твоем распоряжении, и ты сам все поймешь. Несмотря ни на что, даже сейчас, я говорю тебе - я люблю тебя, очень люблю и всегда любила тебя одного. Будь осторожен, береги себя. Полина ».

«Здравствуйте, Виктор Борисович. Не представляюсь – мое имя ничего вам не скажет, вы меня не знаете. А вот я вас знаю и знаю о вас то, что вам, несомненно, хотелось бы навсегда забыть. Но такое не забывается. Вы славно поохотились как-то летом. Вот только вместо медведя… Не буду продолжать, вдруг это письмо попадет в чужие руки. А ведь, наверное, вам очень бы не хотелось, что бы кто-то, кроме нас узнал нашу тайну? Вам при вашем нынешнем положении, думается, это очень и очень навредило бы. Вмиг лишиться всех своих непосильных трудом нажитых богатств, главное из которых ваша безупречная репутация – это ведь катастрофа в ваши-то годы. Если узнают об этом, будем называть вещи своими именами, подлом преступлении, совершенном и вами в том числе, все поспешат осудить Вас и будут злорадствовать над вашим несчастьем. И тогда крах всему, что вы создавали. Уж я-то знаю, наблюдаю за вами много лет, с того самого дня в тайге: скольких трудов стоило вам создание той жизни, которой вы живете, а ведь стоит мне только заикнуться - сбегутся журналисты, и ваше имя будет вывалено в грязи, так что потом никогда, ведь вы понимаете, никогда не отмоетесь! У меня ведь и доказательства есть, поверьте! Но пока я молчу. А в обмен за мое молчание прошу вас оказать мне посильную помощь, финансовую, разумеется. Пока сколько не жалко, а потом зависит от вашего поведения. И не пытайтесь вычислить меня. Если замечу - вам не поздоровится. На следующий же день все будет в газетах - не сомневайтесь. Деньги передадите следующим образом. Вы должны купить билет на двенадцатое число этого месяца в пятый вагон поезда Иркутск – Москва. Думаю, для вас это не составит особого труда. Этот поезд следует через ваш город. Вы войдете в вагон, и пока поезд будет стоять на вокзале, стоянка двадцать минут, вы должны будете незаметно войти в купе № 3. Там вы найдете серый чемодан. Положите в этот чемодан деньги и немедленно, вы понимаете, немедленно, выйдите из вагона, никого ни о чем не спрашивая, не обращаясь к проводнику. Билет купите обязательно, вас, конечно, и так могут пропустить, вы человек обаятельный вне всякого сомнения, но запомните, вы должны вести себя как обычный пассажир и не вызывать никаких подозрений. Ни в коем случае не расспрашивать проводника о том, кто едет в этом купе, не открывать занавески в купе, не выглядывать на перрон. Положив деньги, уходите немедленно, не оглядываясь, не задерживаясь. Надеюсь, вы понимаете: если я замечу, что за мной следят, вашей успешной жизни придет конец. Деньги принесете сами, никаких охранников, только вы один. И лишь в этом случае я гарантирую вам, что тайна останется между нами. В противном случае, в газетах немедленно появится рассказ о том веселом лете в подробностях, самых жутких, и с фотографиями, поверьте, я не блефую. У меня есть фотографии с места происшествия! А ведь вам-то казалось, что все похоронено вместе с… Но пока я обещаю молчать.

 Жду ваших денег, а вы ждите моего следующего письма и моих дальнейших указаний».

«На ваш запрос от двадцатого марта сего года сообщаю, что Никитин Павел Анатольевич, егерь лесоводческого хозяйства «Рассвет» Сосновского района считается без вести пропавшим, так как тело его не было найдено, и живым его никто не видел. Ничего дополнительного сообщить не могу, так как не имею полномочий. Подпись: председатель лесхозяйства «Рассвет» - Иван Дербышев».