Полина Дашкова - Никто не заплачет Страница 38

И вот сейчас все случилось почти как в ужастике. Бабушка, дедушка и Славик поужинали и легли спать. Все было очень хорошо, спокойно, обычный вечер сменился обычной ночью. И вдруг почему-то закричала бабушка, потом зажегся свет, и четверо людей непонятно откуда появились в комнате, где спал Славик. Он даже не испугался сначала. Они были живые, с виду вроде нормальные. Ни на зомби, ни на вампиров не похожи. И только потом, когда бабушку с дедушкой стали бить, приматывать скотчем к стульям, а его схватили и потная большая ладонь зажала ему рот, стало страшно. Очень страшно. Но все равно не верилось, что это правда, все казалось — понарошку, как бы на экране. Вот сейчас войдет кто-нибудь взрослый, например Серегина мать, выключит видик, вытащит кассету, и все кончится.

Славик столько раз видел, как убивают на экране, но никогда не думал о смерти как о чем-то реальном, серьезном. Он был еще маленький, всего десять лет. И время для него двигалось не так, как для взрослых, а совсем по-другому.

Он знал, конечно, когда-нибудь, через много лет, бабушка и дедушка станут очень старыми и умрут. Но это будет не скоро, это далеко от сегодняшней, такой уютной и привычной жизни. Даже дальше, чем вампир на экране…

Он не мог представить мир без бабушки с дедушкой, а без себя самого — тем более. Как это — его, Славика Кравченко, не будет? Он ведь такой реальный, с рыжеватым жестким ежиком волос, со свежей ссадиной на коленке — позавчера упал с брусьев на физкультуре, ободрал коленку о какой-то винт…

Когда в ужастике события развивались уж очень страшно, Славик закрывал глаза и пропускал самые кошмарные кадры. Вот и сейчас он зажмурился, чтобы не видеть, что делают с бабушкой и дедушкой. Он почти не сомневался: как только откроет глаза, все кончится.

Он бился в чужих грубых руках, мычал зажатым ртом, пытался укусить потную ладонь, но сил у него было меньше, чем у здорового взрослого парня, который держал. Конечно, Славик еще маленький, всего десять лет. Но это кончится когда-нибудь, это не правда, так не бывает!

До последней секунды Славик не мог поверить, что это правда. И даже чудовищная боль не заставила его поверить. Она была невероятной, нереальной и быстро кончилась, как кончается любой, самый душераздирающий ужастик.

Стало светло и легко. Грубые чужие руки разжались сами собой, остались где-то далеко, в своем страшном придуманном мире, где все — не правда. Десятилетний Славик совсем не удивился, когда понял, что на самом деле смерти вовсе нет. Он и так никогда в нее не верил.

Глава 15

— Здравствуй, Захар. Прости, что долго не приходил. Сам видишь, недосуг было. А у тебя здесь хорошо, птички поют, незабудки выросли. Устал я от беготни, а остановиться не могу. Знаешь, на кого я сейчас похож? На белку в колесе. Крутится белочка, лапками перебирает, сначала медленно, потом все быстрее, быстрее, уже не видно ее, только рыжее пятно мелькает. Так вот бежит она, пока не помрет от разрыва сердца. Но у меня-то сердце крепкое. Я выдержу. Ладно, пойду воды налью, чтобы цветы не завяли.

Сквозняк встал с маленькой скамеечки и не спеша побрел по узкой аллее между кладбищенских оград. Вслед ему смотрел из фарфорового овала, впаянного в белый мрамор памятника, нестарый, совершенно лысый человек.

«Захаров Геннадий Борисович, 1928–1987» — было выбито золотыми буквами на белом мраморе.

Над Пятницким кладбищем кричали вороны, перебивая радостный воробьиный щебет. На утреннем теплом солнце ярко светилась золотая маковка кладбищенского храма. Здесь десять лет назад отпевали вора в законе, легендарного Захара, убитого снайперской пулей. Сквозняк потом того снайпера вычислил, выследил и кончил. Однако заказчик ускользнул.

Раз в году Сквозняк обязательно приходил на могилу, но не в день рождения или смерти. Он не соблюдал памятных дат. Это могли вычислить, могли устроить засаду и взять его, тепленького, расслабленного от воспоминаний.

На Пятницкое кладбище он шел тогда, когда был на пределе. Из живых он ни с кем не мог поговорить спокойно и откровенно. Захар любил повторять:

— Никогда не жалуйся, даже на усталость. Никогда не показывай, что тебе плохо. Терпи, если хочешь быть сильным, учись терпеть и молчать. Никто не должен знать, что ты чувствуешь, о чем думаешь, какие у тебя есть болезни и слабости. Начнешь болтать, сам не заметишь, как подставишься. А подставляться тебе нельзя. Ты ведь не сядешь, сразу ляжешь, оденешься в деревянный бушлат.

Человек любит поговорить о самом себе, ему хочется, чтобы слушали, понимали, хочется и пожаловаться, и похвастать. Сквозняк видел: даже самые сильные позволяли себе раскисать — по пьяни, либо перед бабами, либо перед теми, кого считали друзьями. Это всегда плохо кончалось.

Сам Сквозняк никогда не подставлялся. Конечно, случались в его жизни серьезные проколы. Но всегда была виновата чужая глупость, а не его собственная. Иногда выходило, что вчерашний прокол оборачивался удачей. Умному везет всегда или почти всегда. Так было год назад, когда он один поехал в Анталию на недельку, во-первых, отдохнуть, поплавать в море, а во-вторых, по хорошей наводке познакомиться с турецкими торговцами наркотиками. Лишние деньги и связи никогда не помешают. С турецкой стороны его принимала высоченная шведка Каролина.

Более горячей и неуемной телки он не встречал. Ко всем прочим радостям получилась неделя такого крутого секса на берегу моря в бунгало, что он долго еще не мог забыть светловолосую шведку. Конечно, главная цель поездки заключалась не в этом.

Он хотел сам для себя, помимо своей бригады, провернуть потихоньку пару-тройку операций. Первую партию товара, полкило героина, он должен был получить у курьера в аэропорту. Фотографию курьера турки передали по факсу и сообщили, что платить ему не надо, он одноразовый, то есть можно тут же убирать. Как и где — это уже его, Сквозняка, проблемы.

Однако одноразовый курьер вместе с товаром исчез, сгинул, и, стало быть, пропал аванс, который взяли за товар турки. Разумеется, тех денег он больше не увидел. Но особенно жаль было, что он ошибся в самих турках, думал, они серьезные люди, а оказались придурками, в том числе и красотка Каролина.

Какой-то лох из России сумел уйти от них вместе с товаром.

А позже турков замели. Каролину первую взял Интерпол. Она спокойненько всех сдала. Сквозняк видел целый сюжет по телевизору. Он всегда старался смотреть уголовную хронику, и российскую, и международную.

Дело получилось шумное, турецкие власти устроили показательный процесс. Он понял, как повезло ему, что не удалось всерьез поработать с той командой. Был бы он с ними в деле, еще неизвестно, чем бы это обернулось. Сейчас ведь легавки всех стран объединяются, как раньше пролетарии по призыву Карла Маркса. А турки предлагали после истории с исчезнувшим курьером все-таки продолжить сотрудничество. У кого, мол, проколов не бывает? Курьер — твой земляк. Ты, может, и сам его разыщешь, тогда весь товар — твой и платить нам за него ничего не надо. Наоборот, вернем твой аванс в двойном размере. В общем, сулили золотые горы.

Но он тогда поостерегся иметь с ними дело. И курьера искать не стал, почувствовал, надо завязывать с турками, совсем завязывать, будто и не было ничего. Раз они могли так проколоться, то неизвестно, чего от них ждать. Такой вот мудрой осторожности тоже научил его Захар.

— Всегда смотри, почему партнеры прокололись. Если причина в глупости и жадности, лучше не имей с ними дел. Войдешь в дело с придурками, сам станешь таким. Кому, как не тебе, это знать…

Только один небольшой прокол получился с его стороны. У шведки была страсть к фотографиям. Она обожала сниматься голышом. Он сам щелкал ее в разных позах, но пару раз их все-таки засняли вместе по ее настоятельной просьбе, и его одного она сняла «Полароидом», на память. По-хорошему, надо было перед отъездом эти снимки найти и уничтожить. А он этого не сделал, поленился, разнежился на солнышке… Впрочем, ни Каролина, ни турки имени его не знали, прозвища тоже. Наверняка у горячей шведки большая коллекция всяких фоток с разными мужиками. Ведь не станут каждого проверять.

Сквозняк подошел к забору, у которого были навалены поломанные сухие венки, повернул медный кран, торчавший прямо из земли, на ржавой трубе. Перед тем как подставить под ледяную струю литровую банку, он попил воды из пригоршни, ополоснул лицо.

— Привет старым знакомым! — услышал он хрипловатый высокий голос за спиной.

Прежде чем обернуться, он поставил банку на землю, освободил руки. Оружия у него с собой не было, но и без оружия он мог справиться с кем угодно.

— Остынь, в натуре, это я, Клятва! — Высокий худой мужик в черном сатиновом халате улыбнулся, сверкнув золотыми фиксами.

Да, можно было остыть. Клятва не представлял опасности. Много лет он работал могильщиком на этом кладбище, а могильщики — народ осторожный. Знают, сколько стоит жизнь человеческая.