Марина Серова - Угнать за 30 секунд Страница 38

Оставив Корчевникова валяться в собственной гостиной, я вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь. Конечно, нужно было его убрать. Профессиональная этика вполне это допускала и даже в некотором роде требовала. Тем более никаких угрызений совести я по поводу смерти «гусара» вряд ли испытывала бы. Но, наверное, я минула тот возрастной рубеж, когда к смерти относятся легко и без должного почтения. Теперь отнять у человека жизнь было для меня гораздо сложнее, чем, скажем, пять лет назад. Даже если этот человек – такой законченный подонок, как этот «гусар» Боря, фомичевское отребье.

Да. Чувствуется, что ответы на все вопросы я могу получить только у одного человека.

Его зовут – генерал-майор Фомичев Г. А.

Глава 16

После встречи и разговора с Корчевниковым я отправилась, конечно, по двум известным мне адресам: к Николаю с Еленой и к Фомичеву.

Ни тех, ни другого дома не оказалось.

Соваться в ИГИБТ было бессмысленно. Не зная броду – не суйся в воду, это определенно. Даже знай я твердо, что Фомичев там, я все равно не стала бы пытаться проникнуть на территорию столь тщательно охраняемого объекта.

Мы с Максимом Максимычем и Микишей поехали в Ровное.

Антон Кузьмич и Алексей Фомич, кажется, взялись за ум. Хотя «дядьки» по-прежнему проживали совместно, они – вот редкий случай! – находились в здравом уме и твердой памяти, чему нельзя было не удивиться, а еще больше – не обрадоваться. Визит «племянников» они, естественно, восприняли как повод выпить, но оказалось, что причина их воздержания от алкоголя до крайности проста: у Кузьмича и Фомича просто кончились деньги, а сами они самогон не варили. Алексей Фомич объяснил это неумением и незнанием, и толстенький Антон Фомич ему поддакивал.

Единственной кредитоспособной персоной оказалась, как то ни печально, – я. Максим Максимыч и Микиша это знали, потому и принялись «трамбовать» меня со все возрастающей интенсивностью на предмет приобретения алкогольсодержащей жидкости. Конечно, все кончилось тем, чем и должно было кончиться: я не выдержала долгих и нудных просьб и уговоров и дала денег на приобретение одного литра водки, но ни каплей больше. Микиша немедленно умчался в магазин.

А я уселась на лавке и задумалась.

По сути, мне больше ничего не оставалось, кроме как сидеть и ждать. Конечно, можно было попытаться связаться с Фомичевым по телефону и предложить ему обменять «Рено», стоявший на старой лесопилке, на Людмилу Прокофьевну. Весьма, кстати, недурная цена за сестру генерала КГБ. Но где гарантии, что Фомичев не устроит какой-либо очередной ловушки? Ведь я могу потерять все. Хотя… Все-таки выходить с Фомичевым на переговорный процесс, наверное, надо. Просто другого выхода не остается. Правда, Косинов вон уже договорился… о встрече у стадиона «Темп», в результате чего и получил надгробную плиту и железный гроб в виде сплющенного до безобразия каркаса собственной машины.

Я почти не услышала, как подкрался и сел рядом кто-то бесшумный. Я не повернула головы, но по характерному запаху кислых овчин узнала, что это Антон Кузьмич, особо ценный «кандидат словесности».

– О чем, дева, плачешь над быстрой рекой? – спросил он словами из песни слегка нараспев и потому не заикаясь. – Из-за этих двух индивидов, что ли, п-переживаешь? Напьются, что ли? Д-да им литр водки – как мертвому припарки. Здоровые ребятки. Д-да и мы с Фомичом п-поможем.

– Это хорошо, – отозвалась я. – Да вон они, вернулись. Вы идите к ним, Антон Кузьмич.

Но он не ушел. Глаза за очками поблескивали трезво и серьезно. Такого Антона Кузьмича я видела впервые.

– Я тебя узнал, – отрывисто сказал он. – Т – ты – Охотникова Женя. Ты меня, кажется, не помнишь. А я видел тебя пару раз в Москве, когда тебе было лет тринадцать или четырнадцать.

– Да? – улыбнулась я. – А я полагала, Антон Фомич, что вы никуда из Ровного и не выезжали. Да и зачем вам?

– Я – Кузьмич, – поправил меня дядька отрывисто, но потом неожиданно добавил: – Да, впрочем, ты права: это несущественно. Я слышал разговор Максима с Никифором… Твою тетку похитили, да? Людмилу Прокофьевну? Ее я тоже помню.

Вот теперь я повернулась и пристально глянула на собеседника. Маленький и пухленький дядька-алкоголик выглядел серьезно и сосредоточенно. Да, таким я его еще в самом деле не видела.

– Помните? – переспросила я. – Но позвольте, Антон Фо… Кузьмич… Как же вы ее помните? Вы… кто вы?

– Я старый друг т-твоего отца, – заикаясь заметно меньше обычного, заговорил дядька. – Ты права, что путаешь мое имя-отчество с именем и отчеством Алексея Фомича. Я специально такое имя себе подбирал, чтобы все нас путали. А на самом-то деле меня зовут Андрей Петрович. Долинский я.

Я едва не свалилась с лавки. Долинский! Легендарный разработчик «гена регенерации», знаменитый ученый, доктор биологических наук и лауреат многих премий. Человек, который неожиданно ушел из большой науки и вообще пропал из виду. Долинский, который, как думали многие, давно уже живет где-нибудь за океаном и трудится в закрытой лаборатории под названием FBI, этот самый Долинский, оказывается, живет в задрипанном поселке Ровное под видом алкаша, выдающего себя за «кандидата словесности»! Он, ученый с мировым именем, проводивший сложнейшие генетические опыты, чинит катер при помощи кувалды и не умеет гнать самогон – не может получить C2Н5ОН, простой этиловый спирт! Я вспомнила, как вздрогнул этот человек, когда в прошлую нашу встречу я упомянула фамилию Долинский. У Антона Кузьмича тогда, помнится, стакан расплескался.

Или – я покосилась на сидящего рядом со мной дядьку – у него просто-напросто белая горячка? Может, он никакой и не Долинский, а просто свихнувшийся от пьянства деревенский алкоголик? Пожалуй, такое предположение куда более вероятно, нежели заявление Антона Кузьмича о том, что он и есть знаменитый биолог, пропавший несколько лет тому назад из вида спецслужб.

Наверное, он угадал мои мысли, потому что улыбнулся и произнес:

– Вы мне не верите, Женя? Думаете, что это типичные симптомы белой горячки и надо радоваться хотя бы тому, что я выдаю себя за Долинского, а не за Наполеона или Александра Македонского? Так я могу с легкостью доказать, что я на самом деле Андрей Петрович Долинский, главный разработчик секретного проекта «Ген регенерации». Я так понимаю, что убитый недавно Косинов именно мою работу продолжал. Да не смотрите вы на меня так, Женя, что вы! Эйнштейн с его космами и сизым носом тоже выглядел как спившийся м-музыкант, игравший на сельских свадьбах. Я, конечно, не Эйнштейн, но все-таки кое-чего добился. В результате этого и сижу в такой глуши, скрываясь от мира. Вы мне не верите? Впрочем, это ваше дело. Просто мне показалось, что я могу вам п-помочь. Кажется, преемник вашего отца, г-генерал Фомичев, и есть виновник смерти Косинова? Что-то они там не поделили? Н-нелепые люди. Предполагаю, что Фомичев просто хотел п-продать полученную м-мной технологию за рубеж, да что-то помешало. С-скорее всего-то, что они не могут в-внятно продемонстрировать потенциальному покупателю, как т-теоретические выкладки п-проекта реализуются на практике. Вот, собственно, и все. И тогда… Ну, конечно, – вот для чего им нужна ваша тетушка!

Он даже заикаться перестал, когда произнес это. А из кухни в этот момент донесся крик Максима Максимыча: «Кузьмич, Женька, идите сюда, я тут притаранил та-акую обалденную вещь!» Мой странный собеседник глядел на меня в упор. Я скороговоркой произнесла:

– Что? Зачем им нужна тетушка?

– Людмила Прокофьевна является носителем генетической информации, в некотором смысле общей для вашей семьи. В своих опытах, суть которых не буду объяснять, я имел в качестве опытного образца ДНК вашего родителя, генерала Охотникова. Генетический материал – вот что им нужно… Они просто хотят скопировать мой опыт. Тот самый, единственный, который удался!

– Значит… значит, и Максима они держали в подвале не только потому, что хотели узнать от него о местонахождении «Рено» Косинова? Его генетический материал тоже мог пойти в основу опыта?

– Это очень с-сложно, Женя, – сказал Долинский. – Оч-чень сложно. Исследования, которые я вел в восьмидесятые и которые курировал КГБ в лице вашего отца… Так вот, этим исследованиям не было аналогов в м-мире. Ваш отец был уникальный человек. Он согласился провести опыт так, чтобы не пострадал никто, кроме него. До этого мы проводили исследования только на животных и на человеческом материале, практически не представлявшем уже генетической ценности, хотя и не утратившем еще обменных процессов. Проще говоря – на только что умерших, не остывших людях.

Я содрогнулась.

– Я был близок к успеху. Фантастическая идея воссоздавать, выращивать утраченные органы была близка к осуществлению, но… Нужен был последний, решающий опыт! И ваш отец счел возможным самому стать подопытным. Я сначала его не понял. Но он сказал, что если вся ответственность лежит на нем, то он должен нести эту ответственность до последнего. Не скажу, что именно мы регенерировали. Скажу только, что опыт удался, и расчеты показали, что технология, разработанная мной, в сотни раз дешевле аналогичных западных. Не округляйте глаза, Женя. Вы же сами, говорят, много в жизни повидали. Да-а, м-много создано такого, о чем пока не знают широкие массы. Я н-не удивлюсь нисколько, если узнаю, что в личном сейфе какого-нибудь ученого лежит, скажем, завершенный, опытно подтвержденный и чуть ли не сертифицированный проект – с технологией, с последовательностью сборки! – машины времени. Легко! Понимаете, Женя?