Стиг Трентер - Нынче в порфире… Страница 38

Спросить я не успел — он затормозил и вышел из машины. Перед нами был большой темный дом на маленькой улочке где-то за церковью св. Энгельбректа. Ни слова не говоря, Веспер Юнсон запер машину и вперевалку заспешил к ближайшей парадной. Я зашагал следом.

Секундой позже на лестнице вспыхнул свет и дверь отворилась, изнутри. На пороге стояла весьма упитанная старушенция. Я во все глаза уставился на нее. Хильда Таппер!

Скрипучий лифт медленно повез нас наверх. Седовласая служанка глядела в сторону, бесцветные губы непрерывно шевелились. Внезапно полицейский начальник положил руку ей на плечо.

— Блефовать нехорошо, фрекен Таппер,— сказал он дружелюбно.— Выигрываешь редко, а проигрываешь часто.

— Мне бы следовало это знать,— пробормотала она, глаза ее, к моему изумлению, были полны слез.

Она первой вышла из лифта и враскачку просеменила по лестничной площадке к одной из дверей. Пока она открывала, я успел прочитать на табличке фамилию Денер.

Мы очутились в просторном холле — зеленая лампа заливала призрачным светом старинное стрелковое оружие, рядами развешенное по темным стенам. Из полуоткрытой двери доносились голоса. Через секунду они смолкли, послышались шаги, и в холл вышла Клара Денер. Остренькое личико было бледно и напряженно, живые птичьи глаза перебегали с одного на другого. В конце концов взгляд остановился на Веспере Юнсоне.

— Он здесь,— сказала она, скупым жестом показывая за закрытую дверь в торцевой стене.— Но, может быть, вы скажете мне сначала, в чем дело? Я его мать и, полагаю, вправе требовать этого.

— Вы все узнаете, когда я с ним поговорю,— спокойно и неожиданно веско ответил он. Сделал мне знак и первым шагнул к закрытой двери. Постучал.

Я услышал тяжелые шаги, в замке повернулся ключ, и дверь открылась — на пороге стоял молодой, рослый парень. На вид лет двадцати пяти, необычайно крепкого телосложения, с массивным квадратным лицом; неопределенного цвета глаза угрюмо, исподлобья смотрели на нас.

— Юнсон, начальник уголовной полиции,— сказал мой спутник, протягивая ему руку.— Вас ведь предупредили о нашем визите.

Парень не ответил, но, неуклюже поклонившись, пропустил нас в комнату. Она была маленькая, даже высокий потолок никак не увеличивал зрительно ее размера. Прежде всего бросалась в глаза спартанская меблировка. Шкафчик, наполовину заполненный книгами, железная кровать под безукоризненно гладким покрывалом, небольшой письменный стол и несколько стульев с матерчатыми сиденьями. На голых белых стенах — ряд унылых литографий.

Веспер Юнсон без стеснения опустился на стул, скрестил ноги и вынул свой блокнот.

— Итак, вы — Винсент Денер,— сказал он, пристально глядя на молодого человека.

— Да,— буркнул тот и отбросил назад длинные волосы, которые незамедлительно вновь упали на лоб.

Я заметил, что он в перчатках, и удивился: зачем они ему?

— Братьев и сестер нет?

Парень мотнул большой головой. А полицейский начальник продолжил:

— Вам двадцать пять лет, вы неженаты и собираетесь стать актером?

— Режиссером,— угрюмо, едва слышно поправил он. Веспер Юнсон захлопнул блокнот, встал и прошел к письменному столу. Через секунду в руке у него была небольшая, в рамке, фотография белокурой девушки.

— Фрекен Исинг, верно? — холодно сказал он.

Винсент Денер стиснул широкие губы и не сказал ни слова. На щеках выступили красные пятна. Он теребил мятый коричневый пиджак, обтягивавший могучую талию, словно шкурка колбасу.

Веспер Юнсон поставил фотографию на место.

— Я понимаю, молодой человек,— мягко сказал он.— И не стану попусту терзать вас. Сядьте вон там, и мы быстренько во всем разберемся.

Винсент Денер опустился на скрипучую кровать, и начальник уголовной полиции продолжал:

— Я хочу только одного: расскажите-ка мне честно и откровенно, что вы делали вечером в понедельник с половины девятого до десяти минут десятого.

Парень побледнел. Буркнул что-то невнятное. Веспер Юнсон покачал головой.

— Я ведь знаю, что вы делали,— спокойно заметил он.— Мне просто хочется услышать подтверждение.

Винсент Денер смотрел в пол. Большие руки судорожно обхватили колени.

— У вас экзема? — продолжал полицейский.

Парень в замешательстве поднял голову и бросил взгляд на свои перчатки.

— Да,— нерешительно проговорил он.— Давно уже. Веспер Юнсон кивнул.

— И по этой простой причине вы не оставили отпечатков пальцев в квартире вашего дяди.

— После девяти я был в «Рише»,— промямлил он.

— Знаю,— невозмутимо отозвался начальник уголовной полиции.— Вы сидели в баре за столиком у окна вместе с несколькими приятелями по театральному училищу, верно?

Молодой Денер, похоже, был ошеломлен.

— Да,— подтвердил он.

— Вы знали, что ваши коллеги там, потому и зашли в «Риш». Вообще-то вы редко бываете в таких местах. Алиби себе хотели обеспечить, а?

Винсент Денер молчал. Ни дать ни взять школьник-переросток перед директором. Веспер Юнсон продолжал:

— Отпираться бессмысленно. Фрекен Таппер сегодня утром все мне рассказала.

Испуг и замешательство проступили сквозь угрюмую маску.

— Хильда? — хрипло вырвалось у него.

Взгляд полицейского был полон укоризны.

— Нехорошо с вашей стороны играть на ее преданности.

— У меня и в мыслях этого не было,— запротестовал он.

— Не объявившись, вы заставили ее лгать дальше.

— Знаю,— в отчаянии сказал он.

Веспер Юнсон смотрел на него с симпатией.

— Выкладывайте-ка все начистоту, молодой человек, спать крепче будете.

Он глубоко вздохнул.

— Мы с ребятами хотим поставить шиллеровскую «Смерть Валленштейна». Но у меня нет денег. А театральное помещение так просто не сдают, требуют финансовых поручительств.

— Вы обращались за помощью к матери?

Он горько усмехнулся.

— Мама не даст мне ни гроша. Она никогда не одобряла мое увлечение театром… Хотела, чтобы я стал офицером, как папа, или дельцом.

Веспер Юнсон кивнул.

— Понимаю. Обычная, старая песня.

— Насчет помещения я все же договорился, оставалось только внести гарантийный залог — пять тысяч крон. Я потыкался туда-сюда, попробовал собрать деньги по подписке, но безуспешно. И в конце концов подумал: а вдруг мамин брат Свен Лесслер согласится на это? Он всегда был щедр ко мне, прошлый год выручил с семестровым взносом в училище. Конечно, тайком от мамы… Ну так вот, в этот вторник владельцы помещения ждали ответа. Значит, с дядей нужно было поговорить раньше. Но дни шли, а он все сидел в горах, не возвращался. И написать я не мог — никто ведь не знал, где он находится… В минувший понедельник был крайний срок. Я позвонил Хильде — не то два, не то три раза, но о дяде по-прежнему ни слуху ни духу. В итоге она обещала позвонить, как только что-нибудь узнает. И действительно позвонила. В самом начале шестого. Сказала, что дядя наконец-то вернулся в Стокгольм. Но говорить об этом никому нельзя, даже маме.— Он скривился. — Ну, это-то было нетрудно… Когда дядя придет домой, Хильда не знала. Он ей сказал, что пообедает в городе и ждать его не надо. Но я-то не мог не повидать его в этот день, ведь назавтра надо было сообщить насчет гарантийного залога. Я здорово нервничал и понятия не имел, как поступить. В конце концов решил, что лучше всего поехать к дяде на квартиру и ждать там.

Винсент Денер умолк, ослабил ворот рубашки. Он явно был взбудоражен и чувствовал себя не в своей тарелке.

— И вы отправились на Урведерсгренд? — мягко спросил Веспер Юнсон.

Парень не отрывал глаз от выцветшего коврика возле кровати.

— Да.

— И приехали вы туда около половины девятого?

Он кивнул.

— А открыла вам фрекен Таппер?

— Да,— прошептал он.

— И что же?

— Она сказала, что дяди еще нет, но я могу подождать. Само собой, я должен помалкивать, что узнал от нее о дядином возвращении. Зашел, дескать, совершенно случайно… Я поднялся наверх, в гостиную. Немного погодя на лестнице послышались шаги…

— Минутку, — перебил Веспер Юнсон.— Вы ничего не пили в баре?

— Нет, — ответил он,— ничего спиртного. Только стакан содовой. В горле ужасно пересохло.

— Вы сели на диван у бара и выпили воду?

— Нет, поставил стакан на стойку и отошел к радиоле.

Начальник уголовной полиции присвистнул.

— Я включил пластинку. Вальс из «Кавалера розы». Чудесная музыка. По-моему, лучше ее просто на свете нет.

— И тут вы услыхали шаги?

— Да. Сперва я подумал, что это дядя, а оказалось — кузен, Гильберт Лесслер. Он спросил, что я делаю здесь наверху, но я объяснять не стал — ему-то какое дело? Он открыл бар, налил себе коньяку. Было заметно, что мое присутствие действует ему на нервы. Он все время ко мне цеплялся.