Валерия Леман - Душитель со 120 страницы Страница 38

Что ж, я уже сидел, удобно откинувшись на подушки, потягиваясь-позевывая. Если бы кто-нибудь еще поднес мне чашечку кофе, я был бы абсолютно доволен жизнью и собой и выслушивал бы плач Сони хоть до вечера.

– Сначала мы всем кагалом в полицейских тачках направились ко мне в дом, где пришлось пошариться, прежде чем благополучно обнаружились все подарки, о которых мы столько говорили в Софии. Эксперты тут же увезли все в свою лабораторию, а мы теплой полицейской компанией дружно искали мою дорогую мамочку, которая, несмотря на то что ее строго предупредили о необходимости не выходить из дома, дожидаться моего возвращения, элементарно укатила куда-то отдыхать. Как оказалось в конце концов, к старым добрым друзьям на дачу куда-то аж под Тулу. Ты можешь себе представить?

В Сонином голосе дрожали нотки праведного гнева – еще бы! Ведь на этот раз образчиком непослушания выступала не она, а ее родная мамочка, предоставив ей лишь возможность «глотать» последствия своей взбалмошности.

– Мы отправились за ней, еле-еле прорвались в дом ее друзей, подняли с кровати и уговорили ехать с нами. Видел бы ты – твой дружбан, бравый майор Лучников едва ли не на колени перед ней встал!

Соня перевела дух, а я хмыкнул, представив себе славного Петра Ивановича, опускающегося на колени перед мадам Дижон.

Между тем Соня продолжала свой отчаянный рассказ хрипловатым после всех приключений голосом:

– Привезли мамоньку в ее квартиру, где она тут же благополучно улеглась спать, а мы все вместе принялись дружно искать клатч. А его нет нигде, хоть тресни! Я готова была лезть на стенку! Твой майор не рискнул будить маму, чтобы как следует допросить по теме – даже он понял, что это абсолютно бесполезно.

Я вновь усмехнулся – да уж, что ни говори, а Петр Иванович не дурак, он «читает» людей с первого взгляда!

– И тут, слава богу, я для чего-то полезла в стиральную машинку на кухне. Сама не знаю зачем. А клатч оказался именно там! Уверена, и сама мама под пытками не вспомнит, по какому случаю сунула его именно в стиралку! Полицейские тут же свалили, наказав мне всегда быть на связи и вспоминать: может, мне Миша еще чего-нибудь дарил – как говорится, вне списка.

Я сладко зевнул:

– Бедная ты моя девочка. От души сочувствую. Зато теперь ты можешь смело ложиться спать и дрыхнуть до вечера.

– Именно так я и сделаю, – ответила Соня и тут же дала отбой.

Я хмыкнул, отбросил сотовый в сторону, встал и подошел к открытому окну.

Мир был прекрасен: мой сад цвел и благоухал, птицы дивно пели-щебетали, а славный садовник Васек Щекин мирно поливал грядки базилика, укропа и прочей зелени неподалеку от террасы.

Я порылся в шкафу, отыскал шорты и майку и вприпрыжку спустился на кухню, где уже царствовал аромат кофе, – Васек всегда заваривает первую порцию в пять ноль-ноль утра, открывая новый день.

Я, в свою очередь, заварил собственную порцию, порывшись в шкафчике, обнаружил упаковку круассанов и сунул три штуки в микроволновку. Жизнь, что ни говори, чудесная штука!

С чашкой кофе в руках я вышел на террасу, приветствовав Васька жестом поднятой рукой.

– Доброе утро! Как она, жизнь?

Шоколадный Васек тут же белозубо улыбнулся и поднял два больших пальца:

– Все отлично! Погода – дивная, настроение – отличное. Для полного счастья осталось только найти бриллиант.

Мы с ним многозначительно усмехнулись и разошлись каждый по своим делам: Васек отправился поливать овощные грядки в глубине садика, а я вернулся на кухню, планируя первоочередные задачи на день.

Для начала я позвонил сестренке, сообщив, что благополучно вернулся и, стало быть, вполне готов к труду и обороне. За свой рапорт я выслушал в ответ мини-лекцию о бездельниках, только и мотыляющихся по свету непонятно для чего, в то время как их беззащитные родные живыми трупами падают на рабочем месте. Отдельно отмечу, что последние пятнадцать минут Ольгиной речи я держал телефон на расстоянии десяти сантиметров от уха.

День продолжался. Как ни приятно было потрепаться с друзьями да родней, а пора было приниматься за дело. В моем конкретном случае – привести в порядок одежду. Ведь, что ни говори, а я вернулся домой с чемоданом, битком заполненным грязными бриджами, шортами, майками, футболками, не считая носков и исподнего.

Повторюсь: у Пенки я так и не решился организовать для себя ни банный, ни постирочный день, потому как вода в солнечной Болгарии – достаточно дорогое удовольствие, по крайней мере, для Пенки с ее скромными доходами.

Итак, покончив с кофе, я первым делом приволок на кухню чемодан и принялся извлекать из него вещи, откладывая налево – светлые шорты и майки, направо – темные, на всякий пожарный проверяя карманы и вытрясая из них смятые бумажные салфетки и носовые платки.

Разумеется, это мирное занятие настроило меня на сладкие воспоминания.

Боже мой, казалось, еще вчера я мчался в полицейском автомобиле к домику Пенки и на пороге домика неожиданно наткнулся на любовь всей моей жизни…

…Она стояла, скрестив на груди руки – сама мрачность, – хмуро глядя на меня чуть прищуренными синими глазами. – А мы уж тут вас заждались…

Что ни говори, а для меня то был шок – правда, с хорошим душком.

– …Я лечу отдохнуть в Болгарию к старой подруге и первым делом натыкаюсь здесь на тебя – официальную невесту великого Миши. Что случилось – разругались, разлетелись? Как говорится, любовь накрылась медным тазом?

– Успокойся. Уж кто-кто, а ты-то должен знать, что я вряд ли когда-нибудь выйду замуж. Я – по натуре классическая одиночка, не могу вытерпеть рядом с собой никого больше двух суток.

– Положим, я в курсе. А как к этому отнесется твой Миша?

– Не твое дело…

Странно – тогда я то злился, то мучился ревностью, а теперь вспоминал все это с улыбкой, как нечто славное и милое.

Порозовевшее от эмоций лицо Сони, ее дивно сверкающие глаза. Как поется в песне: «Ах, какая женщина! Мне б такую…»

Я усмехнулся и проверил очередные бриджи, что дало повод продолжить ностальгические воспоминания: в заднем кармане оказалось алое плюшевое сердечко. Да, с ним был связан особенно эффектный эпизод!

…– Давай наедайся от души! А потом соберись в дорогу как положено: не забудь упаковать чемодан Мишиных подарков – все точно по списку!

– На твоем месте я бы лучше помолчала: уж твои-то подарки легко перечислить по пальцам, причем – на одной руке.

– Ну, конечно, я ведь не имею папу в Арабских Эмиратах!

– Ты имеешь наглость постоянно тыкать мне своими претензиями и ехидно все комментировать. И при том ты якобы страдаешь от любви. Господи, какая любовь?! Ты и понятия не имеешь о любви!

– Конечно, куда мне до любвеобильного Миши!

– Оставь его в покое!

– Да он мне сто лет не нужен! И, поверь мне на слово, спустя энное количество лет и ты ему не будешь нужна, даже с солидной доплатой!

Соня издала некий звук, похожий на рычание и, поискав взглядом, чем бы запулить в меня, цапнула первое подвернувшееся – плюшевого мишку с полки, что есть сил швырнув его мне в лицо:

– Заткнись ты, ради бога!

Разумеется, этот мягкий снаряд не нанес моей физии серьезного вреда, но я, получив запал, оторвал у мишки бархатное сердечко и потряс им:

– Сердце – мое, а бессердечного Мишу я возвращаю тебе. Получите!

И мишка полетел в Соню, малость сбив ей прическу.

– Придурок!

Мишка вновь полетел в меня.

– Сама дура безмозглая!

Несколько секунд я молча сидел, ностальгически разглядывал мягкое сердечко, а в моей голове все повторялись рефреном простые слова: «Бессердечный Миша… Бессердечный Миша…» Почти тут же откуда-то из закоулков памяти вдруг всплыл другой эпизод: Миша с прижатыми к груди руками, с отчаянным взглядом, в роскошном «Феррари» перед домом Пенки…

– …Соня, прошу: дай Мыша любовь, только любовь! – он едва не плакал. – Есть Мыша, нет любовь!

«Мыша – любовь… Мыша – любовь…» – я несколько раз повторил два этих самых обыкновенных слова, прежде чем их подлинный смысл в одно мгновение стал мне ясен и понятен.

«Мыша» – это вовсе не сам Миша Альмасли, а тот самый плюшевый мишка, что летал между мной и Соней, как футбольный мяч, тот самый, что Соня, судя по всему, и не считала подарком всерьез!

«Любовь» – это вовсе не чувство, которого Миша домогался от Сони, а вот это самое сердечко, что я оторвал при нашей баталии!

«Есть Мыша, нет любовь» – эта фраза вовсе не являлась плачем влюбленного, но всего лишь констатацией факта: у плюшевого мишки, что так и сидел на полке в кухне Пенки, было оторвано сердце!

Итак, все просто – Миша вовсе не умолял Соню о любви, он всего лишь со своим оригинальным акцентом просил вернуть сердечко плюшевого мишки, которого он настойчиво причислял к своим подаркам, ведь именно с него и начинался список: «Мыша – Любовь!» А я, наивный чукотский юноша, полагал, что Альмасли ставит свое имя как дарителя во главе списка!