Медвежий край - Дарья Андреевна Кузнецова Страница 38

Вернулась, стоило отойти на сотню шагов. А ещё через полсотни девушка обернулась и растерянно замерла.

– А где?..

– Что такое? – через плечо бросил Сидор, шагавший впереди, и Бересклет поспешила нагнать.

– Странное место, – поделилась она наблюдением. – Шкура исчезла.

– За стлаником не видно, – отмахнулся Березин не глядя.

Спорить Антонина не стала, хотя и согласиться не могла. Что это за стланик такой, если он волчьи шкуры заглатывает? Потому что она отчётливо видела каменистый выступ, на котором ещё минуту назад топорщился буровато-серый мех. Убедить себя, что шкура просто упала, не вышло: погода стояла почти безветренная, отчего бы!

Впрочем, разумное объяснение нашлось: шкуру мог стащить какой-то зверь. Здешний животный мир Антонина знала плохо, но должны же существовать в нём какие-то пожиратели падали. Этим вроде бы не брезгали медведи… Медведя бы она заметила, но, может, и ещё кто помельче водится? Лисицу в стланике попробуй разгляди!

Успокоив себя, Антонина окончательно сосредоточилась на дороге и больном. И, конечно, уже не видела, как туман возле останцев собрался в пару причудливых фигур, напоминающих людей, только у первого было три руки, а у второго – всего одна. И перекошенных жутких их лиц тоже не видела. Наверное, к лучшему.

С этим пациентом не осталось выбора, кроме как открыть больничные двери. Если ребёнка Антонина, пусть и не желала этого, ещё могла бы выхаживать у себя дома, то постороннего мужчину, ещё и в таком состоянии, – точно нет. Да она попросту не справится с ним одна! Требовался кто-то, кто мог его ворочать, чтобы для начала обмыть, и после приглядывать, не может же она несколько суток провести без сна над его постелью. Вообще-то, с этим должен был помогать фельдшер, но она не представляла, как заставить его исполнять свои обязанности.

Всерьёз озаботиться решением этого вопроса Бересклет не успела, в больнице всё взял на себя Сидор. Помог донага раздеть больного в операционной и тщательно его отмыть, раздобыв горячей воды: ворочать рослого и крепкого охотника ему не составляло труда. А потом, пока Антонина возилась со стерилизацией всё-таки найденной исправной капельницы и готовила раствор, привёл фельдшера, который по-прежнему не горел желанием работать, но выглядел на удивление куда приличнее. Чище, опрятнее, да и халат то ли раздобыл новый, то ли старый постарался отстирать. И кое-какие медицинские познания продемонстрировал: опознал дыхательные мехи и работать с ними умел.

Убедившись, что подконвойный Томский понял задачу и спорить не намерен, Сидор извинился и отбыл в поселение на другой берег. Антонина, конечно, расстроилась, что не сумела поехать с ним, но не обиделась. Чай, не увеселительная прогулка, а дела служебные – и у него, и у неё. Как бы ни хотелось отпереться от врачебных проблем, но не бросать же больного, тем более ей уже и жалованье за эту работу положили.

Горлосечение Антонина выполняла увереннее, чем другие процедуры над прошлыми немногочисленными живыми пациентами. Саранский в своём нынешнем состоянии куда больше напоминал привычный рабочий материал, и прежнего волнения на грани страха она не испытывала, наверное, оттого, что охотник уже был одной ногой в могиле, навредить ему такому сложно.

Мехи не просто имелись, а были неплохими и достаточно новыми, с возможностью подключить электрический привод – если бы, конечно, электричество имелось в больнице. Томский, не без любопытства наблюдавший за действиями Антонины, с неожиданной охотой рассказал, что покойный Лаврентьев мечтал о том, чтобы присоединиться к единственной крошечной угольной электростанции, которая питала здание с телеграфом и порт, и градоначальник как будто не возражал, но до конца дело не довели: врач умер, и идея оказалась похоронена вместе со своим родителем.

Чем больше Антонина узнавала об этом человеке, тем более симпатичным он казался и тем сильнее она сожалела о его кончине и что им не довелось познакомиться.

С устройством пациента на временном месте жительства пришлось повозиться достаточно долго, но зато и результат получился выше всяких похвал. В просторной и по-приятному прохладной палате стояла пока только пара коек, хотя без особой тесноты могло вместиться и шесть, и даже восемь, но с мебелью имелись сложности, её тоже пришлось выписывать с материка. Зато собранные всем миром подушки помогли уложить Саранского полусидя – для облегчения дыхания. Пока лёгкие его справлялись самостоятельно, так что мехи оставили рядом на всякий случай. Бутыль капельницы висела на высокой трёхногой стойке, присосавшись толстой коричневой трубкой с иглой на конце к безвольной руке.

Конечно, при таком пациенте нечего было и думать о том, чтобы вернуться домой и преспокойно заниматься другими делами. Заключённое через посредство Березина перемирие с фельдшером благополучно продолжилось его согласием помогать, так что он без особого неудовольствия отпустил Антонину поесть, выдохнуть после дороги, переодеться и прихватить из дома некоторые нужные мелочи, потому что ночь предстояло провести в больнице.

Пациента на Томского девушка оставляла с тревогой. То ли проблемой охотника он проникся сильнее, чем детским переломом, то ли простые и точные инструкции подходили куда больше невнятной угрозы, но в этот раз не огрызался и вёл себя не в пример достойнее. Это, с одной стороны, приободрило, но с другой – вызвало опасения. Вряд ли фельдшер попытается сейчас что-то украсть из больницы, но мало ли! Но выбора у Антонины не было, пришлось довериться.

– Добрый день, сударыня! – На выходе из больницы к девушке торопливо подошёл незнакомый мужчина в распахнутом плаще поверх синего костюма-тройки. Определённо этот человек не был из охотников или рыбаков – и осанка, и манера держаться, и тонкие перчатки выдавали человека, занятого куда более чистым делом. – Простите, это ведь вы врач, Антонина Фёдоровна?

– Добрый день. Да, верно. Что-то случилось? – насторожилась она.

– Нет, ничего такого. Вы, верно, заняты и устали, а я задерживаю… Вы куда-то шли?

– А вы?..

– Прошу прощения! Верхов Эдуард Олегович, я здесь учителем служу при школе. – Он раскланялся, поцеловал барышне руку, та в первый момент растерялась даже, настолько успела за месяц отвыкнуть от подобного обхождения. – Я бы хотел узнать, как здоровье Андрея Саранского. Позвольте, я вас провожу? – спохватился он.

– Идёмте, – задумчиво кивнула Бересклет, разглядывая неожиданного знакомца. От Сидора она уже многое о нём слышала, и теперь интересно было составить личное впечатление. – Саранский в тяжёлом состоянии, но у него есть шансы.

Прозвучало весьма обтекаемо и общо, но даже задайся она такой целью, вряд ли сумела бы найти более точный ответ. Наверное, на её месте и опытный врач не спешил бы с прогнозами и обещаниями.

– Чудо, что его удалось найти! Будем надеяться, дальше удача не отвернётся. – Хмурясь, учитель качнул головой.

– Вы очень переживаете о нём, – заметила Бересклет. – Вы друзья?

Это был хороший повод гордиться собственным самообладанием: она и взглядом не выдала, что знает об учителе Верхове больше, чем узнала прямо сейчас, да и о сложностях между ним и охотником осведомлена.

Но учитель, если что-то такое и было, тоже мог гордиться своей выдержкой и актёрскими талантами: его сочувствие и волнение выглядели искренне. Или волновался он оттого, что соперник выжил?

– Не могу сказать, что так, но… Жуткая зараза, очень жуткая! Я до сих пор помню, как покойный Лаврентьев стращал всех горожан этой напастью, и так у него выходило наглядно, что я, признаться, долгое время ел через силу. Со свежими продуктами здесь небогато, из овощей –