Владимир Угрюмов - Рожденные перестройкой Страница 39

У меня, как и у большинства моих приятелей, не было заложено в генах карьеризма, подхалимства и тому подобного дерьма, которое выводит людей на высокие орбиты. Меня выгнали из пионеров, куда я никогда не стремился, и выгнали, конечно же, за драку. Я не вступил в комсомол, потому что не любил вступать в любое дерьмо на дороге, хотя активисты даже пытались заставить это сделать, пугая всяческими неприятностями, поджидающими меня в более взрослой жизни, если не получишь право быть младшим другом больших ублюдков с книжечками КПСС. Мне было плевать на коммунистов в любом их проявлении, потому что уже тогда я знал, как они поступили с моими предками. Из нашей фамилии расстреляли многих только за то, что они до большевиков верой и правдой служили Отечеству, России. Естественно, что дорога в верха мне была заказана изначально. Так было при коммунистах, при советской власти.

В тот день мы собирались с парнями пойти на танцы в медицинское училище. Вечер обещал быть отличным. Готовились к нему уже с утра. Днем парни сбегали в магазин и купили батарею дешевых "фугасов", или, как иначе называли, восьмисотграммовые бутылки вермута, - огнетушителей.

До конца занятий мы, конечно же, не досидели и рванули на квартиру к пацану, у которого родители уехали на пару дней в деревню, чтобы посадить на своем участке картошку. Пьянка получилась грандиозной и веселой. К пяти часам вечера мы уже чувствовали себя самыми крутыми пацанами в мире и возбужденной толпой почти в двадцать человек отправились к медичкам.

У девчонок, оказывается, была приглашена какая-то городская рок-группа, и при живой музыке куража прибавилось в сто раз больше. Я выбрал себе светленькую девушку с отличной фигуркой и милым личиком. Одета она была в пышное белое платье, которое кокетливо открывало ее аппетитные ножки выше колен. Девчонку звали Катя, и она жила у своей бабушки в городе подальше от родителей.

С Катей мы стали целоваться в полумраке зала со второго медленного танца. Затем ушли на какой-то этаж и забились в самый темный угол, где я страстно распотрошил Катину одежду, излазив девчонку от и до. В конце концов я разложил ее прямо на полу коридора, оттрахал так, как мне этого хотелось. Катя хотела того же, но девушка была достаточно пьяна, и я удивился, когда почувствовал, что она отдается мне еще девочкой. Это меня раззадорило еще больше. Мы совсем забыли о продолжающемся вечере.

Вернулись в зал только спустя два часа, когда музыканты уже свинтили, а танцы продолжались под магнитофон. Катя отошла к своим подружкам, чтобы посплетничать о том, что с ней только что произошло, и тут ко мне подбежали двое наших парней.

- Антоныч! Там технарские нашего Кешу отметелили!

Технарские - это парни из техникума холодильной промышленности, которые тоже забрели на вечер.

Мы спустились на первый этаж, где в спортзале и произошла разборка. Народу здесь оказалось больше, чем нужно.

Ругань, мат, но драки не было. На матах, сложенных в углу, весь в крови лежал мой лучший друган Кешка. Он был уже в полном отрубоне и дышал совсем паршиво, прерывисто, со свистом. Может, отбили легкие, а может, сломали ребра. Кеше срочно была нужна скорая помощь.

- Колесо! - сказал я стоявшему рядом со мной пацану. Нас тут же обступили наши ребята. - Дуй к телефону и вызывай скорую!

- Сейчас, Антоныч! - кивнул приятель и пулей вылетел из зала.

Я повернулся к кучке парней, стоявших под баскетбольным кольцом. Их было там под тридцать человек, то есть технарские были явно в численном перевесе. Засунув руку в карман куртки, нащупал там выкидуху. Этот нож с мощно вылетающим из рукоятки лезвием подарил мне один старый зек, просидевший в лагерях почти семнадцать лет. Я подошел к толпе чужаков. Те, увидев, что к ним приближаются, тут же начали перегруппировываться. Старшего в той команде я выделил сразу. Длинный здоровый парень, пошире меня в плечах и выше головы на полторы.

- Ты! - сказал я здоровяку. - Пойдешь со мной!

Технарские угрожающе загудели.

- Один на один! - согласился парень. Наверное, мой вид не представлялся ему грозным.

- Именно!

Но не успели мы сделать и нескольких шагов, как в голове у меня взорвался фейерверк искр и свет погас. Очнулся я почти сразу, но уже лежа на полу. Мотая головой и придерживая ушибленную скулу, приподнялся.

Технарские поснимали ремни с остро заточенными пряжками. У некоторых из них были цепи от мопедов или мотоциклов. У наших парней такого хозяйства с собой не было, поэтому мои корешки замерли, не решаясь начинать неравную драку.

Здоровяк встал надо мной, усмехаясь во всю свою пасть.

- Щенок ты еще! - заржал он презрительно. - Ну что, рискнешь еще разок?!

В левой руке у него был зажат кастет, но кастетом он меня точно не долбанул, иначе лежать бы мне там тихо и долго до приезда скорой. Поднявшись на ноги, я с трудом пересилил накатившую в голову муть. Ударила эта сволочь подло. Так, наверное, они отмудохали и Кешу. Но тут прибыла скорая помощь, и технарские свалили от неприятностей с милицией.

Я забрал свою новую знакомую и мы еще сходили всей толпой, купили у таксистов водки. Пили ее в каком-то парке, а утром я проснулся у Кати в постели.

До училища добрался только во второй половине дня. В группе меня с ходу огорошили паршивым известием: Кеша ночью умер на операционном столе. Это был удар для всех нас. Таким образом у нас не заканчивалась еще ни одна разборка.

Кто-то из парней сказал, что Кешу отметелил именно тот здоровяк, от которого и я сам получил по морде. А ведь Кеша был раз в двадцать слабее этого типа!

Парни принесли вина, и мы, наплевав на мастера группы и на учителей, выпили в классе, помянув друга.

Я пошел один. Мне уже давно было понятно, что серьезные дела нужно делать в одиночку. Можно, конечно, и с товарищами, но это должны быть очень проверенные парни. В своих приятелей я верил, но не настолько.

Возле техникума я прождал около двух часов, пока наконец не заметил в толпе выходящих из здания знакомого мне здоровяка. Сначала я ехал за ним на трамвае, затем на метро.

К своему дому здоровяк подходил уже один. Быстро оценив обстановку во дворе девятиэтажки, я заскочил за парнем в подъезд.

В подъезде возле лифта никого, кроме здоровяка, не было. Когда я оказался рядом с ним, он в изумлении лишь раскрыл глаза. Щелчок мощной пружины, сильная отдача в кисти при выбросе лезвия. Здоровяк от страха даже не смог нормально среагировать, а я и не ждал его реакции. Лезвие еще не успело зафиксироваться на стопоре, как я ударил парня в живот. Он громко пернул, испортив воздух перед лифтом. Выдернув нож, я снова всадил его в здоровяка, целясь уже в солнечное сплетение. Здоровяк не издал больше ни звука и, закатив глаза, стал заваливаться на стенку. Третий удар был проведен точно в горло. Мне запомнились только мгновенно намокшие от мочи штаны пацана и вонь испражнений: тот обделался сразу после первого моего удара.

Затем я куда-то долго бежал, пока не оказался у грязного безымянного ручья. Все руки у меня были в крови. Я долго их отмывал и еще дольше блевал в ручей. Кажется, я тогда отхаркал себе все, что мог. Грудь потом болела дня два.

Никто и никогда в последующем точно не узнал, что это я убил того парня, который в свою очередь убил моего друга. Я отомстил. К нам в группу приходил мент, да так и не смог выбить никакого признания от парней. Нас и после всех тягали на допросы и даже какие-то свидетели пытались меня опознать, но безуспешно.

Вся группа была уверена, что это я замочил здоровяка, но никто так и не спросил меня об этом напрямую. Лишь один раз Колесо высказался.

- Ты очень изменился после всего, Антоныч, - покачал он головой, когда мы с ним выпивали недалеко от железной дороги, прогуливая две пары математики. - Наверное, убивать нелегко.

Я тогда ничего ему не ответил. Но после никто об этом со мной не говорил.

Глава двадцать восьмая

- Антоныч! Антоныч! - слышу девичий голос, как бы издалека.

Открываю глаза. Кажется, я заснул.

- Задремал вроде, - говорю смеющимся надо мной девчонкам. - Что там у нас дальше?

- Ну и кавалер у нас! - хохочет Беленькая. - Настоящий султан! Спит среди хорошеньких жен и в ус не дует!

Намек ясен. Сейчас я немного приду в себя, и эта девчонка узнает, на что способен Антоныч, когда у него в руках хорошенькая студентка.

Пьем коньяк, как водку, закусывая бутербродами с икрой. За час девчонки напились и стали распевать современные шлягеры, которые в их исполнении звучали словно боевой клич индейцев на тропе войны.

Загружаю их в машину и везу в арендованный мною дом. Шумной компанией вваливаемся в мое жилье. Пока девчонки обживаются, я перетаскиваю из машины все наши покупки на кухню.

Затем мы выпиваем снова. Девушкам уже стало жарко, и они почти разделись. Забираю Беленькую и веду ее в спальню. Минут через тридцать возвращаюсь за Черненькой. Она почти заснула на диване в гостиной.