Ричард Фримен - Око Озириса Страница 39

Конечно, это не был сам Хёрст, потому что его узнала бы служанка. Следовательно, это мог быть либо Годфри Беллингэм, либо м-р Джеллико, либо какое-нибудь другое лицо. Так как газеты не упоминали ни о каких других лицах, то я сосредоточил свои рассуждения на двух упомянутых.

Во-первых, Годфри Беллингэм. Неясно было, знала ли его служанка. Я предположил, как потом оказалось, неверно, что не знала. Но для чего ему было играть роль своего брата? Ведь преступление еще не было совершено. Для этого было слишком мало времени. Ему надо было оставить Удфорд раньше Джона и отправиться в Черинг-Кросс. И даже, если он совершил убийство, ему ни к чему было предпринимать такие шаги. Ему следовало бы оставаться в покое и делать вид, что ничего не знает. Все эти соображения говорят против того, чтобы изображавший Джона Беллингэма был его брат.

Тогда мог ли это быть м-р Джеллико? Ответ на этот вопрос заключается в ответе на следующий: какая была цель этой игры?

Что заставило это неизвестное лицо появиться в качестве Джона Беллингэма и вслед за тем исчезнуть? Цель здесь могла быть только одна, а именно: зафиксировать день исчезновения Джона Беллингэма — создать определенный момент, когда его видели последний раз живым.

Если бы м-р Джеллико убил Джона Беллингэма и спрятал его тело в футляр мумии, то первое время он был бы в полной безопасности. В продолжение месяца или несколько долее исчезновение его клиента не было бы замечено. Но позже, так как Джон Беллингэм не возвращался, могло начаться расследование, и тогда выяснилось бы, что никто не видел Беллингэма после того, как тот ушел из Куин-Сквер. Тогда было бы отмечено, что последним, с кем его видели, был м-р Джеллико. Далее, следует вспомнить, что мумия была доставлена в музей несколько времени спустя после того, как исчезнувшего человека видели живым последний раз. И, таким образом, возникло бы подозрение и последовало бы роковое расследование. Но, предположим, что подстроено было так, как будто бы Джона Беллингэма видели в живых более чем через месяц после его свидания с м-ром Джеллико и через несколько недель после доставки мумии в музей. Тогда м-р Джеллико не мог считаться причастным к этому исчезновению и был бы в полной безопасности.

Тщательно обсудив эту часть газетного отчета, я пришел к заключению, что таинственное происшествие в доме м-ра Хёрста могло иметь одно только объяснение, а именно, что посетителем был не Джон Беллингэм, а кто-то другой, изображавший его, и этот кто-то был м-р Джеллико.

Прошло почти два года, пока я услышал опять кое-что об этом деле. Теперь сведения дошли до меня через доктора Барклея, и я ознакомился с новыми фактами, которые я рассмотрю в том порядке, в каком они мне стали известны.

Прежде всего новое освещение делу дало завещание. Прочтя документ, я почувствовал, что тут что-то неладно. Очевидным желанием завещателя было передать все имущество брату, тогда как форма завещания была такова, что совершенно определенно устраняла этого наследника. Передача имущества устанавливалась пунктом о погребении — пунктом вторым. Распоряжение похоронами обычно возлагается на душеприказчика, которым оказывался м-р Джеллико. Таким образом, завещание ставило распоряжение наследством под контроль м-ра Джеллико, хотя его действия и могли быть оспариваемы.

Дальше, что завещание, хотя и написанное Джоном Беллингэмом, составлено было в конторе м-ра Джеллико, как доказывает тот факт, что два клерка этой конторы подписались в качестве свидетелей. М-р Джеллико был поверенным завещателя и настаивать на точном выполнении завещания было его обязанностью. Очевидно, он поступил не так, и это заставляет предполагать какое-то соглашение между ним и Хёрстом, который был бы в выигрыше при неточном исполнении завещания. Вот тут-то и таится какая-то странность: ответственным лицом за точность исполнения являлся м-р Джеллико, а выиграл от этого Хёрст.

Все это указывало на м-ра Джеллико, как на активное лицо в сокрытии тела и, по прочтении завещания, я стал уже определенно подозревать его в совершении преступления.

— Вы не составили себе решительно никакого мнения относительно мотивов преступления? — спросил м-р Джеллико спокойным, бесстрастным тоном, как если бы обсуждалось какое-нибудь крупное судебное дело, к которому у него был чисто профессиональный интерес. Вообще его бесстрастное внимание, подчеркиваемое легкими знаками одобрения при всяком ярком пункте аргументации Торндайка, было самой поразительной чертой в его поведении в течение этой странной беседы.

— Мнение я себе составил, — отвечал Торндайк, — но оно было чисто теоретическое, и я бы никогда не мог подтвердить его. Я узнал, что назад тому лет десять у м-ра Хёрста были затруднения, и что он неожиданно получил большую сумму денег неизвестно каким путем и под какое обеспечение. Я отметил, что это обстоятельство совпало по времени с составлением завещания, и заподозрил тут какую-нибудь связь. Но ведь это было только предположение. Я не мог ничего доказать. Так я и не открыл мотивов м-ра Джеллико, не знаю их и теперь.

— В самом деле не знаете? — сказал м-р Джеллико как будто несколько живее. Он отложил окурок своей папиросы и, выбирая другую папиросу из портсигара, продолжал:

— Я думаю, что это самая интересная черта вашего замечательного анализа. Она делает вам честь. Отсутствие мотива показалось бы большинству роковым препятствием к теории, так сказать, судебного преследования. Позвольте приветствовать постоянство и твердость, с какими вы доискивались действительных очевидных фактов. — Он торжественно поклонился Торндайку (который ответил на поклон с такой же торжественностью), закурил другую папиросу и опять откинулся в кресло в спокойной позе человека, внимательно слушающего лекцию или музыку.

— Так как не было достаточных доказательств для действия, — продолжал Торндайк, — то ничего не оставалось, как ждать новых фактов. При изучении целого ряда преступлений, совершенных с большой предусмотрительностью, выявляется почти неизменно одна характерная черта. Осторожный убийца, стараясь обеспечить свою безопасность, хватает через край. И вот эта излишняя предосторожность и выдает его. Это случается постоянно, можно сказать — всегда, в тех преступлениях, которые были открыты. О тех, которые остались нераскрытыми, мы ничего не можем сказать. Я твердо надеялся, что так случится и в этом деле. Так и случилось.

В тот момент, когда дело моих клиентов казалось почти безнадежным, части человеческого скелета найдены были в Сидкепе. Я прочел об этом в вечерней газете. И как ни скудно было сообщение, оно давало мне достаточное количество фактов, убедивших меня, что неизбежная ошибка сделана преступником.

— Да что вы? — сказал м-р Джеллико. — Простое неопытное репортерское сообщение. Мне бы оно показалось ничего не стоящим с научной точки зрения.

— Таково оно и было, — отвечал Торндайк. — Но оно все же сообщало время и место открытия, а также упоминало, какие кости найдены.

Вид костей заставлял предполагать, что тело разлагалось в очень сухой атмосфере, и что части его были оторваны или отломаны. Что связки скелета были ломки — это доказывается отделением кисти руки, которая, вероятно, оторвалась случайно. Но единственный род трупа, вполне соответствующий описанию, — это египетская мумия. Мумия, правда, сохраняется хорошо, но если ее выставить на воздух в нашем климате, она быстро разрушается, так как разлагаются и связки.

Предположение, что эти кости были частями мумии, естественно, вело к подозрению, падавшему на м-ра Джеллико. Если он убил Джона Беллингэма и скрыл тело в футляре мумии, то у него оставалась самая мумия, и эта мумия подверглась влиянию воздуха и неосторожному с ней обращению.

Интересно, что среди останков не хватало безымянного пальца. Бывали случаи, что пальцы отрезались от мертвых тел ради бывших на них колец. Целью было — сохранение ценного кольца неповрежденным. Если это была рука Джона Беллингэма, то здесь была другая цель — устранить предмет, по которому можно было бы узнать труп. Это легче всего было бы сделать, сняв или распилив кольцо. Значит, здесь была другая цель? Может быть. Если бы стало как-нибудь известно, что Джон Беллингэм носил кольцо на этом пальце, и особенно, если оно сидело плотно, то устранение кольца создало бы впечатление, что это сделано ради кольца, по которому труп можно было бы узнать. Но если м-р Джеллико был убийцей и спрятал тело в другом месте, то возникло бы неопределенное подозрение, чего он и желал, а не очевидное доказательство, чего он избегал.

Впоследствии выяснилось, что Джон Беллингэм носил кольцо на этом пальце и что оно сидело очень плотно. Отсюда следует, что отсутствие пальца было добавочным пунктом, запутывающим м-ра Джеллико.

А теперь сделаем краткий обзор этой массы доказательств. До сегодняшнего открытия у меня не было ни одного очевидного факта, ни одного ключа к мотивам преступления. Но как ни слабы были отдельные улики, все же они ясно указывали на одно лицо — м-ра Джеллико. Итак…