Михаил Март - Спиной к стене Страница 39

– Вы значитесь у нас как коллекционер, которого ограбили семь лет назад и поначалу мне было неизвестно, что Инга ваша дочь. Я знаю, кто вас ограбил…

– И я знаю. Оттого и забрал свое заявление назад, – остановил его старик. – Кочергин Никита вернул коллекцию, когда узнал, что обчистил отца девушки, которой заморочил голову. Наглец высшей пробы. Он явился ко мне, положил альбом с марками на стол и заявил: «Ограбление остается в силе – я возвращаю вам марки, но краду у вас дочь. Мне приглянулось это талантливое чудовище, я сделаю из нее настоящую женщину, вам будет за нее не стыдно. Зная ваши религиозные предрассудки, готов венчаться в костеле. Мне все равно. Я не верю ни в Бога, ни в дьявола. Я верю только в себя!» Я его не слышал, эти слова всплыли в моей памяти много позже. Я видел стоящую рядом с ним Ингу. С каким трепетом она смотрела на него, прижимаясь к его плечу! Мои протесты ни к чему не привели. Тогда я сказал дочери, что пока она будет женой бандита, я для нее не отец. Она в любое время может вернуться в дом, но только одна. Она не вернулась. Прошло семь лет.

– Тем не менее вы пишете ей письма.

– Кроме Инги, у меня никого нет на этом свете.

– Никита сделал вашу дочь сообщницей. Теперь за ней числится не меньше преступлений, чем за Кочергиным.

– А ведь у нее была чистая душа и светлые мечты.

– Я пришел сюда, Ян Фридрихович, потому что вам грозит смертельная опасность.

– Мне давно уже ничего не страшно. Часом раньше или позже, не имеет значения.

– Пусть так. Но в этом тяжком преступлении обвинят вашу дочь. Тогда она неминуемо получит пожизненное заключение.

– Вы думаете, у Инги поднимется рука на отца?

– Я не думаю, что она понимает смысл слова «отец». Вы последний, кто знает правду. Решение принимает не она. – Мякишев положил на стол письмо. – Его читал муж Инги. Этим письмом вы сами себя приговорили, они не оставляют свидетелей живыми.

Старик с трудом приподнял руку и указал на тумбочку в углу комнаты. Мякишев нашел на ней телеграмму.

«Встречай пятнадцатого в десять на вокзале. Блудная дочь возвращается домой. Инга».

– По вашу душу едет. Почему она просит вас встретить ее? В качестве носильщика?

– У меня машина, я до сих пор сажусь за руль.

– Вот оно что. Значит, можно не заезжать домой. Быстро обстряпать все в машине у вокзала и сесть на отъезжающий поезд.

– Я вам не верю.

– Ясное дело, вы отец, а я полицейский. У вас есть черный ход?

– Есть. На кухне. Лестница выходит во двор.

– Отлично. На вокзал повезу вас я. Ваша машина сломалась, вы взяли такси. Поставьте дочь перед фактом, когда подведете к машине, ей ничего не останется, как сесть в нее. Дверь черного хода должна быть открыта.

– Что вы задумали?

– Спасти вам жизнь и предотвратить преступление, которое окончательно погубит жизнь Инги. Если, конечно, она приедет и ее не возьмут раньше.

– Боже милостивый! Я не верю собственным ушам.

Мякишеву показалось, что старик уже не поднимется с кресла.

Вербицкий зашел в купе, когда пассажир занес свои чемоданы. До отхода поезда оставалось десять минут.

– Здравствуйте, господин Калиновский. Собрались в Санкт-Петербург?

– Собрался. Но не был уверен, что доеду. Слишком долго собирался, грызли сомнения.

Вербицкий присел напротив.

– И все же недооценили нас. Зря. Ваш портрет попал ко мне в руки месяц назад. Могу заверить вас, что и тогда уже было поздно уезжать. Когда вы с Никитой обчищали сейф Солюса, под кроватью прятался мальчишка, талантливый художник. Он великолепно нарисовал портреты взломщиков, а сейчас приехал к нам на опознание. Сначала я не думал, что вы бросите все награбленное и уедете налегке. Потом понял: трехтомный справочник Солюса – вот ваше главное богатство. Два десятка коллекционеров, которых вы успели обчистить, – капля в море. Каталоги, как я догадываюсь, с вами.

– Ищите.

– Значит, успели переслать. Но кому вы можете доверять? Без трехтомника вы не нужны партнерам.

– Вы не правы. Поясню вам, не для протокола. Первым к коллекционеру иду я. Увидев сейф, решаю, можно ли открыть его быстро и легко, а главное – как. Сегодняшние сейфы «гусиной лапкой» не откроешь. Без меня им не обойтись. Близок локоток, да не укусишь! А сигнализация? Сегодня одной ловкости мало.

– Я думаю, каталоги вы отправили посылкой в Питер на собственное имя. Вашей партнершей может быть только Инга. Умная женщина, но вы и ей не доверяли.

– Да. Она непредсказуема. Я слышал, вы ее так и не нашли?

– Найдем. Почему мы вас не трогали? Хотели узнать, куда вы купите билет. Это только так кажется, что в большом городе легко затеряться, но, имея копию вашего каталога, нетрудно просчитать, к кому вы наведаетесь в гости и где вас ждать. Зачем же вас искать, если вы сами придете.

Поезд тронулся.

– Вы меня не собираетесь ссаживать? – удивился Калиновский.

– Состав притормозит у переезда, где нас ждет машина. А пока мои ребята проверяют купе проводников, которые за небольшую плату готовы транспортировать наркотики. Калиновский вздрогнул.

– Что, Игорь Викторович, попал в десятку?

– Сдаюсь. Ваша взяла. Но с Ингой у вас такой фокус не пройдет.

Поезд прибыл вовремя. Мякишев стоял в сторонке и не сводил глаз со старика. На перроне появилась Инга, расцеловала папочку. Опять блондинка, опять неотразима. Отец и дочь направились к выходу. Инга надела темные очки, повязала косынку на голову. Мякишев понял – не хочет, чтобы ее запомнили.

Подполковник обогнал их на площади и сел за руль такси. Вскоре подоспели и Ландсберг с дочерью. Женщина не могла скрыть растерянность. Немного помешкав, она села в машину. С собой у нее был только маленький чемоданчик. Старик назвал по-латышски адрес, но Сергей знал его, и не имело значения, на каком языке с ним говорили.

По дороге Инга много смеялась, о чем-то рассказывала. Доехали быстро. Пассажиры зашли в подъезд. Мякишев отъехал на несколько метров, бросил машину и побежал во двор. Спотыкаясь, взлетел на третий этаж и приоткрыл дверь черного входа. Дальше пришлось идти на цыпочках по ковровой дорожке, купленной специально для этого случая.

В гостиную он попал через соседнюю комнату. Старик сидел в кресле, а Инга стояла в двух метрах и накручивала глушитель на ствол. Успел!

– Брось пистолет, Мэла! Извини, я привык к этому имени. – Мякишев целился ей в голову. – Глупо стрелять в покойника, – с грустью сказал он, взглянув на Яна Фридриховича. Твой отец мертв.

Инга бросила оружие на пол.

– Ну вот, видите. Он уже ничего не скажет, а я никого не убивала.

– Его показания запротоколированы до твоего приезда, Инга Яновна Кочергина.

– Моя фамилия Ландсберг.

– Полиция стоит за дверью, но ты будешь экстрадирована в Россию. Ты гражданка России, объявленная в международный розыск. Когда Кочергина посадили, ты вернула себе девичью фамилию, но не гражданство. И не стала разводиться. Зачем? Он же Гений!

Мякишев надел Инге наручники, после чего открыл дверь и впустил в квартиру рижскую полицию.

– Почему я тебя не знаю, странно… – тихо проговорила Инга.

– Подполковник Мякишев. Живу на честные доходы, а такие мужчины тебя не интересуют.

Он взял со стола ее сумочку и вытряхнул содержимое на стол. Среди мелочей лежал билет до Санкт-Петербурга на сегодняшний день. Мякишев посмотрел на часы:

– А ведь могла бы успеть. Ничего, мы поедем другим поездом.

Громов выпустил серию статей. Теперь когда Антона Гордеева по-настоящему арестовали, его представили героем, сумевшим проникнуть в банду под личиной влюбленного простачка и разоблачить опасных преступников, безнаказанно грабивших инкассаторов. О том, что герой попал за решетку, в статьях не говорилось.

Свою вину Антон не отрицал. Как-никак, а деньги из хранилища он унес. Обвинения в убийстве с него сняли. В следственном комитете ломали голову – что с ним делать? Деньги Антон нашел и вернул, принимал активное участие в поимке банды, ранен при задержании опасных преступников. Лучший оперативник города, имеющий благодарности от министра. Громов грозил поднять всю общественность на ноги, если Антон Гордеев не будет освобожден. С его влиянием на умы читателей он мог это сделать, примеры тому уже имелись.

Решение приняли, когда из Риги вернулся подполковник Мякишев.

Дверь со скрипом отворилась. Антон сидел на койке в камере-одиночке и читал последний выпуск громовского вестника. Рядом стояла клюка, нога была перебинтована. В камеру вошел Мякишев.

– Бандитская пуля? Ты, как тот парень из кино, вечно ходишь перевязанным, и всегда тебя подстреливают бандиты.

– Только по-настоящему, – усмехнулся Гордеев. – Не везет, что тут поделаешь. Где пропадал, Сережа?

– Ездил в Москву за указом о присвоении тебе звания Героя России. Какой же ты дурак, Антон!

– Обстоятельства. Или врожденное.