Лев Гурский - Никто, кроме президента Страница 39

– Первая группа, пошла, – тихо скомандовал Рябунский, – вторая приготовилась, разрыв сто восемьдесят секунд.

Шульга и его троица растворились в траве. Я понимал, что сейчас они движутся к воротам КПП, но, сколько ни вглядывался в пейзаж, не мог сообразить, где они сейчас находятся. Оставалось ждать, пока они проявятся у ворот – так же внезапно, как исчезли отсюда. Вот они! Четыре тени мелькнули в «мертвой зоне» камер слежения, пчелы в наушниках на какой-то миг зажужжали сильнее, а затем раздражающий фон начисто пропал. «Это Нырок, – услышали мы ясный голос Шульги. – Главный вход свободен, мы фронтально движемся к заданному дачному участку».

– Вторая группа, ваш выход, – приказал Володя.

Ребята Грудцына уже не так скрытно, а потому намного быстрее, преодолели все ту же стометровку, обтекли забор слева и скрылись из виду. «Это Сова. Черный ход пройден, – вскоре донеслось из наушников, – окружаем участок с тыла».

– Вот теперь наша очередь, – объявил мне Рябунский. – Да ты, Макс, не спеши особенно, за три минуты дойдем отсюда прогулочным шагом, как белые люди…

Когда мы подошли к воротам, те уже были гостеприимно распахнуты, а охранники «Ускова-3», молодые парни в серо-синем камуфляже, встретили нас приветливыми, хотя и несколько напряженными улыбками. Грудь одного из охранников была густо измазана чем-то белым, похожим на заварной крем. На животе у другого расплылось большое водяное пятно, к краю которого прилип маленький кусочек лимона. Наверное, Шульга с ребятами возникли перед ними, когда те мирно чаевничали. И, возможно, равновесие сторон было достигнуто не в самую первую секунду. Думаю, на свежего человека отряд Рябунского производит мрачноватое впечатление – даже если тебе не упирают ствол в затылок, а говорят: «Здрасьте!»

«Это Нырок. Первый этаж дома – пусто», – тем временем доложил Шульга.

«Это Сова. Вошли с тыла во флигель. Пока никакого движения», – доложил Грудцын.

Вокруг было безлюдно. Лишь один раз мне почудилось, что за окном белого особняка, обнесенного фигурной изгородью, неосторожно колыхнулась штора. В остальном же элитный поселок номер 3 словно вымер. Даже птички не пели. Обитатели домов соображали: если народ в камуфляже легко миновал охрану, то, значит, никому из местных лучше не высовываться. Надежнее притаиться. Не нарываться. Авось пришли не за ними.

«Это Сова. Флигель чист, – сообщил Грудцын. Не без некоторого разочарования. – На чердаке, вероятно, держали заложника. Но давно. Дата на упаковке йогурта – недельной давности».

– Твой плюсквамперфект, получи и распишись, – вслух сказал мне Рябунский. – Не-де-ля!

– Может, он разлюбил йогурты, – возразил я. Просто из духа противоречия. – Может, объявил голодовку. Или его переместили из флигеля в дом…

«Это Нырок, – доложил Шульга. – В доме чисто. Обошли все помещения, указанные на плане. Ни мертвых, ни живых не найдено».

– Сам видишь, – сказал Володя, пропуская меня в калитку, открытую передовой группой, – ни живых, ни мертвых. Ни собак, ни людей. Штурмовать некого. Нырок, Сова! – обратился он к своим. – Обе группы выводите сюда, во двор… Похоже, пустышка, – с сожалением в голосе добавил он, уже опять мне. – Макс, извини, это я отмечу в рапорте. Ничего не поделаешь, служба.

Слово «пустышка» означало, что спецназ сдернули с места напрасно. Минимальное наказание за это – унизительная выволочка в кабинете генерала Голубева. Плюс мелочи: лишение премии, лишение на месяц казенного транспорта, урезание лимитов на бензин, если используешь свой автомобиль… погоди-ка, Макс!

– Володя, – быстро спросил я Рябунского, – а машины здесь какие-нибудь нашли?

– Нырок, Сова, слышали вопрос? У кого есть информация по машинам, ответьте капитану Лаптеву, – распорядился Володя.

«Рядом с флигелем, согласно плану, есть стоянка под навесом, – сообщил мне Грудцын. – Но там нет ни одной машины».

– А следы? Следы недавней стоянки машин? – уцепился я.

«Нет, – ответил Сова. – Следы протекторов – очень старые».

– Вот! – торжествующе сказал я.

– Что «вот»? – не понял Рябунский. – Ну старые. Значит, машину отогнали, например, в автосер…

– Три! – перебил я его. – У Звягинцева должно быть три машины на ходу, а еще коллекционный «плимут» в нерабочем состоянии. У меня данные из ГИБДД, самые последние… Тебе кто план дома дал?

Ребята из первой и второй групп между тем уже подтянулись во двор. Оба мини-планшета у старших групп были не выключены, и я взял один у Грудцына.

– План? Да как всегда. – Рябунский еще не понял, к чему я клоню. – Техотдел нашего Управления регистрации и архивных… Постой-постой! Ты думаешь, что они…

– Они эти фонды обновляют раз в тысячу лет, – сказал я и сунул ему под самый нос планшет. – Ты погляди: заметил клумбу? А где она на самом деле? Или вот: здесь на плане значится беседка. Ну-ка, оглянись по сторонам – ты ее видишь? Наверно, и с гаражом такая же путаница. Сам ты бы какую устроил тут стоянку?

– Ясное дело, подземную, – без раздумий ответил мне Рябунский и тут же в досаде хлопнул себя по лбу. – Ах, дьявол! Сержант Шульга! Что, по-твоему, за этим стальным перекрытием? Во-он, левее ступенек на веранду?

– Глухая стена, – сверившись с планом, доложил Нырок. – Кирпичи. За ними фундамент и сваи, больше ничего.

Рябунский подошел вплотную к перекрытию, послюнил палец и приблизил его к тому месту, где стальной лист почти упирался в кирпичную кладку.

– Мы идиоты, – с грустью поведал он личному составу. – Доверились филькиной грамоте. Все идиоты, включая меня и исключая капитана Лаптева. Вот она, нормальная дверь в подземный гараж. На электрической тяге, и даже не очень замаскированная. Шульга, Грудцын, быстро ищите проводку, будем аккуратно открывать. Кто у нас главные мастера по механике с электроникой? Вартанов и Кузьмичев? Работайте в темпе и тихо. Сигнализацию, упаси господи, не потревожьте, наверняка она тут есть…

Через две или три минуты стальной лист бесшумно отодвинулся вбок, освобождая широкий проход – вернее, проезд.

– Первым я войду, – шепотом сказал я Рябунскому. – Ты сам говорил: тут штурмовать некого. Значит, и мне можно в авангард.

Володя ответил мне меланхолической гримасой, означавшей нечто вроде: «Убьют – пеняй на себя!» – однако пропустил меня вперед. Краем глаза я увидел, что следом за мной, с интервалом чуть ли не в метр, был послан Шульга. Для прикрытия.

Полутемный коридор привел меня в огромный, хорошо освещенный неоновыми лампами подземный зал. Здесь было вольготно четырем машинам. Даже оставалось полно места для двух человеческих спин, которые склонились над багажником крайнего авто. А еще там была уже знакомая мне лохматая собака: она-то и почуяла гостей раньше всех, злобно гавкнув.

В гулком подвале лай превратился в гром. Люди у багажника мигом развернулись лицами ко мне. Женщина и мужчина. Сусанна – раз, незнакомый блондин – два. На фото в досье Сергиенко был коротко пострижен, но я его узнал и с длинными волосами.

Отряд Рябунского немного поотстал, и потому в первую секунду сладкая парочка вообразила, должно быть, что явился сюда я один. То есть меня можно запросто загрызть.

Сусанна с блондином что-то выкрикнули одновременно, и пес, рыча, кинулся в мою сторону. На мое счастье, кричали они хоть и хором, но разное. Это чуть задержало пса на старте, а затем Шульга просто не дал ему шанса добраться до моего горла.

Подвинув меня в сторону, сержант четко, как на учениях, произвел пуск дротика в собачью грудь. Снадобье из ампулы дало мгновенный эффект: прыжок пес закончил на бетонном полу уже неподвижным лохматым бревном. Лапы, зубы и хвост были скованы временным параличом – только в глазах у псины по-прежнему билось желание достать меня и выполнить команду. Ну уж дудки!

Теперь ничто не мешало подойти к машине. Я перешагнул пса, сделал несколько шагов, оттеснил локтем одеревеневших разом Сусанну с Сергиенко и рассмотрел мужчину, лежащего в багажнике.

Тот был помят, но явно жив – это хорошо. Плохо другое: он ничуть не походил на магната Звягинцева… Хотя, могу поклясться, я знал этого человека!

– Сусанна Евгеньевна, дорогая, – искренне удивился я, – а за каким чертом вы похитили уличного продавца газет?

30. ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ

Охранник приоткрыл дверь моей камеры, глянул настороженно и убедился, что узник не решетку пилит и не заточку полирует, а всего-то читает книгу. Это разрешено.

Обе собаки, явившиеся следом, подозрительно обнюхали воздух, клацнули зубами, но тоже ничего враждебного в атмосфере не нашли. Фокин мог заходить ко мне без опаски. Уж сегодня и завтра, подумал я, тут его здоровью ничто не угрожает – по причинам, знать которые Собаководу, впрочем, совсем не обязательно. Я слишком долго терпел, чтобы сорваться с нарезки в последние дни.

– Здравствуй, Паша, – произнес Фокин и уселся на стул между двумя бдящими псами.